Войдя к Карлстромам, я было стала причесываться у зеркала в раме. Оказалось, однако, что это только рама.

– Зеркало сегодня утром треснуло, – сказала виноватым голосом Эйприл. – Завтра купим другое, вы уж нас извините.

– Да, так уж получилось. Вообще-то у нас такой непорядок редко – также извиняясь, заметил Бо.

К этой теме – об отсутствующем на пару дней зеркале – они возвращались еще не раз, пока я не сообщила им, что у меня в московской квартире треснул потолок в коридоре, и я уже полгода не соберусь его отремонтировать. Тогда только, кажется, они успокоились. И показали мне новый стул. Это было отлично выполненное фабричное изделие, хорошей формы и прочное. Я, конечно, похвалила покупку, хотя и не поняла, что в ней такого уж особенного.

– А то, что это не покупка, – сообщила довольная Эйприл. – Это самоделка.

– Неужели Бо такой умелец?

– Не Бо, а Эрик.

Сын Карлстромов, школьник, сидел с нами за столом, застенчиво отводя глаза в сторону. Я с трудом могла в это поверить:

– Эрик, неужели ты это сделал сам?

– Да, на уроке ручного труда. У нас были занятия по работе с деревом. Вот я и подумал: сделаю что-нибудь для своего дома. И сделал.

Ни в одной стране не приходилось мне так часто слышать слово «дизайн», как в Швеции. И, я думаю, нигде не играет он такой значительной роли, нигде не влияет на повседневную жизнь больше, чем здесь.

…Каждый день, выходя из дома, я выдерживаю – а вернее, не выдерживаю – это испытание. Путь мой к метро лежит мимо посудного магазина. Не заметить его витрину нельзя. А взглянув на нее, невозможно не остановиться. Она прекрасна. В какой-то неуловимой взаимосвязи и гармонии здесь расставлены, развешаны, разложены товары – чашки, чайники, вазочки, салатники… Все это завораживает разнообразием форм и расцветок. Хорошо, если я спешу и нет времени войти внутрь. Но если оно есть… тогда уж почему бы и не заглянуть? Я знаю, как это опасно (для моего кошелька, разумеется), но все равно не могу удержаться.

Войдя в магазин, я веду некий аутотренинг: «Предположим, что это музей. А я всего лишь его посетитель. И ни один из этих очаровательных экспонатов не продается». Так я внушаю себе до тех пор, пока не вижу салатницу – удлиненно изогнутую, блестяще-черную снаружи, светло-серую изнутри. Ничего элегантнее этой посудины я, кажется, раньше не встречала. Я представляю себе, как в Москве наполняю ее зеленым салатом и ставлю на стол, за которым сидят мои гости. Впрочем, что же, у меня один салат на столе, что ли? Нет, надо, чтобы этих штук было хотя бы две. Или три.

– Не хотите ли в тон к салатницам посмотреть тарелочки? – предлагает мне продавщица, заворачивая покупку. – У нас сегодня первый день распродажи.

Ну уж если сегодня дешевле, чем вчера, то сам бог велел не скупиться. Я мысленно пересчитываю кроны в портмоне. Да, могу себе позволить и тарелочки, и еще вот эту изящную пару – солонку и перечницу, ракетами вытянутые вверх и точно подходящие мне по цвету. Я вытряхиваю все купюры из сумки и собираюсь выходить. Но тут вдруг взгляд мой зацепляет круглая керамическая миска, облитая сверху блестяще-черным и в черно-серую клеточку изнутри… Как тут можно остановиться?

– Извините, – молящим голосом прошу я продавщицу. – Не могли бы вы эту вещь отложить, я очень быстро вернусь, это рядом.

Вот почему я боюсь проходить мимо посудного магазина. А мимо мебельного – не боюсь. Хотя дизайн домашнего интерьера, открывающегося за широкой стеклянной витриной, тоже очень хорош. Можно и внутрь войти без риска: не потащишь же отсюда в Москву диван или стол со стульями!

