– Почему вы это сделали? – спрашиваю я.

– Потому что Сьёгрен – чисто шведская фамилия. А иначе мне, с моей греческой, было бы трудно найти работу.

Впрочем, все это, конечно, не правила, а их нарушения. В целом же недоброжелательное отношение к приезжим считается признаком дурного тона, а выраженное откровенно – бескультурьем и невоспитанностью.

Неприлично не только противопоставлять одну этническую группу другой, но даже говорить об их различиях. Я еще раз вспоминаю смущение моих собеседников, университетских профессоров, когда я попросила их рассказать мне об особенностях шведского национального характера. Они даже сам мой вопрос сочли недостаточно деликатным, неполиткорректным.

Идеология эта, я думаю, действительно свойственна большинству шведов. Во всяком случае, образованным горожанам. Однако есть и другие. Жители окраин, особенно тех, которые плотно заселены приезжими, проявляют неприязнь к «чужакам» без всякой политкорректности. Об этом мы беседуем с редактором газеты «Geteborgs-Рosten» Сесилией Фриске.

– К сожалению, в последние годы мы наблюдаем новое для нас явление – ксенофобию. У взрослых это проявляется в брюзжании по поводу приезжих – их многодетности, шумного поведения, привычек. У подростков это переходит в стычки, иногда – правда, пока еще редко – в уличные беспорядки. Недавно наша газета написала о драке, в которой ребята из местных семей напали на компанию своих сверстников-иммигрантов. Поколотив их, банда не остановилась, а пошла бить стекла в лавочках.

– Мы получили десятки писем от своих читателей, возмущенных этим, как они писали, «совсем не шведским» поведением ребят. Однако пришли и два других отклика. Вот посмотрите.

Сесилия протянула мне два листка – вырезки из газеты с нашумевшей статьей. Поперек одной страницы было написано черным фломастером: «Долой иммигрантов!», а поперек другой – красными чернилами: «Чужаки, убирайтесь домой!»

– Мы, конечно, стараемся задушить эту болезнь национализма еще в зародыше. Но я с тревогой наблюдаю, как эпидемия вспыхивает то там, то здесь.

В газете «The local» я прочла, что рабочие одной строительной фирмы устроили забастовку протеста против руководителей, которые вербуют строителей в Литве и Польше. Гастарбайтеры снимают дефицит рабочих рук, а значит, снижают зарплату.

Где же выход?

– Как вы понимаете, я совсем не ксенофоб. Я резко осуждаю все эти выходки, – говорит Йон Орнес, возвращаясь к неполиткорректной теме нашей беседы. – Но поток иностранцев действительно ведь становится неуправляем. Они приезжают со своей культурой, часто сельской, со своими привычками, далекими от наших. Они вваливаются, например, в вагон метро большой толпой, громко переговариваются, ссорятся, мирятся – все это на виду у других. Шведы воспринимают это как бесцеремонность, неуважение к местным обычаям. Кроме того, они не разрешают своим девушкам по вечерам ходить в бары или встречаться в кафе, то есть лишают их общения с друзьями. Им кажется диким наш семейный уклад, где муж делит с женой заботы по дому: хозяйство, по их представлениям, дело чисто женское. Более того, некоторые из них привозят сюда законы шариата, вроде многоженства…

– Ну, может, и бог с ними. Пусть живут как хотят.

– Пускай, конечно, если это происходит в их странах. Но не в Швеции. А здесь влияние этих культур может настолько изменить этнический колорит, что шведская идентичность просто исчезнет…

Это опасение разделяет и журналист общенациональной газеты «Свенска Дагбладет» Ян Бломгрен. Его, правда, больше, чем этнический, беспокоит социальный аспект:

– Поток иммиграции все время увеличивается, – говорит он. – В 2007 году в Швецию переехало в полтора раза больше людей из зарубежья, чем в предыдущем году. Пригороды некоторых наших городов становятся похожими на анклавы южных стран. Десятки тысяч приезжают из Ирака, Ирана, Афганистана, Сомали… Приезжие меняют социальную картину страны. Правительство борется с имущественным расслоением, с бедностью и безработицей. А беженцы эту цель отодвигают все дальше: иммигрантские районы – это концентрация плохо образованного, бедного населения. Я, разумеется, не против иммиграции вообще. Но я считаю, что ее поток пора попридержать.

