– Мэм, позвольте мне заверить вас в одном. Вы говорите, что мясо на вашей тарелке не баранина?

– Это свинина, молодой человек. Уж я как-нибудь отличу баранину от свинины.

– Это – молодая баранина, мэм, – сказал Эли. – Я компрадор, и я сам привез ее контрабандным путем. А что касается устриц, то они всегда приходят замороженными, иначе они бы не сохранились. – Тут поднялось много джентльменов с кулаками на Эли, а леди закричала:

– Извольте объяснить, как сюда попал этот пьяный американец!

– Боже милостивый, – прошептала Милли.

– Да, да, – добавил Суиткорн. – И я тоже сказал Боже милостивый. Потому что эта английская леди сказала:

– Уберите его отсюда, слышите меня? Вышвырните его!

– И что потом? – прошептала Милли.

– Тогда собралось много народу. Солдаты в голубой и красной форме, они схватили Эли, чтобы его вышвырнуть. Столы перевернули, вино пролили, люди падали, а Эли их бил и кричал:

– Если она не может отличить свинину от баранины, какая из нее тогда хозяйка, черт ее побери! А если она хочет, чтобы устрицы были теплыми, пусть подавится. – И он швырнул прямо в нее устрицы. Очень большая женщина. Вы понимаете, с очень большой палубой.

– Не может быть, – вскрикнула Милли.

– Очень-очень может! – выкрикнул Суиткорн. – А потом эта толстая женщина упала в обморок, все стали ее обмахивать, а ее муж снимал с нее устрицы. Говорю вам, мисси, этот Эли много-много обижает, поэтому его схватили и выгнали, а Гонконгский клуб больше не получает устриц от Эли Боггза.

– Какого Эли? – в изумлении Милли открыла рот и выпрямилась па стуле.

– Эли Боггза, – сказал Суиткорн. Милли безудержно расхохоталась.

– Боггз?[3] Такой фамилии не бывает.

– А вот и он, – добавил Суиткорн и почтительно вытянулся.

Эли Боггз, шагая по палубе, низко поклонился Милли. У него было обветренное загорелое лицо и густая шапка черных кудрей.

– Ага, – сказал он, – это, должно быть, и есть тот пассажир, о котором упоминал капитан О'Тул. Эли Боггз, мэм, к вашим услугам.

Едва сдерживая смех, Милли сделала скромный реверанс и опустила глаза.

– Вижу, что вы наслаждаетесь обществом нашего хорошего друга Суиткорна. – Сказав это, он хлопнул себя по лбу и украдкой скорчил Милли гримасу. – Ты теперь работаешь на этом старом корыте, дружище? – спросил он слугу.

– Работаю теперь здесь, мистер Эли. Больше не работаю в Гонконгском клубе.

– Благодарение Богу за это. И я там не работаю. – Потом Эли опять поклонился Милли и добавил – Если вы позволите, леди, Мы потом познакомимся поближе.

– С нетерпением буду этого ждать, – ответила она, а как только Суиткорн отошел от них, спросила – Разве он не чудо?

– Ну да, сумасшедший болванщик,[4] – сказал Эли. – Он – хороший слуга, я и раньше с ним плавал. Только не спешите верить всем его россказням.

Боже мой, подумала Милли, еще один ирландец, по на всякий случай решила уточнить.

– Да, по материнской линии, – подтвердил Эли.

С мостика за ними наблюдал капитан О'Тул. Репутация Эли была ему известна, посему он не спускал глаз с этой парочки.

Старая «Монголия» бодро шла под парами. Дельфины резвились впереди, летучие рыбы носились над водой, а «Монголия» держала курс на восток, в просторы Южно-Китайского моря. Эли – в прекрасном расположении духа – присоединился к Милли и капитану, когда те завтракали.

– Доброго утра, – как обычно, поприветствовал О'Тул.

– И хорошей погоды, мой ирландский друг, – ответил Эли. – Барометр держится?

– Пока никаких сюрпризов, но может начать штормить. Вы часто в последнее время плаваете этим маршрутом, мистер Боггз?

Суиткорн с бесстрастным выражением лица подавал Милли яичницу с беконом, а Эли – кофе. Эли ответил:

– В зависимости от сезона, потому что в Малайе мы работаем, а в Гонконге отдыхаем. – Он повернулся к Милли. – Говорят, вы уже приготовили приданное для свадьбы. Это правда?

