— Негодяй! На части тебя разорву! — закричал он, разгоряченный короткой схваткой.

Однако при внимательном взгляде на поверженного врага его воинственность куда-то пропала. Перед ним корчился от боли невысокий довольно молодой человек плотного сложения, вся одежда которого состояла из белой сетчатой майки и полосатых трусов. Довершали наряд синие носки с туфлями. Выглядел он слишком комично, чтобы испытывать к нему сильную вражду. В довершение ко всему в руках у него не оказалось оружия — только совершенно зеленый банан, который, очевидно, и упирался недавно в спину юноши.

— Всего лишь банан, не более того, — обратил внимание победителя на это обстоятельство неудачливый грабитель, стараясь оправдаться хоть как-то. — Вам ничего не угрожало.

— Сейчас ты у меня его отведаешь! — мстительно пообещал Джавед.

Эта угроза не на шутку испугала вора. Должно быть, он привык заботиться о своем желудке, потому что с чрезмерной горячностью взмолился:

— Нет, пожалуйста, только не это. Я и спелыми их не перевариваю, а уж такой-то…

Юноша против воли улыбнулся, и грабитель сразу же растолковал это как хороший признак.

— Убери ногу, пожалуйста, — попросил он для начала.

Это было без промедлений исполнено. Джавед отошел от поверженного, поднял свой ширвани и принялся отряхивать его от пыли.

— Вставай, — бросил он. — Кто ты такой, а?

— Благородный человек и сын почтенных родителей, — гордо ответил грабитель, потирая скулу, отведавшую неплохой удар.

— Да что ты говоришь?! — весело рассмеялся Джавед. — Это что, новая мода для благородных — расхаживать в трусах и все недостающее снимать с прохожих?

Молодой человек смущенно засопел, разглядывая свои ноги, которые не мешало бы спрятать в брюки.

— Да нет, — ответил он. — Так уж вышло. Слава Аллаху, что судьба послала мне вас.

Он поднял руки к небу и, закатив глаза, произнес короткую молитву.

— Эй, — спросил Джавед. — За что ты благодаришь Аллаха? За то, что он не дал тебе меня ограбить?

— Зачем все называть такими грубыми словами? — возмутился тот, успев немного оправиться от перенесенного шока. — Я всего лишь хотел попросить вашу одежду…

— Чтобы голым ходил я?

— А что мне оставалось? — буркнул тот, отводя глаза.

— Как тебя зовут? — помолчав, спросил Джавед.

— Секандар-барк, что значит «Счастливчик», — покачал головой грабитель. — Но в данный момент…

Он развел руками, демонстрируя вся плачевность своего положения:

— Меня раздели полчаса назад какие-то негодяи.

Джавед вздохнул и бросил ему свой ширвани.

— Пойдем со мной, Счастливчик, — сказал он, направляясь к своему дому.

— А как же банан? — замялся Секандар. — Не бросать же его после всего, что он для меня сделал, — ведь он был моим оружием.

— Для меня он не сделал ничего хорошего, так что я могу поступить с ним так, как он этого заслуживает. — Джавед вырвал у нового знакомого, принципы которого кому угодно показались бы странными, незрелый фрукт и запустил его подальше.

Секандар проводил банан грустным взглядом, очевидно, оплакивая в душе разлуку, и отправился за юношей, на ходу надевая китель.

Слуга, открывший ворота, оглядел его с ног до головы с нескрываемым удивлением, но никаких вопросов задавать не посмел. Хозяин с эксцентричным гостем прошли через изящную арку в дом, который без преувеличений можно было бы назвать дворцом. Он состоял всего из двух этажей, но по высоте мог бы соперничать с пяти-шестиэтажной современной постройкой.

Секандар, войдя в огромный зал, с интересом рассматривал обильную резьбу по камню, украшавшую стены, высокие своды, с которых свешивались старинные хрустальные люстры, не потускневшую от времени многоцветную мозаику пола. От центра зала наверх поднималась широкая мраморная лестница, устланная роскошным ковром, краски которого прекрасно гармонировали с крупными цветами, усыпавшими невысокие кустики в каменных горшках, стоявших вдоль стен.

— О, у вас красивый дом, — сказал Секандар. — Не хуже, чем мой, пожалуй…

— Что? — удивился Джавед. — У тебя есть дом? Хотя, если ты живешь в лесу или в горах, то ты прав — там, конечно, не хуже.