Меня также интересовали мнения на этот счет молодого поколения. Вот только два из них.

Эрик, ученик средней школы, 16 лет:

– У нас такая серьезная проблема с жильем: чтобы снять квартиру, мой старший брат, инженер, стоит в очереди уже два года. А для иммигрантов правительство строит дешевое жилье.

Анна-Лена, аспирантка Стокгольмского университета, 23 года:

– Я считаю, что, наоборот, процедуру разрешения на жительство надо упростить: пусть приезжают все, кто хочет. Ведь это же разнообразит нашу жизнь.

Профессор Чарлз Уэстин, который возглавляет научные исследования проблем иммиграции, знает о подобных суждениях очень хорошо. Его собственное мнение вполне определенно:

– Иммиграция, то есть вливание в общество людей из разных культур, это в конечном счете благо. А вот гомогенность, замкнутость на национальной однородности – это действительно беда.

– Что же плохого? – возражаю я. – Устоявшиеся традиции, привычки, похожесть в укладе жизни и образе мыслей – разве это не способствует миру и стабильности?

– Временно, возможно, и способствует. Но так рассуждать было бы слишком близоруко. Надо посмотреть, к чему такое безмятежное спокойствие приведет в дальнейшем. По всем законам человеческой истории застой тормозит развитие общества, снимает стимулы к движению. Иностранцы с их культурой, отличной от нашей, обогащают нашу жизнь, делают ее более динамичной.

– Обогащают настолько, что могут изменить весь стиль этой жизни? – спрашиваю я. – Если же несколько заострить проблему, то нет ли угрозы той европейской цивилизации, к которой Запад шел таким мучительным путем?

– А почему не наоборот? Почему не рассчитывать, что иммигранты разделят наши ценности? Почему вы считаете, что наш образ жизни и наша ментальность не вызовут желания к ним присоединиться, им подражать? Или наша цивилизация недостаточно сильна и привлекательна? Тогда это уже проблема самой цивилизации.

– Вы хотите сказать, что правильный путь – это растворение иммигрантов в шведской культуре?

– Ни в коем случае! Я за то, чтобы они сохраняли свою национальную идентичность: язык, искусства, ремесла, еду, одежду. Но при этом интегрировали бы в наше общество, то есть участвовали бы в его экономике, общественной жизни, политике.

– Интегрируют?

– Интегрируют. Но не так быстро и не так успешно, как этого бы хотелось. Особенно те, кто живет на окраинах большими общинами. Им, конечно, так комфортнее – разговаривать на одном языке, общаться друг с другом. Но при этом их социализация в шведскую жизнь сильно тормозится. Более того, часто люди немолодые осуждают наш образ жизни и не позволяют своим детям его перенимать.

– Как же в таком случае будет происходить ваш оптимистичный сценарий интеграции? И будет ли он происходить вообще?

– Обязательно будет. Иммигранты никуда не денутся, разве только вернутся на родину. Если же останутся здесь, то они вынуждены будут входить в наше общее комьюнити – граждан Швеции. Может быть, не они сами, но их дети будут стоять ближе к нашим ценностям…

– Да, вот как раз насчет детей. Вы, конечно, слыхали про подростковые беспорядки под Гётеборгом, Мальмё?

– Ну, это все-таки единичные эпизоды.

– В Париже, между прочим, до ноября 2005 года тоже считали, что молодежные волнения – отдельные эпизоды, – напоминаю я. – Все началось, как вы помните, с небольшой стычки в Клиши-су-Буа, в 15 километрах от французской столицы. А потом беспорядки перешли в многодневную бойню, охватившую 20 городов в предместьях Парижа. И власти не могли их прекратить несколько дней.

– А вы знаете, какие причины лежали в основе этих событий? Безработица и бедность.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: