- Слушаю я, слушаю, - говорит, - и все это пустяки... Никто не знает, что такое талант... Ведь вот и вы, господин Граматин, не знаете? А? - И посмотрел на Граматина нахальными глазами... Бывают такие взгляды, в которых как-то сразу отразится вся, так сказать, ситуация. И на этот раз в пренебрежительной фразе Смирнова все мы сразу услышали и то, что он, Смирнов, всех нас считает ничтожествами, и что он недоволен нашим присутствием, и что он торжествует над Калерочкой, а Граматина считает бездарностью. И сразу стало как-то особенно тихо.

Граматин сидел весь вечер молча, не принимая участия в разговоре. На вопрос Смирнова он поднял голову и очень спокойно, даже вежливо ответил:

- Я могу, если вы непременно желаете, удовлетворить ваше любопытство, господин Смирнов.

- Н-ну-с, - тот говорит. - Это оч-чень любопытно, что господин Граматин может сказать о... таланте!..

- Талант, - ответил все так же спокойно Граматин, - есть драгоценная ноша, которую судьба часто взваливает на спину осла!

- Ха-ха-ха! - захохотал Грегуар. - Это замечательно.

- М-да... остроумно, - поддержал поэт.

- А главное, - ведь удивительно верно! Афоризм, и сам по себе имеющий цену, удивительно шел к данной минуте. Анюточка, наивное существо, как услышала это, так из груди у нее вырвалось этакое выразительное: а-а-х... и даже руками всплеснула... Граматин сказал это так просто и вежливо, точно совсем не подозревал, куда попадает его ответ. Положение вышло такое, что и умному человеку впору. А Смирнов был, говорю вам, остолоп. Услышав ответ Граматина, он даже несколько разинул рот, повел глазами, как бык, увидевший красное сукно, и сказал:

- Это вы... милсдарь, - по моему адресу?

Граматин сдержанно ответил:

- Вам лучше знать, насколько вас тяготит этот груз...

Анюточка прыснула так выразительно, что не могли удержаться и другие. Улыбнулась даже Калерочка, и Смирнов увидел эту улыбку. Лицо его сразу сделалось свирепо, он поднялся, слегка покачнувшись, из-за стола и... неожиданно для всех, кинулся на Граматина с кулаками... Ну, тут произошла неожиданность. Граматин, высокий этакий и стройный, как стальная пружина, сразу поднялся, сделал что-то, и через несколько секунд Смирнов с недоумением на лице лежал на полу, под стенкой... Граматин без суеты, без возни, уложил его как-то спокойно, как можно уложить бревно под стенкой сарая...

- Превосходно! - сказал экспансивный Грегуар, вскакивая со стула. - Ну, и что же?..

- Да что же, - дуэль. Оба учились в одном университете, только Граматин лет на двадцать ранее... Ну, два бурша... Час и место... рапиры... Их предложил на свое несчастье сам Смирнов.

- Неужели Граматин убил его?

- Нет, только после дуэли у Смирнова оказался отрезанным самый кончик носа... Положим, хирурги ему опять этот кончик пришили... И, представьте, даже пришили недурно. Однако... карьера его оказалась совершенно испорченной... Точно вместе с кончиком носа Граматин отрезал у него драматический талант...

Грегуар опять захохотал:

- Ну, послушайте! Ну, это невозможно... Вы нас просто дурачите...

- Я вам рассказываю то, что было. И что же тут невероятного? Артистический талант, - это своего рода двусторонний гипноз. Артист гипнотизирует массу, а она обратным, так сказать, током гипнотизирует его самого. И у Смирнова этот самогипноз был в степени превосходной. Первый любовник!.. Он был уверен, что он Адонис. И в жизни, и на сцене. Манера у него была чисто кавалерийская: шел уверенно в атаку в самообаянии красоты. И особенно гордился - носом. А тут - чувствует: уязвлен в самое ответственное, так сказать, место. Стал все смотреться в зеркало и щупать кончик носа. Товарищи, вдобавок, народ подлый. То и дело пристают с вопросами: "Ну что, ну как?.. Покажите, пожалуйста..." - "Удивительно, - ведь совсем почти незаметно". - "Нет, все-таки заметно..." - "Говорят, со временем станет лучше". - "Нет, со временем станет хуже..." Ну, и т.д. Бедняга сосредоточился весь на этом: стал спрашивать у посторонних, как они находят его нос, и понемногу обратился в посмешище. На сцене тоже потерял весь апломб, ежился под биноклями, отворачивался... Одним словом, потерял эту гипнотическую уверенность в своей власти над публикой, а с нею потерял и власть.

- А Любецкая?

- Ну, она еще до дуэли, непосредственно после скандала, очень холодно просила его не приходить к ней больше... Вот, господа, и вся история. А теперь давайте опять скучать. Я - за свой пасьянс. Грегуар, посмотрите в окно: дождь?

