— Я и вывернулся, — сказал Дон. — Я очень удачно убрался с дороги у летящей кастрюли с супом. И рад этому несказанно. И ты, варвар, радуйся. Потому что в ином случае ты имел бы на руках значительно большее бедствие, чем новая спайка с лезущей из нее планетой — обваренного меня.
— Да, — согласился Збышек, сопоставив все “за” и “против”, - глотка у тебя луженая. Я бы не вынес. Так что делать будем?
Дон дернул плечами:
— Спроси у Макропа. Может, у него появились какие-нибудь мысли по этому поводу?
— Макроп, — позвал Збышек. — У тебя появились какие-нибудь мысли по этому поводу?
— Для точных расчетов не хватает информации, — немедленно откликнулся компьютер.
— Эх ты, — укорил Збышек, — искусственный интеллект… умник…
— Виноват, сэр.
В голосе Макропулуса прозвучали фальшивые нотки искреннего раскаяния.
— Не переживай, — сказал Дон. — Збышек шутит.
— Я понимаю, сэр, — ответил искусственный интеллект. — Я — тоже.
— Он это серьезно? — Дон посмотрел на мрачно веселящегося Збышека. — В смысле… Я имею в виду — он понимает юмор?
— Я и сам не знаю, — признался Збышек. — Но иногда мне кажется, что понимает. Вот сейчас, например.
Впрочем, конечно, за истекшие двое суток загробного существования, информации у группы Маллигана поприбавилось. Если считать информацией ощущения. Информация давалась в ощущениях. Их было довольно много, и во многом ощущения Дона и Збышека совпадали. В мешке, который для простоты они уже прозвали Пыльным, им ничего, считали они, не угрожает, поскольку пространство вокруг “Калигулы” относительно стабилизировалось, вполне обычный вакуум, в вакууме плавают два корабля и аккуратная, земного типа полутяжелая планета. Спайка рассосалась, кораблей НК не выплюнув. Возникало предположение, что их и не было, а планету в дальних далях спайка сглотала естественным, так сказать, путем. Но одновременно возникало также предположение, что никакого естественного пути места не имело, потому что естественным путем спайка содрала бы, конечно, прежде всего, с планеты атмосферу, возвышенности и воду. Авраамий подсчитал, что планета выскочила из канала со скоростью 0,9 световой. О каком же естественном пути идет речь? Хорошо. Тогда немедленно возникало предположение, что в спайковый зародыш планету запихали, непонятно как и чем прикрыв от скоростей и гравитационных флюктуаций, НК. Неведомо, мать иху так, Кто. В качестве, например, Большой Мины. Или в качестве Плацдарма. Погост всегда был пустым местом, вот они и подумали, что никто не заметит. И жестоко просчитались! Надлежит героически и немедленно пресечь их злонамерения. Вдарим из “Баймурзы”, а того лучше, снимем с “Калигулы” резервный сингулярник, разгоним его на полную мощность, замкнем, да и сбросим аккуратно в атмосферу. Каково? А если там люди? А в Галактике, что, не люди?… Давай сначала пойдем посмотрим. Ладно, Дон, пошли посмотрим, что там за планета такая. Пошли посмотрим, согласился Дон.
И они пошли.
Скоро “Калигула” болтался на орбите бродячей планеты, как попугай на жердочке, которую хозяйские дети из добрых побуждений густо намазали быстросохнущим клеем. Прутья у клетки были толстыми, а шаль, накрывающая ее — плотной. Макропулус жадно обозревал планету из всех дыр, что имелись в корпусе “Калигулы” и отказывался до получения всех данных, что-либо комментировать.
Еще сутки спустя Дон не выдержал и сунул в футляр гитару:
— Мы так и будем свисать с ветки?
— А что делать? — философски заметил Збышек и потянулся за присосками. — От судьбы не убежишь, глупый белый человек. Связи нет. Планета не вращается. Радио на планете нет. Города есть. Людишки копошатся. Электричества нет. Вопросы: что освещает планету, если в мешке нет звезд? Почему атмосфера стабильна? Почему среди населения не заметно паники? Какие денежные единицы имеют хождение?
— Нет, ты подожди! — остановил его Дон. — Пока ты тут в кресле пускаешь слюни, растекаясь мыслию по Макропулусу, я маюсь от безделья. Давай хоть планетку осмотрим, а?
— Что ты имеешь в виду?
— Сядем, я имею в виду.
— А чего на нее смотреть? И так все понятно, — сказал Збышек. — Планетка должна быть голенькая и мертвая. Ты сам подумай: сорвало ее с орбиты, протащило по ледяному космосу и вышвырнуло неизвестно куда. Ты бы выжил в таких условиях? Все вокруг рушится, атмосферы нет…
— Атмосфера есть, — сказал Дон. — Ты чем там занимаешься внутри компьютера? Порники смотришь? Полярные шапки тебе ни о чем не говорят? А вот этот шлейф?
Збышек посмотрел на Дона.
— Дон! — очень серьезно сказал он. — Мы над планетой больше суток. Я тоже знаю, что атмосфера есть. Не могу я с тобой, Дон! Я ИНОСКАЗАТЕЛЬНО ГОВОРИЛ, ИРОНИЧНО!
— Иносказательно, — сказал Дон. — То есть ты просто трусишь?
— Ну и что? — сварливо откликнулся Збышек. — Ну и что? Мне и так хорошо. Пусть с этим спецы разбираются. Да и атмосфера, которую я вижу, но в которую не очень верю, доверия у меня не вызывает. Ядовитая, поди. И людишки в городах, поди, никчемные.
— Давай проверим.
— Говорят тебе — ядовитая! Нечего и проверять.
— Хочешь пари? — спросил Дон.
— Не хочу, — сказал Збышек. — А какое?
— Если атмосфера ядовитая и людишки никчемные, я отдам тебе свой ножик. И разрешу громко в рубке слушать этого твоего музыкального графомана.
Это звучало крайне заманчиво. Ножик, заведенный Доном взамен сломанного в цыганском хитиновом суставе, был почти произведением искусства, стоил кругло и вызывал у Збышека разнообразные криминальные желания. В общей массе преобладало стремление заполучить клинок любым способом. Кажется, это — шанс.
— А я, — спросил Збышек, — что буду делать я?
— Ты будешь есть мою шляпу, — сказал Дон. — Я купил на Дублине прекрасную фетровую шляпу. Как знал. Ты съешь ее — в сыром виде. Ножом и вилкой, или откусывая от края — как тебе больше нравится.
— Никак не нравится, — сказал Збышек. — Может, лучше я тебе верну тот кусок морского гребешка? Кроме того, Макроп и так сказал, что атмосфера не ядовитая…
— Ну так забьемся насчет людишек!
— Дон, давай подождем, а? Если планету сюда вытолкнули НК, то мешок должен когда-нибудь прорваться! Придет сюда большая теплая “Ямаха”, “Стратокастер” придет, как вдарим! Или давай сами вдарим, обсуждали же!
— А если вдарилки не хватит, “Калигула” же не шипоносец! А если будет поздно? — трагически сказал Дон. — Если мешок прикрывает планету, пока она еще слаба? Мы с тобой Галактику защищать будем, наконец, или нет? Нас Ларкин не похвалит!
— Все это, конечно, да… Но мне как-то…
— Замечательный, прочный, блестящий нож, инструмент настоящего мужчины, прекрасное дополнение к твоему мечу — против какой-то драной шляпы! Да ты скупердяй! Ты — дважды скупердяй, потому что и шляпа — моя. Что ты теряешь? Ровным счетом — ничего.
— Подозрительно мне это все, — сказал Збышек.
И согласился. Его давно снедало любопытство. От сети его Мешком отрезали, а Збышек ненавидел скучать.
Настоящим имеем мы приемную в апартаментах Хелен Джей Ларкин, располагающихся в наиболее защищенном месте “Стратокастера”. В приемной тяжело, как сигарный дым, плавает напряженное молчание. А сама Мама Ларкин выглядит так, словно сию секунду у нее в руке зародится ярко сверкающая ветвистая молния и обрушится на голову бригадира Бояринова, испепелив по дороге Эйно Нурминена.
Так мнилось Нурминену и только что прибывшему на “Стратокастер” Дану Бояринову. Можно сказать, что Нурминен и Бояринов присутствовали здесь незримо. Они сидели тихо, как мышки, и исподтишка наблюдали за перемещениями по кабинету Ларкин. Хелен Джей металась от стены к стене, как голодная тигрица. Большой Шеф Запада была вне себя. Но — насколько — знала, к счастью, только она сама. Иначе Эйно и Дан покончили бы самоубийством. Еще вчера: для простоты.
Внезапно Ларкин остановилась, посмотрела на часы, а потом перевела взгляд на платиновую табличку, висевшую на стене под гербом Галактики, что располагался прямо над ее креслом. Девиз ППС. Девиз был краток, и вы все его знаете. “Граница — везде”. Девиз был точен, вы все это знаете.