– Подплыви поближе, – сказала Анна. Янг послушно вел лодку вперед.

– Еще ближе, – потребовала Анна, но Янг воспротивился:

– Если мы подплывем совсем близко, то запутаемся в веревках и станем добычей акул.

Уже теперь, как бы чувствуя их приближение, голодные акулы кружили около, яростно вспарывая поверхность воды плавниками.

– Настало время для ужина, – сказала Анна и, схватив Быструю Смерть за ноги, сбросила его в пруд: бросок, лязганье зубов, и на поверхности воды завертелась красная от крови воронка. За первым бандитом последовал Свинья Хо Бун, а потом Косоглазый Вонг и Большой Сынок – пруд, только что отливавший золотом луны, стал ярко-красным.

– Все кончено, – Анна произнесла слова, когда-то уже произносившиеся, и, встав на колени перед алтарем Тип Хау, вознесла благодарственную молитву.

Потом, пока акулы не закончили свою трапезу, она принялась петь и играть на «п'и-па», а Янг, по ее распоряжению, совершил вокруг пруда круг, обогнув его со всех сторон.

Когда стало всходить солнце, поля вокруг дельты заиграли красками, меняясь под его лучами каждую минуту: речная гладь из бирюзовой превратилась в золотую, коричневые борозды полей подернулись изумрудной дымкой, пастбища все ярче сверкали под сгущающимся золотом лучей.

Кровавый пир в пруду продолжался. Анна Безымянная улыбалась солнцу. Она все играла и пела дивные свои песни, и ее музыка разносилась на крыльях ветра вниз по течению, услаждая слух крестьян Шекки, которые уже трудились на полях, и они поднимали головы, вслушиваясь в эту грустную и благостную мелодию.

– А что теперь? – спросил Янг, который уже даже и скучал, когда смертная расплата была совершена.

– Мы поплывем дальше, к последним бандитам дельты, и тоже их прикончим.

– Таким же способом, как Вонга и его людей?

– Нет, ведь их вина неизмеримо больше. И вина Чу Апу, их главаря, и того иностранца, который плавает под именем Эли Боггза.

– Как же ты убьешь их?

– Сам увидишь. Одно тебе обещаю: ты ужаснешься, – сказала она и, свернувшись калачиком перед алтарем Тин Хау, заснула.

Чуть погодя Янг направил лодку в небольшую бухту и остановился там на отдых. Рядом с рукой все еще спящей сестры он увидел небольшую книжку, по виду очень старую.

Он решил скоротать время за чтением и, прежде чем его настиг сон, успел прочесть:

За стенами Запретного Города в Пекине стоит усыпальница мертвых Императоров. Последний Император династии Минг, Чунг Чен, опасаясь смерти от рук восставших, скрылся в этом месте и повесился на дереве. Династия Манчу, которая пришла на смену династии Минг, с уважением отнеслась к его поступку, выразив его тем, что наказала виновника: дерево, повинное в смерти императора, было заковано в цепи. Однако Чунг Чену все же не подобало принять смерть способом, достойным уголовника, ведь он носил императорские одежды: даже если под рукой у него не случилось яда, он мог освободить свою душу иным известным с незапамятных времен и более почтенным способом – ему следовало воткнуть за ухо тонкую палочку из бамбука, коего в округе в избытке. Требовалось лишь толика терпения – острие нужно продвинуть до мозга, и избавление даруется мгновенно.

Если действовать со сноровкой, то входная ранка получится очень невелика, и о самоубийстве никто не заподозрит. Этот способ не раз применялся монголами в прискорбных обстоятельствах, подобное избавление от жизни известно и в храмах.

Еще в тысяча восемьсот тридцать восьмом году, за долгие годы до того, как Милли Смит отправилась в путь на злополучном пароходе «Монголия», Китай и Британия никак не могли договориться об импорте опиума в китайские порты: этот спор завершился первой опиумной войной между ними, которая началась в тысяча восемьсот тридцать девятом году и продолжалась в течение трех лет.