– Тому, кто ждет эту девушку, очень повезло, – сказал капитан. – Вот я за время нашего плавания дважды делал ей предложение, но она и смотреть не хочет на ирландцев.

Эли откинулся на стуле и взял в руку чашку с кофе.

– Интересно, знаю этого счастливчика? Я давно в Гонконге, и, клянусь, где-то я вас уже видел.

– Это моя первая поездка на Восток, – сказала она.

– Вам случалось захаживать в Морской департамент, мистер Боггз? – спросил капитан.

Эли прищелкнул пальцами и выпрямился.

– Точно! В кабинете управляющего висит портрет! То же самое лицо! – Он с заинтересованным видом наклонился вперед. – Значит, вы – дочь сэра Артура Смита. Слышал о том, что вы вот-вот появитесь.

– Наследница семейного состояния, – заметил О'Тул, – и она уже связана словом с другим человеком.

– Я спросил мисс, знаю ли я этого счастливчика, – повторил он, пристально глядя на Милли.

– А это – государственная тайна, до тех пор, пока не будет объявлено о дне свадьбы, – ответил О'Тул. – Но вы об этом наверняка скоро услышите, ведь сплетников у нас полно. Кстати, как устроились ваши ребята?

– Им бы только хорошенько поесть и плюхнуться в гамак – больше им ничего не надо, – сказал Эли. Вы лучше меня спросите. В прошлый раз, когда я плыл на корабле, у меня была отдельная каюта.

Он улыбнулся Милли, белые зубы ослепительно сверкнули на этом смуглом лице. А потом добавил со вздохом:

– Судьба несправедлива. У нас в джунглях не водится ни одной, за кем стоило бы приударить, а здесь парни из Гонконга отхватили самых лучших английских девчонок.

– Всей душой сочувствую вам, мистер Боггз, – сказал О'Тул и поднялся со стула. – Но я что-то не замечал, чтобы вы в чем-то испытывали нехватку, в том числе в английских девушках. – Он подмигнул Милли и вышел.

Она размешивала кофе, чувствуя на себе пристальный мужской взгляд. У него были темно-карие глаза под нависающими бровями, они постоянно меняли свое выражение: были то нежными, то требовательно вопрошали… Но по ним ничего нельзя было узнать об их хозяине.

А Эли вспомнилась женщина, которую он знал очень давно. Легкий запах духов, доносившийся от сидящей напротив девушки, будил воспоминания, и он не мог их отогнать. Они переносили Эли в тот день, когда на овеваемой всеми ветрами палубе перед ним стояла такая же юная девушка. Одно мгновение из совсем другой эпохи. Десять лет назад… Он даже удивился. Неужели это действительно было так давно?

Когда ему было двадцать, он женился на одной женщине и взял ее с собой на Восток, чтобы она разделила с ним его судьбу. Звали ее Аннет, а родом она была из Парижа. Во время родов – шло второе после их свадьбы лето – она подхватила родильную горячку и умерла, умер и ребенок. А теперь в чистом ясном профиле этой девушки он снова увидел Аннет, и ему показалось, что не было всех этих лет, когда он с неослабевающим пылом домогался – и успешно – китаянок, малаек и евразиек. На мгновение ему показалось, что он опять смотрит в васильковые глаза своей первой возлюбленной, он снова переживал ощущения тех дней, когда она, с чисто французским очарованием, веселилась с ним по ночам во время их путешествия от Гонконга до Макао.

Милли подняла глаза.

– Вы так на меня смотрите, мистер Боггз!

– Извините! – Эли неловко заерзал. – Я думал о вашем портрете в Морском департаменте…

Старый корабль подрагивал в такт работе двигателя. В бездонной глубине под ним бурлили водовороты. Над ним пылало июньское солнце, посылая свои косые жгучие лучи в прохладные глубины, туда, где обитали замечательные и диковинные существа, где покоились останки тысяч кораблей.

– Ей было примерно столько же лет, сколько сейчас вам, вот так, – сказал он.

– Кому?

– О, это неважно. Но я знал вас задолго до того, как увидел тот портрет в кабинете вашего отца.

– Не понимаю.