- Дождь, - безнадежно сказал Грегуар. - Э! Да что это? Кажется, судьба посылает нам еще кого-то.

Талант

Да, что такое в самом деле талант? И может ли глупец быть талантливым человеком?

Несомненно, может. Талант, по чьему-то (может быть, и моему собственному) выражению, часто похож на драгоценный груз, который судьба возложила на спину осла.

Есть всякие таланты, - не только в литературе и искусстве. Человек скачет, стоя на спине лошади, между пятками он держит шар от бильбоке, а стерженек приделан у него к носу. На всем скаку он поддает шар пятками высоко кверху, и своим отверстием шар попадает ему на нос. Это несомненный талант, почти гениальность мускулов и двигательных нервов. Она накоплялась предками жонглера в течение поколений, как предками Ньютона накоплялась для него способность наблюдения и обобщений...

Я знаю даму сорока шести лет, которая имеет вид семнадцатилетней: тот же цвет лица, тот же взгляд, недоумевающий и невинный, та же манера держать себя, та же наивность... - нет, наивность значительно больше. Говорят, это стоит ей многих усилий, - скульптурных, артистических и всяких иных. Многие знакомые полагают, что этого объяснения достаточно: "Старая дура, дескать, которая подкрашивается каждое утро..." - Позвольте, однако. Дело не так просто. Мы видим много "старых дур", оскорбляющих зрение грубыми приемами поддельной молодости. Более умелая имитация?

Вот уже и талант. Художественная скульптура, художественная окраска, потом художественная игра молодости, - все это таланты, но таланты только служебные, - они все служат одному господствующему таланту, - таланту живучей женственности и юности женского чувства...

- ?

- Конечно. Посмотрите на глаза: ведь их можно только подрисовать, но не осветить, не заставить сверкать и темнеть, манить, обещать, отталкивать... Пока у женщины такие глаза, - она молода, а цвет лица или морщинки - только случайные недочеты, которые она вправе исправить, как фотограф ретуширует портрет, не устраняя сходства... Попробуйте изо дня в день, недели, месяцы, годы, играть несвойственную вам роль, - вы увидите, что это вам не под силу. Но когда женщина, все равно во сколько лет, все еще чувствует в себе эту силу производить иллюзию, когда она готова к ней каждую минуту... нет, это сама натура, и не говорите мне, что она красит волосы... Если это и глупо, то разве потому, что, вероятно, с седыми волосами она была бы еще красивее и привлекательнее, но у нее есть свой женский талант, и она будет молода до тех пор, пока ей не изменит сила - желать этого...

В одном приволжском городе я знал исправника. Это был человек самого ординарного полицейского вида, и все его считали феноменально глупым. Пожалуй, это была правда: трудно было представить себе человека глупее в обычных сношениях уездно-городского обихода. Пока он являлся в клубе, за бильярдом, во время разговоров за буфетом или за чайным столом в гостях, перед вами был самый банальный дурак, некоторые речения которого давали пищу уездному остроумию. Но... все это только до тех пор, пока... "не требовал поэта к священной жертве Аполлон"... Его священная жертва была служба, то есть "сбор податей" и "водворение порядка" в крестьянской массе. Тут его таланты просыпались внезапно, - именно, "как пробудившийся орел". Начать с того, что он весь преображался. В "нашем" обществе он обладал походкой военного и отчасти светского человека, - гибкой в носках и с грациозными движениями стана. Но вот, он кончил с вами беседу a parte* в отдельной комнате. Перед крыльцом позвякивает колокольчик, и бравый урядник пришел доложить, что все готово. Последнее пожатие вашей руки - и знакомый вам образ куда-то испаряется. Грациозность походки, гибкость носка, волнистые движения стана исчезли. Иван Спиридонович внезапно окаменел, превратился как бы в паралитика. Зрелище до того внушительно и отчасти трагично, что сотский, подающий шубу, уже дрожит, и даже у урядника, обматывающего шею его высокоблагородия теплым шарфом, слегка вздрагивают руки. Старшина с урядником подхватывают его под руки, сотские и десятские распахивают двери, общее трепетное благоговение, начиная от порога комнаты, так и веет до самых саней. Боже мой, как трудно Ивану Спиридоновичу сесть в эти сани. Его бережно подсаживают, подымают, вносят, сажают, точно причудливый драгоценный тюк, на котором написано: "осторожно" и "верх". И у всех в это время на лицах выражение необыкновенного участия и испуга. Даже не участвующий в процессе волостной рассылка являет на своем лице такую смену выражений, точно вот-вот сейчас Ивана Спиридоновича уронят, и он расшибется вдребезги, как хрупкое стекло. А вслед за этим произойдет взрыв, от которого неминуемо погибнет вселенная... Зато, - какой вздох облегчения, когда все обошлось благополучно, и - какой трепет у следующего волостного правления.