Впрочем, витринный дизайн привлекает тут в любом магазине. Об этом писал еще Илья Эренбург: «В Швеции замечательные витрины. Крупа, фрукты, чашки, лапша – все это разложено с поразительным мастерством, скажу больше – с вдохновением. В этой идеализации материи ныне сказывается эстетический гений шведского народа».

Полвека назад этот «эстетический гений» писатель заметил только в витринах магазинов. Сегодня то, что называется современным словом «дизайн», в Швеции можно увидеть на каждом шагу.

Я не сразу понимаю, отчего у меня складывается стойкое ощущение красоты окружающего меня мира. Понять это мне помогает высказывание знаменитого немецкого дизайнера Константина Грика: «Приезжая в аэропорт в Стокгольме, вы видите современный дизайн. Стойка обслуживания, убранство кафе, одежда служителей, даже бумажные стаканы, и тарелочки, и салфетки – все это оформлено с непревзойденным вкусом и в общей гармонии. А потом, уже в самом городе, автомобили, стоянки автобусов, мобильные телефоны, компьютеры – все-все говорит о том, как современна эта страна. Как вездесущ ее дизайн».

Я привыкла гордиться московским метро. Я и сейчас его люблю, особенно старые станции, щедро украшенные в стиле советского ампира. Да и новые, несмотря на экономию материала, тоже хороши. И все-таки стокгольмское метро сильно поразило мое воображение. Про него можно сказать словами какой-то нашей телерекламы: «Это стильно!». Здесь нет ни одного лишнего украшения, ни одной яркой краски – зато есть та сдержанность, строгая необходимость, которая определяется понятием lagom. Однотонные стены вестибюля в бежевом колере отделаны полосками коричневого цвета: иногда они идут сплошной линией, иногда прерываются, иногда нарушают размеренный ритм. И все. Ничего лишнего. Тем не менее это решение создает ощущение живой динамики и хорошего вкуса, притягивает взгляд.

Конечно, стокгольмское метро не избежало беды общественного транспорта всего мира: его стены – слишком соблазнительные площадки для рекламы. Однако и тут шведский дизайн постарался облагородить это вторжение бизнес-интересов. Реклама не портит эстетику метро, как это происходит в Москве, или в Нью-Йорке, или в Чикаго. Нет, она вписывается в декоративную систему как гармоничное украшение. Все рекламные постеры помещены в рамки одного размера – как бы картины средней величины. И размещены они на стене лесенкой по ходу движения эскалатора. Складывается впечатление, что едешь мимо небольшой картинной галереи. Аккуратно и эстетично.

Хороши и вагоны метро. Заметно просторнее наших, сиденья шире, расположены не друг напротив друга, а по сторонам, лицом по ходу поезда. Но главное отличие – апельсинно-желтые ручки и подлокотники изящно удлиненной формы. Эти цитрусовые разбивки оживляют однообразие пространства, веселят глаз. И к тому же хорошо заметны, если за них надо внезапно ухватиться.

В другой раз я получила удовольствие от шведского дизайна в академическом здании Гётеборгского университета. Строгие аудитории, классы, спортзал. Где тут простор для художественной фантазии? Но Марина Гершетти, декан факультета журналистики, настойчиво предлагает мне пройтись по зданию, смотрит со скрытой гордостью. Аудитории большие, просторные, светлые – что ж, это хорошо (со вздохом вспоминаю здание родного факультета журналистики лучшего в стране Московского государственного университета. Здесь я училась, здесь сейчас преподаю. В нем мало что изменилось).

Марина приводит меня в комнаты для самостоятельных занятий, здесь ребята читают, пишут, работают с компьютером. И я останавливаюсь в изумлении: как можно было превратить это деловое рабочее помещение в такое красивое и уютное пространство? Мебель в комнатах одинаковая – столы и стулья. Но у каждой свой стиль и колорит. В одной вся мебель выдержана в весеннем светло-зеленом цвете. В другой – черно-белый рисунок причудливых растений. В третьей – теплые палевые тона разного оттенка, от свежего молока до молока густо-топлёного. Но больше всего Марине не терпится показать мне лестницу между этажами. Она закрыта стеклянным футляром, и все сооружение напоминает водопад или, учитывая местные особенности, фьорд. Свет, простор, движение…