Еще в недавние времена жених ехал к невесте на разукрашенном слоне с позолоченными бивнями. Но Ахтару достался всего лишь сверкающий лакировкой «ролс-ройс», за которым следовало множество машин, увешанных от бампера до крыши цветочными гирляндами.

Улицы, прилегающие к особняку Малик Амвара, давно уже были запружены людьми, не получившими приглашения на свадьбу, но желающими хотя бы взглянуть на роскошное празднество богачей. Все они надели лучшие наряды, как будто и им предстояло усесться за свадебный дастархан, и с радостными лицами наблюдали, как медленно приближается к воротам дома кортеж автомобилей, везущих жениха к невесте.

Однако в одних глазах, внимательнее всех всматривавшихся в происходящее, не было оживления. Женщина, которой они принадлежали, закрыла лицо плотным покрывалом, чтобы невозможно было узнать ее. Она боялась, что ее появление испортит праздник, заставит жениха чувствовать себя виноватым, а этого ей совсем не хотелось.

Хусна видела, как из машины вышел Ахтар Наваз в золотом тюрбане, с которого свисали серебряные шнуры, кисточки, тоненькие гирлянды цветов, так, что они полностью закрывали ему лицо, и он почти ничего не видел. Его сразу же подхватили под руки отец и брат невесты и повели в дом. Тонко зазвенела флейта шахнай, запели ромини, величая жениха и его родню. Юноши из рода невесты обрызгали всех столпившихся у ворот розовой водой и вручили каждому пучок ниток, смоченных в резких лакхнаусских духах.

Достался такой и Хусне. Она механически протянула руку и сжала ее, ощутив в ладони что-то теплое и шелковистое. Потом поднесла кисточку к лицу, чуть отведя покрывало — она надеялась, что резкий аромат отрезвит ее, вернет ощущение реальности. Так и случилось. Хусна проводила взглядом исчезающую в особняке группу людей и заспешила прочь, с трудом прокладывая себе путь в толпе чего-то ожидавших людей.

Чуда не произошло, как не происходило его никогда, кроме одного-единственного раза в ее жизни, когда внимательный молодой человек подхватил на улице сбитую стайкой мальчишек хрупкую женскую фигурку. Хусна смогла бы пережить любые посланные ей испытания, любое горе. Но с тем, что чудес не бывает, она смириться не могла.

Фейруз ждала в гостиной, когда появится тот, кто называл себя ее женихом, и слушала бесконечную болтовню ее иранских кузин, разлука с которыми оказалась куда более короткой, чем ей бы хотелось. Малик Амвар не мог пренебречь обычаями и вынужден был послать им приглашение на свадьбу дочери, которым они не преминули, воспользоваться. Сейчас они трещали, как трещотки в руках неутомимого сторожа, и не давали ей ни на минуту остаться наедине со своими мыслями. Впрочем, может быть, это было и к лучшему.

— Бедняжка, ты, наверное, устала ждать минуты, когда твой муж обнимет тебя? — тянула Юло, охорашиваясь перед зеркалом. — Я бы, наверное, умерла от нетерпения!

— А что касается меня, то я готова еще год ждать, только бы ко мне посватался такой же красивый и знатный юноша! — весело перебила ее другая сестрица.

— А вот я бы и от этого не отказалась — увела бы его у Фейруз! — вмешалась еще одна. — Она им, похоже, совсем не дорожит!

Это предположение окончательно развеселило кузин, и они устроили такую возню, хохоча и носясь друг за другом, что Фейруз была даже обрадована, когда снизу раздался крик:

— Жених! Жених приехал! Встречайте жениха!

— Эй, это еще что! — взвизгнул Секандар-барк, почувствовав довольно болезненный удар сзади.

Он обернулся и наткнулся взглядом на невозмутимо улыбающегося рыжеусого джентльмена, приехавшего с женихом. В руках у него была тросточка, в которой Секандар сразу же признал орудие, нанесшее его спине оскорбление действием.

— Что это значит, господин? — шепотом спросил потерпевший, стараясь не привлекать к инциденту постороннего внимания.

— У вас по кителю полз паук, и я постарался помочь вам от него избавиться, — любезно объяснил иностранец, говоривший на хинди с небольшим, но заметным акцентом.