Китайский император, объявив импорт наркотика незаконным, подкрепил свой указ прилюдным арестом китайца, обвинявшегося в продаже опиума – в Кантоне перед складами иностранных купцов. Затем последовало распоряжение его наместника, губернатора Кантона Танга, в котором говорилось следующее:

«По высочайшему императорскому повелению уведомляем о намерении его навсегда покончить с источником этой пагубы, навеки искоренить это ужасное зло, и даже если сломается его секира и даст течь его лодка, он не оставит своих усилий, доколе не завершит эту очистительную работу».

Красноречие губернатора Танга не было оценено, пришлось вмешаться известному комиссару Лину. Британцы пренебрегли этим заявлением, после чего арестованного китайца вывели перед собравшимися купцами и, приспустив британский флаг, казнили его через ритуальное удушение.

Представителю Британии, капитану Элиоту, под страхом смерти было предписано передать все ящики с опиумом (всего – свыше двадцати тысяч). Британцы вынуждены были подчиниться, и где-то с середины нынешнего года китайские власти ежедневно уничтожали по полторы тысячи ящиков, а британская полиция, а также высокие британские чины, сопровождаемые вооруженными охранниками, должны были все это лицезреть.

Вот в это время император и отдал приказ комиссару Лину отправляться в Кантон, дабы привести в исполнение его высочайшие распоряжения, и комиссар, один из самых крупных официальных авторитетов в китайской истории, также присутствовал на церемониях уничтожения опиума.

И не просто присутствовал, а руководил ими. Процедура была такова: «Выкапывались огромные канавы, каждая сто пятьдесят футов длины, восемьдесят футов ширины и семь футов глубины, они заполнялись на два фута водой, после чего в них сбрасывали извлеченный из бочек опиум, затем в канавы густо насыпалась соль и известь, вскоре опиум разлагался, растворялся в воде, и эта жидкость сливалась в ручей, таким образом он был уже достаточно очищен и безвреден для водившейся в дельте рыбы, которая была для многих источником существования».

Проученные таким образом европейцы вместе со своими купцами отправились в Макао, подальше от гнева императора, и тогда наконец-то прекратилось отравление Китая.

Положение британцев в Китае стало весьма незавидным, и капитан Элиот, теша себя надеждой наладить торговлю опиумом по другим каналам, испросил разрешения губернатора Макао хранить опиум в портовых складах. Однако ему было в этом отказано – губернатор боялся мщения китайцев.

Итак, вновь ничего не добившись, Элиот написал британскому правительству слезное прошение, умоляя прислать экспедиционный корпус, дабы он приструнил китайские власти. Уайтхолл внял его мольбам, и Восточно-Индийской Компании был дан приказ выслать военные и морские соединения, чтобы поддержать требования британцев. После боевых действий на территории Китая, понесшего многочисленные потери, китайцы не только согласились на все условия мирного договора с Британией, но и готовы были выплатить репарации британским акционерам, а именно: пятнадцать с лишним миллионов долларов за изничтоженный опиум.

Кроме того, Китай под большим давлением передал англичанам Гонконг, который тридцать первого декабря тысяча восемьсот сорок второго года стал колонией Британии.

Таков был Гонконг в тысяча восемьсот пятидесятом году, там царили отвращение и ненависть ко всему британскому. Мир между двумя странами существовал только на бумаге, и так продолжалось до тысяча восемьсот пятьдесят шестого года, когда разразилась вторая опиумная война, на сей раз длившаяся четыре года.

Милли стояла на палубе «Ма Шан», большой джонки Эли, и наблюдала, как гаснет день над гладью Западно-Ламмского канала, и ей не было никакого дела до политики и до всех этих войн.

Цыпленок с Большими Глазами пригрелся на груди Серебряной Бухты острова Лантау, звезды были такими большими, что до них, казалось, можно было дотянуться и взять в руки. Ничто не нарушало покоя бесконечного моря и этих островов, ничто, кроме слабого плеска волн и поскрипывания огромных стальных тросов па джонке.