Юноша гордился своим домом-дворцом, унаследованным от предков. Семейная история, передаваемая не в устных преданиях, а в тщательно оберегаемых манускриптах, гласила, что он выстроен еще до того, как наваб Асаф-уддаулы перенес в Лакхнау в 1780 году свою столицу. Далекий пращур Джаведа, служивший в Фаизабаде при дворе основателя династии независимых навабов Саад-хана, специально приезжал сюда, чтобы проследить, как идет строительство дома, который он решил подарить своему сыну ко дню свадьбы. Однако из-за постоянных сражений с регулярными колониальными войсками британцев дворец не был закончен вовремя, и только внук человека, затеявшего строительства, смог ввести сюда свою молодую жену.

С тех пор этот дом стал их родовым гнездом, надежным и роскошным пристанищем рода Сафдаров, который каждое поколение владельцев считало своим долгом содержать в полном порядке, украшать и прибавлять к хранящимся в нем сокровищам новые.

И вот теперь является бродяга, который заявляет, что его дом чуть ли не лучше, чем это любимое и лелеемое жилище старинного семейства!

— Брат! — раздался сверху веселый голос, и по ступенькам лестницы в зал сбежала тоненькая девушка в красном платье с серебряной каймой и таких же шальварах.

Цокая каблучками парчовых домашних туфелек, она подлетела к брату и бросилась ему на шею. Однако тут девушка заметила за его спиной странное создание.

— О, Аллах! — вскрикнула она, закрывая лицо покрывалом.

Девушка не носила парду, столетиями скрывавшую красоту индийских мусульманок от постороннего взора, но вековая привычка прятаться привела к тому, что у многих женщин почти инстинктивно возникало желание укрыть лицо от чужих глаз при любой неожиданности.

Однако еще больше хотелось стать невидимым для ее взора несчастному Секандару, который выглядел весьма нелепо в слишком узком для него ширвани, из которого торчали кривоватые ноги. Показаться в таком виде на глаза девушке! Секандар готов был провалиться на месте, только чтобы прервать эту сцену. Он заметался, стараясь стать так, чтобы сестре хозяина не было видно хотя бы обнаженных частей его тела из-за спины брата. Однако ему удавалось это слишком плохо для того, чтоб он мог почувствовать себя нормально.

— Кто это там за тобой прячется? — опасливо спросила девушка у брата.

Тот, похоже, решил немного повеселиться. Он резко отскочил в сторону, оставив несчастного без последнего укрытия. Секандар, проклиная в душе такое вероломство, даже подпрыгнул от отчаяния, а потом вдруг присел, пытаясь натянуть полы ширвани на голые колени.

Девушка воздела руки к небу, забыв о своем воздушном покрывале, которое теперь не скрывало ее лица. Щеки ее расцвели красными пятнами, но Секандар все равно назвал бы ее необычайно хорошенькой, если бы не был так занят сейчас тем, чтоб спрятаться от прекрасных миндалевидных глаз понравившейся ему особы.

— Это мой друг, Чадди-шах, — представил его юноша. — Хорош, не правда ли?

— Чадди-шах? Оборванец? Какое странное имя, — протянула его сестра. — Он всегда в таком виде в гости ходит?

— Что поделать, дорогая, он философ, — развел руками хозяин. — Ему так мало нужно. Он считает, что раз пришел в этот мир голым, то надо и уйти ни в чем…

— Зачем ему в таком случае твой ширвани? — ехидно спросила сестра.

Секандар-барк посмотрел на нее при этих словах крайне неодобрительно. Надо же, такая красивая, а туда же, рада посмеяться над его бедой. Злой язычок испортит любое пригожее личико, так говорила его бабушка, и была права!

— Эй, пойдем наверх, дорогой гость, — сжалился наконец юноша и первым взбежал по лестнице.

Секандар последовал за ним, стараясь не думать о том, как выглядит сзади, но все время ощущая на себе насмешливый взгляд прекрасной хозяйки.

Они прошли длинной узкой галереей второго этажа, на которую выходили двери многочисленных комнат. Галерея освещалась чудесными старинными лампами арабской работы, которые стояли на мраморных столиках через одинаковое расстояние. Секандар не удержался и все-таки посмотрел вниз, в зал, где девушка в красном шепталась о чем-то со слугой, отворившим им двери.