Секандару ничего не оставалось, как с кислой миной поблагодарить его за то, с каким вниманием тот отнесся к его спине. Однако на всякий случай он весь вечер старался держаться подальше от господина с тростью, так как не был уверен, что другому пауку не вздумается забраться к нему на голову.

Жениха и его свиту усадили на противоположном от помоста невесты конце зала. Муджтахид — мусульманский викарий, держа в руках брачный договор, стал читать его, задавая вопросы вступающим в союз:

— Дочь почтенных родителей, госпожа Фейруз Малик Амвар, согласны ли вы выйти замуж за господина Ахтара, сына покойного Сардара Наваза, за пятьсот тысяч рупий выкупа?

Склонившаяся над дочерью Сария сжала ее руку и просительно прошептала:

— Девочка моя, не срами отца…

Фейруз, не поднимая глаз, чуть наклонила голову. Этого было достаточно, чтобы сидевшие вокруг девушки весело закричали:

— Невеста сказала «да»! Невеста сказала «да»!

Мать с облегчением вздохнула — все шло куда лучше, чем она рассчитывала. Ее дочь демонстрировала смирение, которое трудно было ожидать от избалованной, да к тому же еще и влюбленной в другого девушки. «Наверное все-таки покорность у нас в крови», — грустно подумала Сария, поглаживая холодные пальцы дочери с благодарностью и любовью.

— Сын почтенных родителей, господин Ахтар Наваз, согласны ли вы дать пятьсот тысяч рупий выкупа и взять в жены дочь господина Сафара Малик Амвара госпожу Фейруз?

Ахтар бросил короткий взгляд на взволнованное лицо своего лондонского гостя и, выпрямившись, громко и внятно произнес свое «да, согласен!»

Муджтахид завершил церемонию чтением суры из Корана на арабском языке. После этого брак считался заключенным — Фейруз отныне принадлежала своему мужу, господину Ахтару Навазу.

Ее подняли и повели под руки к расположенному посредине зала высокому круглому помосту. Она села на него и с закрытыми глазами ожидала, пока Насемар подведет к ней своего брата, накрыв ему голову, как велит обычай, концом своего покрывала так, чтобы он не видел невесту до той минуты, когда это будет позволено.

Когда он уселся напротив Фейруз, девушки положили между ними большое зеркало — именно в нем молодые впервые должны были увидеть друг друга — и растянули над головами обоих парчовое полотнище, скрывшее их от посторонних взглядов. Чья-то рука поставила в образовавшийся шатер зажженную свечу, потом просунулось еще несколько рук, обсыпавших молодоженов жареным рисом — чтобы были богаты и имели много детей.

Ахтару предстояло прочесть главу из Корана, в которой говорится о преданности и любви, и торжественно произнести слова:

— Открой глаза, невеста, я твой раб! —

и только после этого он имел право заглянуть в зеркало, таившее черты его жены.

Однако, совершив все, что следовало, он не стал открывать глаз — побоялся смутить окончательно и без того испуганную и попавшую в странное положение возлюбленную своего друга.

Фейруз тоже не рискнула поднять глаз — ей было просто стыдно за то, в какую жалкую комедию превратился такой священный, такой важный обряд в жизни каждой женщины, как свадьба. Что думает о ней согласившийся на обман, на святотатство ради своего друга этот благородный и многим рискующий человек? Фейруз ощущала себя униженной и виноватой перед всем миром, а особенно перед тем, кого только что назвали ее мужем.

— Ну как, вы понравились друг другу? Правда, невеста красавица? А жених-то — какой молодец! — раздавались отовсюду веселые голоса.

Девушки убрали покрывало, быстро опустили на лицо невесты плотную карминовую парду и принялись опять осыпать молодых рисом под свадебные песнопения.

Церемония в доме девушки теперь считалась оконченной. Молодожены отправлялись в дом жениха. Ахтар взял свою жену за руку и повел к машине. Родные провожали Фейруз со слезами на глазах — даже Секандар прослезился, увидев, как увозят в новую жизнь его маленькую сестричку, так быстро ставшую взрослой.