- Я их гнид, выебу! Ленивых сук! Мы их выебем! - взял он и меня в компанию. - Во все дыры!

И вот не вышло. Я хотел его спросить, как обстоит дело с другими способами добывания денег, менее легальными, чем написание и продажа книг, но, верный своей привычке держаться подальше от чужих тайн, не спросил.

- Я делаю кой-какие деньги, - процедил он, - и Татьяна приносит какое-то количество кусков с "Радио Либерти", но я хочу жить как человек, а не как позорный нищий...

Мы выпили по последней, и я, обернув туловище китайской курткой, вышел с ним за порог. Падал пушистый прекрасный снег, и было тепло, как в такую погоду в украинском маленьком городке. Может быть, как в Днепропетровске. Только городок был очень большой. Он сел в "кадиллак" и, уже взявшись за руль, сказал:

- Нет, не хочу домой. Настроение паршивое. Поеду в казино, попытаюсь отыграться. Прошлой ночью я проиграл шесть тысяч!

- Дал бы лучше мне. Я бы в Париже на эти деньги год прожил. Или занял бы, что ли? Я бы тебе вернул через пару лет... Он всхрапнул, что, может быть, означало смех.

- Я не могу как ты, Эдик! Я уверен, ты можешь много лет жить в дерьме, питаться дерьмом и ждать своего часа. И дождешься, победишь хуесосов, я уверен. Я не могу так, я должен жить сегодня. Не забывай, что я еврей, у меня кровь другая, южная... - он опять всхрапнул. - Слушай! - сказал он, уже подтянув ногу в машину и собираясь закрыть дверь. - Хочешь поехать со мной? Ты был когда-нибудь в подпольном казино?

- Нет, никогда не был.

- Так поехали. Посмотришь. Как писателю, тебе нужен разнообразный опыт...

Я согласился, что мне, как писателю, нужны все картинки жизни и человеческие существа во всевозможных их ситуациях. Я сел в "кадиллак".

Он вырулил из нашего блока на Саттон Плэйс и покатил в аптаун.

- Ты когда-нибудь играл в блэк-джек?

- Никогда.

Харьковскому вору стало стыдно, что днепропетровский вор "развратнее" его. Он, правда, был лет на десять старше меня.

- Полный пиздец! Здорово! Слушай, я дам тебе money*, и ты поиграешь за меня, а? Новичкам всегда везет, это закон,

- Но я не знаю, как играть, правил не знаю.

- Ты играл когда-нибудь в очко?

- Играл в детстве, но несерьезно.

- Ну так блэк-джек - почти очко.

- Хорошо, я сыграю, но если я проиграю твою капусту, не вини меня за это. Идет?

- Выиграешь, я уверен.

В холле небоскреба на Лексингтон авеню ночной дормен улыбнулся моему Вергилию. Ряды телевизионных экранов, горящие на стене против конторки, за которой сидел дормен, показывали, что делается на этажах. На всех экранах видны были пустые коридоры. Дормен привычно нажал нужную кнопку интеркома и посмотрел вопросительно на моего спутника.

- Роман энд хиз френд (Роман и его друг), - повторил дормен в интерком и удовлетворенно кивнул: - Идите.

- Почему Роман? - шепотом спросил я, когда мы шли к элевейтору.

- Так удобнее, - только и сказал Студент.

Элевейтор, в котором под потолком я заметил головку телекамеры, вознес нас на тридцать девятый этаж. Мягко разошлись двери, и мы вышли.

- Сейчас увидишь на хуй что делается. Ебаные мирные граждане и не подозревают... - прошептал он, нажимая кнопку звонка.

Дверь открылась тотчас. Никого не было в отрытой двери. Темнота. Но мой приятель шагнул в темноту, и за ним шагнул я. Дверь за ним закрылась, и тотчас же зажегся свет.

- Хэлло, Роман!

- Хэлло, Джимми! Это Ричард! - указал Студент на меня.

Человек ростом в 6 и 5, или даже в 6 и 7 футов возвышался за нами. Я вовсе не преувеличиваю его рост с целью создания устрашающей атмосферы, она и без того была нервная. Джимми был в синем блейзере - униформе здешних жуликов.

- Много народу? - спросил Студент, одергивая свой синий блейзер.

- В блэк-джек?

- Угу.

- Десяток.

Я снял свою убогую куртку, которую Джимми безо всякого пренебрежения взял у меня из рук. Передав куртку откуда-то появившейся красивой девушке в зеленом шелковом платье, Джимми, вдруг присев, без предупреждения быстро и ловко ощупал меня снизу доверху. Появившийся как бы из-за кулисы, сбоку, второй гангстер обыскал Студента. "Кто кому подражает? Гориллы подражают кино или кинопроизводство подражает гориллам?" - подумал я.

Джимми пошел впереди, и мы стали подниматься по винтовой лестнице. Отличие ее от обычной винтовой лестницы состояло в том, что она вилась не в открытом пространстве, но в каменном колодце. Мы миновали одну площадку с несколькими дверьми и, поднявшись еще вверх, вдруг вышли в обширную прихожую с уютной, чуть старомодной мебелью, присущей, может быть, гостиной дорогой бляди. Не задерживаясь в гостиной, мы прошли вслед за Джимми в дальнюю дверь. Большой зал был населен, может быть, двумя дюжинами людей, но было нешумно. Джимми указал налево, и Студент-Роман пошел, не глядя по сторонам, к прилавку, как бы бару, за которым сидело с полдюжины народу на табуретах. Прилавок примыкал к зеленому столу, разделенному на неизвестного мне назначения геометрические фигуры. По столу были разложены всюду карты и жетоны. Два железных гнезда для карточных колод, а за ними красивая, хорошо причесанная, улыбающаяся, в зеленом платье стояла крупье.

- Что хотите пить? - раздался за моей спиной голос.

Я обернулся. Третья по счету девушка в зеленом.

- Бери что хочешь, - пришел мне на помощь Студент. - Сервис бесплатный.

Он заказал себе коньяк.

- Хотите что-нибудь съесть? - спросила девушка, когда и я заказал себе коньяк.

Я отказался.

Мы проигрались. Я проиграл его пять сотен долларов, которые он мне отсчитал еще в "кадиллаке". Сколько проиграл он, не знаю. Наши соседи, кажется, выиграли. Один папаша несколько раз разменял, написав их тут же, за прилавком, чеки, следовательно, тоже проигрался. Но когда мы вышли и я утешил Студента тем, что не он один потерял деньги, папаша тоже, - студент презрительно хмыкнул.

- Это их человек, казино. Он сидит у них для создания азарта, для подогревания страстей. Когда ты видишь, как старик, пыхтя сигарой, пишет чек, думаешь, дай и я рискну еще разок, возьму карту.

- Но если ты знаешь, что он подставной, почему продолжаешь играть?

- А-ааа, загадка природы. Всякий раз кажется, что уж сегодня-то выиграю. И заметив выражение моего лица, вдруг хлопнул меня по плечу: Удивительный ты тип, Эдь! Ты, кажется, меня еще и осуждаешь.