- Ладно тебе, - сказал он, морщась. - Его не вернешь. Что реветь напрасно?

- Ты черствый, - сказала Люся сквозь плач. - Ты сухой, у тебя нет жалости. Знал бы ты, как много мне пришлось пережить. Я на мужчин смотреть не могла, все мне казалось, что лучше моего Коли не бывает. Только год назад встретила одного человека, похожего на Колю, и полюбила его. Но он оказался подлецом, а теперь и ты меня выгоняешь. Я думала, ты добрый, а ты вот какой...

- Во заливает! - сказал сосед и восторженно прищелкнул языком. - Во дает!

- Помолчи, - сказал Климов им обоим. - Так будет лучше. И вообще, спать пора. Уже поздно. Завтра разберемся.

Люся еще поплакала немного и снова забралась под одеяло. Она долго ворочалась, шептала что-то про себя, вздыхала и стонала, потом понемногу успокоилась и затихла. Климов вымыл чашки, походил по комнате, мельком взглянул на свое отражение в зеркале, но что-то насторожило его, и он снова взглянул, сел и внимательно уставился на себя. Зеркало висело высоко, приходилось чуточку приподнять подбородок, чтобы увидеть все лицо. Было странное ощущение, что в зеркале отражается другой человек, не Климов. Он провел ладонью по щеке, дотронулся пальцем до носа, разгладил морщинки под глазами. Все было его, но одновременно чье-то еще, чужое.

- Не нравится? - спросил сосед.

Климов не ответил.

- Метаморфируешь, - удовлетворенно сказал сосед. - Хотел измениться изменяешься. Дело нехитрое. Изменщик!

И засмеялся своей шутке.

- Почему ты не любишь меня? - не выдержал Климов. - Что я тебе сделал?

- В том-то и дело, что ничего, - сказал сосед. - Ты умеешь только страдать и мучить других, а сделать что-нибудь не способен.

- Ты обидел меня, - вдруг отозвалась Люся из-под одеяла. - Ты равнодушен к моему горю.

- Я знаю, - вздохнул Климов. - Но ничего не могу с собой поделать. Помоги мне.

- Ну уж нет, - сказал сосед, звякая ложечкой в стакане. - Я тебя топить буду.

- Как? - спросила Люся.

- Страшно мне, - сказал Климов.

- Врешь, - уверенно сказал сосед. - Врешь и не краснеешь.

Люся выглянула из-под одеяла, повертела головой по сторонам, остановила взгляд на Климове.

- Ложись, - пробормотала она. - У тебя лицо бледное.

- Неправда, - ответил Климов сразу обоим. - Ты ошибаешься.

Сосед не ответил, потом проговорил нараспев длинную фразу на незнакомом языке и весело рассмеялся.

- Господи, - сказала Люся, - ну и акустика в этом доме. Нас тоже слышно?

- Слышно, - сказал Климов и погасил свет.

Он нашел эти фотографии. Четыре лица. Мужчина и женщина, мальчик и девочка. Красивая женщина, блеклый пухлогубый мужчина и дети, похожие на мать. Климова неприятно удивило свое собственное лицо. В зеркале оно казалось более красивым и значительным. По крайней мере, в последние дни. Он сел перед зеркалом и стал сравнивать свое отражение и фотографии, сделанные год назад. Люси Дома не было, стесняться было некого, и он морщил лоб, вытягивал губы трубочкой, оттопыривал уши пальцем, растягивал в стороны уголки глаз. Его не покидало ощущение, что зеркало отражает чужое лицо или на лицо надета маска. И то и другое было неприятно. Тонкая пленка серебра отражала мужское лицо с твердым подбородком, большим лбом и пристальным взглядом серых глаз. Черные крупинки серебра на фотографии округлое курносое лицо с большими ушами, маленькими сонными глазами. Между этими людьми было несомненное сходство, какое бывает у братьев, но все же это были совершенно разные люди.

- Это твоя работа? - спросил Климов, уверенный, что его услышат.

Наверху промолчали.

- Эй ты, задрипанный бог! - сказал Климов. - Это и есть твоя метаморфоза? Для чего мне она?

Наверху забулькало, словно переливали воду из бутылки в стакан.

- Помалкиваешь? - угрожающе спросил Климов. - Воды в рот набрал? Я не погляжу, что ты бог, я тебя сам, как черепаху, разделаю.

- Обнаглел, - удовлетворенно сказал сосед. - Богоборцем стал. Ишь ты!

- И ты меня еще топить собираешься? Меня, Климова?

- Тебя, - радостно подтвердил сосед. - Клизму топить буду.

Бульканье нарастало, и вдруг Климов увидел, как стык потолка и стены темнеет, набухает водой, и вот узкая струйка воды потекла вниз и застучала по подоконнику.

- Эй! - испугался Климов. - Ты с ума спятил? Закрой воду!

- Потоп, - сказал сосед. - У меня батарея течет. Самому хлопотно.

- А мне какое дело! - возмутился Климов, подставляя ведро. - Вызывай слесаря.

- А он не может! - обрадовался сосед. - У него голова болит.

- Тогда я сам к тебе поднимусь.

- Хляби у меня разверзлись, - торжественно произнес сосед. - Без акваланга не попадешь, салага.

- Хоть бы сам потонул, - в сердцах сказал Климов, вытирая лужу. - Бог называется. Ни пользы от него, ни сострадания, одни неприятности и оскорбления.

- Я бы рад потонуть, - приглушенно сказал сосед, - да не умею. Я же бессмертный... И чего ты раскипятился? Твое желание исполняется. Теперь наверняка твоя жена вернется к тебе. Разве ты не об этом мечтал?

- Мечтал, мечтал, - буркнул раздраженно Климов. - Только на черта мне твой потоп? Без этого нельзя, что ли?

- Счастья надо добиваться упорным трудом, - сказал сосед голосом матери Климова. - Только в испытаниях выковывается настоящее счастье.

Климов вздрогнул. Он узнал надоевшие нравоучения.

- Пересмешник, - сказал он. - Хулиган. Я на тебя в ЖКО пожалуюсь, что жильцов топишь.

- А я на тебя в местком анонимку напишу, - мстительно сказал сосед, что ты в бога веришь и с соседями ругаешься. Вот!

- А я в тебя не верю! Нужен ты мне!

- Софи-и-ст! - насмешливо протянул сосед. - Схоластик. В бога не веришь, а с богом ругаешься. Во даешь!

Климов подставил ведро и пошел выливать наполненное.

- Простите, - спросил он старушку на кухне, - вы не знаете, кто живет надо мной?

- Кто-нибудь да живет, - ответила старушка. - Человек живет какой-нибудь.

- Мужчина или женщина?

- Или мужчина, или женщина, - ответила она, - или оба сразу. Уж это непременно. А вот вы где живете?

- Здесь! - удивился Климов. - Уже месяц!

- Ишь чего. А я и не видела такого, - спокойно сказала старушка и пошла доваривать щи.

Через час потоп прекратился. Климов вымок и взмок, пока выливал воду и вытирал пол. Ругаться больше не хотелось. Он уже убедился в том, что конфликтовать с соседями хлопотно, а с богом - глупо. Даже если такого и не существует.

То и дело он подходил к зеркалу и всматривался в затуманенное стекло. Ему казалось, что лицо его изменяется без перерыва. Ощущение было чисто физическое. Словно бы поверхность лица стала размягченной, текучей, и движения мышц подчас не совпадали с его желанием нахмуриться, скажем, или улыбнуться. Хотелось сбросить эту раздражающую маску, он часто дотрагивался до лица, пытаясь избавиться от тягостного ощущения, но оно не уменьшалось.

В свое время из маленького ребенка он превратился в мальчика, потом в худого веснушчатого подростка, в юношу, мужчину, и все эти естественные метаморфозы никого и никогда не удивляли. Так заведено. Человеку свойственно не только ошибаться, но и изменяться до тех пор, пока последняя перемена не растворит его в земле. И как знать, думал в эти часы Климов, быть может, его теперешняя метаморфоза тоже закономерна, просто более редка и менее известна. Ведь был он когда-то ребенком, и ничего никто не удивляется, что тот, позавчерашний маленький Климов, и этот, тридцатилетний, - один и тот же человек.

Он думал так, но мысли эти все равно не успокаивали. Сам он ни разу не видел и не читал нигде, чтобы человек вдруг начал менять свою внешность. Тогда он повернул зеркало стеклом к стене, сел на диван, взял книгу наугад и, стараясь не обращать внимания на взбунтовавшееся лицо, стал дожидаться Люсю.

Она пришла, нагруженная чемоданами, тяжело опустила их у порога и, не раздеваясь, села на стул. Климов боялся повертываться к ней, он не хотел пугать ее новым лицом.