3.

- Слушай, Нестеров, - прокурор был возбужден, как будто от нею только что ушла не выполнившая предписанного любовница. Но Нестеров знал, что любовницы у прокурора нет и не может быть, даже нс столько в силу возраста, сколько в силу партийных традиций, поэтому он сразу же сказал:

- Что случилось, Василий Игнатьевич?

- Что случилось, что случилось, - завопил в трубку прокурор, случилось то, что никогда не случалось. Какой-то мудак, - он произнес это слово по слогам, вероятно, чтобы Нестеров лучше понял. - привязал нашего ответственного работника, между прочим, депутата, цепочкой к новому памятнику Ленину. Я не знаю, как ты это квалифицируешь, по двести шестой или двести двенадцатой, но думай сам... Но то. что парень уже второй день мучается у памятника, это безобразие. Между прочим, почему ты на работу не ходишь?

Нестеров выдержал паузу. Решил на второй вопрос не отвечать.

- Не понимаю вас, Василий Игнатьевич, как можно мучиться, стоя у памятника Ленину. Вы. по-моему, что-то не то сказали.

Прокурор тоже выдержал паузу, ровно такую, чтобы оценить степень сказанного Нестеровым.

Степень дозволенности. Но ничего недозволенного в речи полковника не нашел. Более того, и сам вдруг подумал о том, что постоять у памятника вождю, вознося здравицы партии в расчете на обещанный коммунизм, почетное дело каждого советского человека. И хотел сказать об этом Нестерову. Но потом понял, что это было бы не по существу.

Поэтому начал снова:

- Николай Константинович, - сказал он уже мягче, - когда депутат Верховного Совета выходит из машины и делает замечание какому-то странному субъекту в серебряном костюме, а тот, вместо того, чтобы извиниться, приковывает его к памятнику вождю, это, согласитесь, безобразие. И мириться с этим нельзя.

- Ну, а что, разве инцидент нельзя исчерпать, освободив уважаемого депутата из плена? - спросил Нестеров, начиная уже кое-что понимать.

- В том-то и дело, что нет, - почти закричал прокурор в трубку, - вы же знаете, из какого сверхпрочного материала сделан памятник.

Нестеров знал это. Об этом в области знали все.

- А цепочка? - спросил он, понимая, что ему ответит прокурор.

- Как сказали наши эксперты, - тихо и внятно объяснил ему собеседник, цепочка сделана из материала, в сто пятьдесят раз превышающего по крепости "Дельту-2М", его не может разрезать вся техника Земли.

Нестеров, вдумайтесь в мои слова. В области происходит черт-те что.

- А почему вы мне об этом говорите?

- Да потому, что это дело должно быть возбуждено на уровне минимум республики, а не области.

Вот оно что? Прокурор, оказывается, пекся не о депутате, а беспокоился о престиже области: как бы чего не вышло, поэтому и просил московского полковника, коль уж он все равно здесь, подсобить.

Закончив разговор с прокурором, Нестеров потребовал к себе в номер гостиницы дежурного по УВД со сводкой происшествий за последние двое суток.

Просмотрев ее, он быстро нашел то, что искал, тот самый случаи, о котором говорил ему прокурор. И теперь уже был уверен, что инцидент с приковыванием депутата цепочкой к памятнику Ленину из материала, не имеющего аналога в земном металлостроении, есть дело рук его недавнего космического знакомца, но как и кому об этом скажешь?

Анна Михайловна была счастлива. Она возвратилась из магазина с покупками, а тут еще Коля оказался дома и впервые за много лет совместной жизни пригласил ее на вечернюю прогулку. И это была действительно прогулка, потому что из номера они не взяли с собой ни забот, ни сумок, они просто шли по городским улицам, вдыхали запах тополиной листвы и вспоминали свою юность. И вспоминали дни, когда они были не так измотаны.

Впрочем, немного отдохнули они и сегодня. И Анна Михайловна время от времени целовала своего мужа прямо на улице, и целовала его так, как целуют жениха, а он постоянно старался угодить ей, то покупая цветы, как в период ухаживания, а то просто смотрел ей в глаза, или поправлял непослушный локон, или брал ее за руку и подносил ее некогда юные пальцы к своим губам.

- Смотри, Анечка, что происходит, - вдруг сказал он, когда они уже подходили к площади, возвращаясь.

И его возглас был уместен. На большой площади учинялось нечто несовместимое ни с традициями, ни с воспитанием, ни с обычаями большой страны.

Огромный, конечно западного производства, кран ловко захватывал в этот момент памятник вождю мирового пролетариата товарищу Владимиру Ильичу Ленину и осторожно укладывал его на гигантский трейлер. Он делал это осторожно не только потому, что этот памятник являл собой вершину идеологии масс, но еще и потому, что к нему по-прежнему был прикован депутат Верховного Совета.

Трое суток принужденно просидевший возле вождя депутат имел вид счастливого человека. Он улыбался и громко декламировал стихи:

Узкоглаз, рыжеволос, степенен,

Бревна разрубал ребром руки.

- Кто ты? - мужики спросили.

- Ленин...

- Так и ох..ли мужики.

Присутствующий на демонтаже памятника врач потребовал немедленной госпитализации депутата.

А так как в эти дни особенно восторженно говорили о приоритете личности, то обком вынужден был дать добро, и депутат был вскоре доставлен в сумасшедший дом, естественно, вместе со своим невольным прицепом.

- В наше время не следует сходить с ума на почве такого психоза, резонно заметил главный врач, - попробуйте внушить себе, что вы свободны.

Депутат попробовал и не смог. Тогда, повинуясь ситуации, главный психиатр области выклянчил у обкома деньги и выстроил здание нового сумасшедшего дома, чтобы поместился и памятник. Поскольку он все равно не поместился, под сумасшедший дом отдали только что построенное здание обкома партии...

4.

Незнакомец в серебряном костюме был помощником капитана большого космического корабля. Он ничуть не походил на людей. Но в адаптационном шлеме легко мог принять облик существа, которые обитали здесь, где он теперь находился. Единственной задачей, составляющей программу его мозга, было сеяние нравственности на Земле.

На третьей планете Солнечной системы (о чем уже последовал доклад высшего космического разума) нравственность, насажденная миллионы лет назад ему подобным, значительно поредела, и озабоченные этим обстоятельством он и его соплеменники появились на Земле, стараясь в многообразии видов выискать хомо сапиенс с кодом бесспорной нравственности.

Одним из таких объектов был Нестеров. Но каково же было удивление незнакомца, если сие чувство вообще может быть применимо к представителю инопланетного разума, когда он обнаружил, что полковник, творящий добро, любимец многих, даже тех, чья нравственность оставляет желать лучшего, всего лишь плод воображения грустного писателя, одинокого и нелюдимого, сочиняющего свои странные вирши за копеечные гонорары.

В математический, почти абсолютный мозг существа в серебряном костюме это никак не укладывалось. И поэтому, недолго думая и повинуясь скорее автоматизму, чем здравому смыслу, респектабельный инопланетянин в странном одеянии материализовал Нестерова, сделав его реальным, немало не заботясь о том, что тем самым лишил его автора возможности о нем писать...

К чести Нестерова надо добавить, что, материализовавшись, он продолжает жить так же, как жил: расследует преступления, воспитывает детей, любит жену, несет людям добро и остается другом своему сочинителю...

...А то, что наркотики употребляли и продавали многие руководители области - не удивительно.

Плохо им на этом свете, господа!