Честность называют еще одной характерной чертой шведов.

Социолог Ганс Зеттерберг пишет:

«Вся система морали здесь строится вокруг концепции честности и прямоты. Это сказывается даже в том, что не принято делать преувеличенные комплименты. Например, побывав в гостях у коллеги, никогда не говорите, что его дом обставлен с „исключительным вкусом“ или что „у него совершенно замечательные дети“, а „обед был незабываемым“. Такое преувеличение будет выглядеть не совсем честным и может обидеть хозяина».

Оке Доун приводит данные сравнительных социологических исследований. На вопрос, руководствуетесь ли вы в своей жизни библейской заповедью «не лги», ответы распределились так: «да» ответили 13% датчан, 22% финнов и 60% шведов. На другой вопрос: является ли для вас абсолютным завет «не укради», ответили положительно 13% датчан, 22% финнов и 65% шведов. То есть, грубо говоря, можно считать, что психологическую установку на честность шведы разделяют в три-четыре раза чаще, чем их соседи.

…Леннарт провожает меня до метро: он хочет помочь мне спустить мой багаж к платформе. Я прохожу через турникет, а он останавливается: карточки метро у него нет.

– Слушай, Леннарт, – говорю я, протягивая ему через турникет свою карточку. – Возьми ее и проходи. У кабинки дежурного много народу, он не заметит.

– Ну как это, – говорит он, – это же твоя карточка.

– Ну не будешь же ты покупать новую.

Тут надо пояснить, что карта покупается на день (или пять, или больше) и стоит довольно дорого, а Леннарт обычно ездит на своей машине, карточка ему ни к чему. Но он меня уже не слышит, он направляется к окошку дежурного.

– Вот эта леди, – говорит он, – едет с двумя чемоданами. Ей будет тяжело спустить багаж на платформу. Я ее провожу и вернусь.

– Да что же вы тратите время! – восклицает дежурный. – Поезд же вот-вот придет! Проходите скорей.

…В магазине, где я покупала продукты, у меня не хватило нескольких крон (рублей 45–50); я с сожалением откладываю в сторону одну покупку.

– Когда вы сможете принести деньги? – спрашивает меня продавщица.

– Завтра, – отвечаю.

– Завтра я не работаю. Принесете и отдадите моей сменщице.

Между прочим, она видит меня в первый раз.

Когда только возможно, швед старается быть правдивым. Без большой нужды не станет скрывать информацию. В том числе информацию государственную.

Думаю, многие мои соотечественники, а особенно журналисты, позавидуют принципу широкого доступа к публичным документам. Я уже не говорю про архивы: они открыты любому и в любое время. Но, как известно, у любого министерства, департамента, муниципалитета, у каждого учреждения есть информация, которую не желательно было бы делать открытой. Тем не менее, по законам Швеции, вся документация должна быть доступна для прессы и общественности. Любая. И по первому же запросу.

Правда, с недавних пор этот принцип стало труднее осуществлять. Когда Швеция вступила в Европейский Союз, другие его страны выразили свое недовольство: там таких правил нет. Но Швеция пока стоит на своем: полная прозрачность всех государственных тайн.

Еще одна национальная черта, вытекающая из честности, – обязательность. Мне не раз приходилось убеждаться в том, как надежно шведы держат свои обещания. Как-то в разговоре с Пэром Енерудом я мимоходом заметила, что собираюсь в библиотеку, поискать книги о Швеции. В другой раз также невзначай роняю, что не знакома пока ни с одной семьей. Пэр никак не реагировал на эти мои реплики, да и я сама о них тут же забыла.

