Преемник Мономаха на киевском великокняжеском «столе» Мстислав Владимирович (1125–1132 гг.) продолжал политику своего прославленного отца. Он крепко держал в руках доставшуюся ему по наследству власть над всей Русью, опираясь на крепкую единую военную организацию, созданную Мономахом. Это обеспечивало неизменный перевес в столкновениях с половцами. Когда Всеволод, сын Олега Гориславича, попробовал было с помощью половцев разжечь усобицу, великий князь Мстислав вообще не допустил половецкую орду в пределы Руси. Семитысячное половецкое войско бесполезно простояло за рекой Вырем (приток Сейма), у Ратимировой дубравы, и вынуждено было отступить.
Продолжая наступление на кочевников, русские полки оттесняли отдельные половецкие орды «за Волгу и Яик». Почти на тридцать лет прекратились походы половецких ханов на Русь. В последние годы великого княжения Мстислава битвы с половцами переместились на восток, к рязанским рубежам. Видимо, половецкие кочевья отступили от опасного для них Приднепровья. Но и здесь половцев преследовали неудачи. Так, в 1130 г. «князья рязанские, и пронские, и муромские много половцев побили».
Но единство Древнерусского государства, возрожденного при Владимире Мономахе и его сыне Мстиславе, не было прочным. С 30-х годов XII столетия снова начались княжеские усобицы. Прекратились общерусские походы в степи, нарушилась общегосударственная система обороны страны от набегов кочевников. Это дало возможность половцам со временем оправиться от сокрушительных ударов, нанесенных им русскими полками, во «время мономахово», и даже организовать новый натиск на Русь. Вмешиваясь в феодальные войны, половцы использовали усобицы для того, чтобы безнаказанно грабить русские земли. В 1135 г., например, они во время усобицы «взяли город Нежатин, и села пожгли, и Баруч взяли и пожгли, и много пленных взяли», а летом следующего года «воевали села и города по Суле, пришли к Переяславлю Русскому, и много зла сотворили, и Устье пожгли». Опустошены были даже окрестности Киева. Снова, по словам летописца, наступил «голод великий по земле, и пленение, и кровопролитие, и оскудела земля пустотою». В 1138 г. «воевали половцы Курск, и пленили землю всю, и пожгли», а затем, прорвавшись через Сулу, начали разорять земли в бассейне реки Удая, взяли Прилуки и намеревались уже идти к Киеву. Опасность была настолько большой, что князь Ярополк по примеру отца своего Мономаха начал собирать большую рать. Он собрал «множество воинства: югричи (венгры), чехи, ляхи, киевляне, переяславцы, владимирцы со всеми волынцами, туровцы, деревлянцы, полочане, смолняне, галичане, ростовцы, еще к ним и берендеев 40 тысяч». Перед лицом столь грозной силы половцы поспешно отступили, а затем и запросили мира.
Эти события очень показательны для русско-половецких отношений в первые десятилетия после «времени Мономахова»: достаточно было Руси выставить объединенное войско, как степняки отступали. Но как только опять начинались усобицы — половецкие набеги возобновлялись с новой силой. Летописцы прямо указывали на связь половецких набегов с княжескими усобицами: «Узнали половцы, что князья не в любви живут, начали пакостить». Порой и сами враждовавшие князья приглашали отряды половцев себе на помощь.
Борьба Руси с половецкими ордами продолжалась и в период феодальной раздробленности. В это время со степняками воевали в основном военные силы пограничных княжеств. Князья пограничных со степью территорий не раз организовывали походы на половецкие вежи, чтобы предотвратить очередные нападения или покарать за набег на свои княжества. Однако в отличие от действий Владимира Мономаха такие походы не имели общерусского характера и преследовали, как правило, ограниченные цели: вытеснить половцев за пределы своих владений, отбить награбленную добычу и освободить пленных. В глубь половецких степей дружины пограничных княжеств обычно не заходили.
Со второй половины XII столетия в борьбу с половцами активно включилась Северо-Восточная Русь. И раньше дружины северо-восточных русских княжеств вместе с киевскими, переяславскими и черниговскими воинами бились на южных рубежах Руси и ходили походами в Половецкую степь. Теперь владимирские, суздальские, рязанские, муромские, пронские дружины начали предпринимать самостоятельные походы в Половецкую землю и наносили кочевникам серьезные удары, ослаблявшие их натиск. Значительно возрос вклад Владимирской земли в общенародную борьбу с кочевниками. Русские люди, населявшие безопасные от половецких набегов залесские земли, пришли на помощь жителям пограничных княжеств, приняв на свои плечи часть тяжести войны с воинственными степняками.
Первый большой самостоятельный поход на половецкие вежи северо-восточные русские дружины предприняли в 1160 г. Многочисленное войско, в которое входили «воинство ростовское и суздальское, и рязанцы, и муромцы, и пронцы, и другие многие», выступило «на половцев в поле за Дон далече». Где-то в степях произошла «брань великая и сеча злая». Половцы не устояли перед натиском и «рассыпались во все стороны». Началось преследование. Но это было еще не поражение степняков, а обычная для них тактика заманивания противника под удар засадных отрядов. Когда русские дружины во время преследования расстроили свои боевые порядки, половцы снова собрались вместе и «ударили на русское воинство, и многих избили». С большим трудом русские полки отбили этот натиск. Понеся большие потери, половцы «бежали восвояси». Но и русское войско потеряло много воинов. Князья и воеводы, руководившие походом, вернулись в свою землю «с малой дружиной, потому что многие были избиты в поле половцами».
Для борьбы с половецкими набегами Русь использовала отдельные кочевые племена, которые признали верховную власть киевских князей и служили им. С середины XII столетия русские летописи называли этих «служебных» кочевников «черными клобуками» (буквальный перевод — «черные шапки»). В состав «черных клобуков» прежде всего входили остатки торков и печенегов, которые бежали к русским рубежам под натиском половцев и искали защиты у киевского князя. Печенегов и торков, смертельно ненавидевших половцев, селили на южных рубежах страны с тем, чтобы лучше защитить русские города и села, Основная масса печенегов и тор-ков, подчинявшаяся ранее половецким ханам, перешла на сторону Руси в начале 20-х годов XII столетия, после победоносных походов в степи Владимира Мономаха. Однако отдельные отряды этих кочевников служили киевским князьям и раньше. Районом их расселения стало Поросье.
В состав «черных клобуков» входили также турпеи и коуи — кочевые племена, пришедшие на Русь вместе с торками. Коуи жили в основном в Черниговской земле, были вассалами черниговских князей и участвовали вместе с ними в походах. Турпеи расселились в Переяславской земле, на левом берегу Днепра.
Среди «черных клобуков» русские летописцы постоянно упоминали также берендеев, которые стали служить русским князьям с начала XII века. Уже в 1105 г. берендеи воевали с половцами на Зарубе (южнее Переяславля). Основная часть берендеев осела также в Поросье. Берендейское конное войско в отдельных случаях достигало 30–40 тысяч человек.
За свою службу предводители «черных клобуков» получали города и земли в Поросье и в других районах вдоль степной границы. Отлично знавшие половцев, быстрые и смелые всадники, с детства приученные к стрельбе из лука и стремительным конным переходам, «черные клобуки» исправно несли сторожевую пограничную службу, предупреждая о половецких набегах, а то и самостоятельно их отражая. Для «черных клобуков», занимавших земли на крайних рубежах степной границы Руси, борьба с половцами была вопросом жизни и смерти: если русский землепашец, отчаявшись, мог уйти с пограничных земель на север, в леса, то для скотоводов — «черных клобуков» пути из степей не было. Редкая война с половцами проходила без активного участия «черных клобуков».
В совместных войнах против общего врага проходило постепенное слияние торков, печенегов, берендеев, коуев, турпеев со славянским населением пограничной полосы. Торческие вожди роднились с русским боярством и оседали в городах. Среди служилых торков распространялось христианство. Торческих бояр летописцы именовали по имени и отчеству, как русских, при торческих отчествах появились русские имена: Яков Дигеневич, Демьян Куденевич. К XIII веку слияние торков с русскими дошло до того, что киевским тысяцким стал торк Дмитрий Ейкович, а спасским игуменом и архиепископом — торк Петр Акерович! Имена торческих богатырей попадали в русские былины.