Под ногами пушистые метелки келерии и бархатистая лапчатка. Много ее в это лето! А на полянках на лугах таволга и вязель, в кустарниках вечерница и живокость. И все живет, цветет, буйствует, радует глаз...

Нет, Ленька ничего не знал о Наре и о ее берегах! И не только потому, что не слышал прежде о боях с Наполеоном на Наре. И о письме Кутузова царю, и о словах его после победы под Тарутином. Не только поэтому...

Сережки, как оказалось, тоже находятся при Наре. Женщины идут на берега Нары полоскать белье. Мужчины в каждую свободную минуту - на рыбалку. Мальчишки и девчонки - на купание. А старухи, на что уж Александра Федоровна, бабушка, и то по вечерам вылезают на берег Нары: сидят, смотрят на реку, вздыхают почему-то и смотрят вдаль, туда, за реку, думают, размышляют о чем-то своем, давнем...

Нет, не знал Ленька прежде Нары.

- Купаться пойдем? - спросил он как-то Елку.

- Купаться?

- Да, на Нару, - решительно подтвердил Ленька.

- Пойдем, Леонид, - согласилась Елка. - Я только тогда сбегаю переоденусь...

И опять пели соловьи над Сережками. И гремели патефоны. И весело маячили белые свежие столбы, которые скоро принесут сюда свет и радио. И трещал движок возле переполненного клуба, где после доклада о международном положении шел концерт, и в нем, конечно, выступала Елка.

- Баб! А ты что там, в этой своей бригаде, делаешь?

Каждое утро, чуть свет, уходила Александра Федоровна из дому; днем, в обед, забегала в избу в лучшем случае на полчаса, чтобы покормить Леньку, и опять исчезала до вечера.

Что делает бабушка в бригаде, Ленька, в общем-то, знал. Вопрос его имел скорее другой, неведомый бабушке смысл...

Александра Федоровна сначала не поняла.

- Как что, Ленек? - переспросила она. - Как все. Куда колхоз пошлет на прополку ли, на уборку, на стройку какую, туда и идем. Сейчас сенокос, к примеру. В лесах косим, по оврагам. А там и клевер ждет...

Поля вокруг Сережек велики. В один край пойди - километров восемь будет. В другую сторону не меньше, а то и все десять. А тут еще и леса, где колхозники косили сено, и скотный двор, и конюшни, и полевой стан, и стройки всякие. Сейчас вот свиноферму строили, а в самой деревне еще и ясли...

На полях бабушку и ее бригаду Ленька почти не встречал. Не встречал, хотя каждый день тоже делал что-то с ребятами для колхоза. А иногда и теперь и с Елкой. И если прошлым летом для него все это было только забавой, развлечением, то сейчас...

Но Александра Федоровна, кажется, поняла что-то:

- А чегой-то ты, Ленек, интересуешься? Уж не в бригаду ли ко мне захотел? Не разрешу, Ленек, не разрешу! И так, знаю, все лето трудишься. Думаешь, не вижу! Да и люди говорят. Как же я маме твоей в глаза посмотрю? Она тебя на отдых прислала, а ты все в поле да в поле. И так колхозу помощь. Хватит, Ленек!..

Ни о каком колхозе Ленька сейчас не думал. Смешно, наверно? Наверно...

Смешно, но Леньке почему-то очень хотелось теперь быть похожим на Елку. На ту самую Елку, которая умела доить коров и скирдовать сено. На ту, которая полола свеклу и косила траву. На ту... В общем, на ту, какой он ее видел и знал.

- А уж если хочешь помочь, Ленек, - предложила Александра Федоровна, - то сходи завтра на базар. Как раз и день выходной, базарный. Сама бы сходила, да мы еще сено не все убрали.

Это Ленька любил. И на базар ходить, и в Москве - по магазинам. Дома мать всегда хвалила Леньку: "Ну, купил все лучше, чем я. И мясо выбрал какое! Молодец, Лень!.."

Наутро они пошли с Елкой на базар. Через молодой ельник, потом вниз, к Наре, и дальше через мост. У реки носились стрижи и бегали по песчаным отмелям деловитые трясогузки.

А в лесах - и справа от реки и слева: "сить, сить, ти-ти, ти-ти, цири-ри-ри-ри, ци-ри, терр-церк, терр-церр". Это пели синицы.

И трещали сороки, и подавали свои голоса дрозды и иволги, и где-то далеко и глухо куковала кукушка.

Уже на обратном пути, проходя с покупками по скрипучему деревянному мосту, Ленька вдруг заметил прямо перед собой на крутом обрыве ель и березу. Они были точно такие же, как у их дома в Москве, и так же росли рядом, словно из одного корня. Только ель посветлее и береза покрыта живыми, шевелящимися листьями. Ну конечно, он вспомнил их теперь! Он видел их в прошлом году...

Ленька даже присвистнул от неожиданной радости, саданул ногой по какой-то щепке, и она полетела за перила моста, крутясь, в воду.

- Ты что, Леонид? - серьезно спросила Елка.

Он ухмыльнулся.

- Да ничего! Просто нравится здесь!

- А я не понимаю все-таки, зачем ты купил эту утку? - невзначай спросила Елка.

- Утку? - не понял Ленька. - Бабушка просила, и купил. Для еды. А что?

- А кто ее резать будет?

- Как - кто? Или бабушка, или я, - не задумываясь, ответил Ленька. А кто же еще? Я могу!

- А я никак не могу, - призналась Елка. - И никогда бы не смогла. Наверно, это глупо? Да?

Потом сказала другое:

- А знаешь что? Давай как-нибудь на Нарские пруды съездим? Только лошадь надо в колхозе взять. А то далеко...

Ленька не слышал прежде о Нарских прудах.

- Знаешь, как там! Во! - продолжала Елка. - И недалеко! Часа четыре с половиной... В общем, надо на весь день туда ехать.

- Что ж, давай съездим, - согласился Ленька. - А когда?

Лето, как всегда, проходило быстро. Казалось, еще вчера по деревне летел тополиный пух и пахло свежескошенным сеном и земляникой, а вот уже и одуванчики отцвели, и васильки у дорог поблекли, и все чаще в полях слышался шум тракторов: началась уборка. И цвета - земли, лугов и лесов были теперь другие, и птицы пели иначе...

В один из начальных августовских выходных дней к Леньке приехали мать и отец. У отца были свежие газеты, и Ленька сразу же уткнулся в них, попутно отвечая на вопросы родителей:

- Да, хорошо!.. Ага, хорошо!.. Что?.. Да, все хорошо... Сплю? Хорошо сплю!..

Александра Федоровна довольно поддакивала. Что-что, а у нее к внуку никаких претензий. Наоборот! И по дому помогает, и слушается, и в колхозе не чужой человек - люди хвалят... Все б такие дети были!..

Ленька не слушал разговора старших.

Вдруг сорвался с места:

- Пап! Можно, я на минутку? Мам! Мне очень нужно! Я сейчас вернусь...

Родители и бабушка молча переглянулись.