Через несколько дней мы с ним выступаем на одном семинаре. Он протягивает мне какие-то листки. Проглядев их, я только что и могу воскликнуть: «Ах, какой же вы молодец, Пэр!». Во-первых, там список книг о Швеции – на русском и английском. Во-вторых, веб-сайты авторов, которые я могу найти в Интернете. В-третьих, телефоны людей, с которыми мне имело бы смысл связаться. В-четвертых, ксерокс одной из интересных для меня книг. И, наконец, он диктует мне телефон Кики и Матиаса, его друзей, молодых супругов. И все это с тем же невозмутимым выражением лица, на котором мышцы, кажется, застыли в полной неподвижности.

…А накануне я познакомилась с очаровательным французом Шарлем. Он был любезен и разговорчив. Мы отлично поболтали, я от души смеялась его остроумным шуткам. Под конец он сказал, что после Франции шведы кажутся ему несколько отстраненными и замороженными.

Прощаясь, Шарль говорит, что всегда будет рад мне помочь и что я могу обратиться к нему за помощью в любое время. Не без задней мысли я замечаю, что скоро уезжаю и что у меня два тяжелых чемодана… С его подвижного лица не сходит приятнейшая улыбка. Но эту мою реплику он пропускает мимо ушей, будто вообще меня не слышит.

…А Пэр не выражал никаких эмоций и не расточал улыбок. Он просто спросил, когда я уезжаю и кто меня провожает. Никто? И он подхватывает мои чемоданы, довозит меня до вокзала, помогает мне купить билет, сориентироваться, найти свой поезд. Перед отъездом он угощает меня кофе с пирожным, а потом сажает в вагон и просит кондуктора быть ко мне особенно внимательным: я ведь иностранка.

Шведы очень редко нарушают правила, стараются как можно точнее исполнять законы. Я ни разу не встречала водителя, который превысил бы разрешенную скорость хотя бы на пару километров. Ни разу не видела, чтобы кто-то попытался пройти без очереди. Впрочем, справедливости ради замечу, что такая «правильность» иногда граничит с педантизмом и раздражает иностранцев.

Грег Симонс, преподаватель Упсальского университета, приехал из Новой Зеландии.

– Сначала мне так здесь понравилось, – вспоминает он. – Всюду порядок, организованность, строгое подчинение законам. Но потом мне стало скучновато. Очень уж эти шведы «правильные».

Он рассказывает, как однажды в аэропорту остановился эскалатор. Пассажиры, которые скучились у входа на лестницу, терпеливо ждали, когда машину починят. Между тем время отправления самолета приближалось.

– Я увидел, что недалеко работает грузовой лифт. Сел в него и предложил остальным – присоединяйтесь! И что вы думаете? «Этот лифт ведь не для людей, а для грузов», – отвечали они и продолжали стоять у мертвого эскалатора, требуя то дежурного, то техника, то полицейского. На меня же смотрели с удивлением и даже с осуждением: как же это я действую не по правилам?

Подобный случай приводит и Оке Доун в своей книге «Шведская ментальность». Репортер газеты «Expressen» отправился в замок Культурхуссет в Стокгольме на вечер в честь Иосифа Бродского, который накануне получил Нобелевскую премию. Но зал оказался заполненным до отказа. И охранник его не пустил. Что было дальше, журналист описал так:

«Он стоял индифферентно, руки скрещены на груди, высокий, молодой и сильный. Встреча началась ровно в час дня. Но через некоторое время зрители стали потихоньку расходиться, освобождая зал. Мы, стоявшие у дверей, попросили охранника: „Пропустите нас теперь. Видите, сколько там свободных мест“. Но он нам отказал: „Мне сказано, в зал больше никого не пускать“. Мы стали его убеждать, пустили в ход все возможные аргументы: ведь он получил это распоряжение, когда зал был полон, но сейчас-то свободные места есть. Какая-то пожилая дама с датским акцентом спросила: „У вас есть здравый смысл?“ По-видимому, это слегка обидело охранника. Он набрал номер телефона своего начальника. И через минуту менеджер вышел к нам за дверь, выслушал все наши просьбы, увещевания и аргументы. А затем так же невозмутимо сказал: „Нет, это не положено“. И удалился».