Она подняла глаза и внимательно посмотрела на меня. Неужели что-то подозревает?

— Ты всегда так нервничаешь перед забегом?

— Нет, но сейчас особый случай, — осторожно ответил я, пытаясь найти правдоподобное, но достаточно уклончивое объяснение. Она не побоялась открыться мне, и после ее исповеди я жаждал ответить тем же, но риск был слишком велик. Все же… будь я проклят, если отделаюсь бессовестным враньем. — Видишь ли, результат настолько непредсказуем, особенно с новым телом…

От дальнейших объяснений меня спас писк терминала.

— Запрос, — объявил компьютер.

— Принимаю.

Экран снова ожил, высветив вчерашнего уравнивателя.

Время остановилось.

«Пойман! — вопил разум. — Беги! Скройся!»

Должно быть, паника изменила мое лицо, потому что я ощутил пристальный взгляд временной жены, хотя пилка для ногтей продолжала свое гипнотическое шурх-шурх-шурх. Но уравниватель выглядел таким же неудачником. Интересно, это игра или Уравнивание старается, чтобы мелкие служащие имели вид столь же безобидный, насколько первые уравниватели — устрашающий. Если бы меня собирались поместить под домашний арест, уж, наверное, подобную новость сообщил бы кто-то рангом повыше. Этот же тип — простой техник.

— Я рад, что застал вас, Андру, — сообщил он по-приятельски. — Вы, спортсмены, привыкли рано вставать, не так ли? Я всего лишь хотел сказать, что забыл дать официальную гарантию на ваше тело. Высылаю вам копию…

Пока он говорил, в углу экрана замигала иконка.

— …но вам понадобится экземпляр на бумаге, удостоверенный отпечатком большого пальца. Его я перешлю почтой, в понедельник, с утра.

Только сейчас я сообразил, что все это время сидел не дыша, и сейчас постарался выдохнуть как можно медленнее и незаметнее. Сердце бухало кузнечным молотом, и казалось, любой мог заметить, как пульсирует сонная артерия. Может, видеосвязь на том конце оказалась паршивой, но, скорее всего, он действительно был просто техником. Наверное, встань я на голову и начни распевать на суахили, он и это сопроводил бы наблюдением: «Вы, спортсмены…»

Его голос все дребезжал и дребезжал:

— Счастливы сообщить, что вы здоровый тридцатичетырехлетний мужчина в первоклассном состоянии. У вас есть десять дней… простите, осталось девять… чтобы отметить возможные дефекты. Если же таковых не обнаружится, вы обязаны вернуть тело в его теперешнем состоянии, минус обычный износ. Плюс коэффициент на использование тела в качестве бегуна на длинные дистанции. Кстати, между нами: я сам не раз наблюдал, как Уравнивание игнорировало серьезные ортопедические проблемы. А вот не любят они значительных изменений массы тела, избыточного холестерина, повышенного артериального давления, патологии печени и тому подобных вещей, указывающих на издевательства над телом путем неумеренного потребления еды, спиртного и наркотиков.

Я приглушил звук, и уравниватель стал еще больше похож на старомодную надувную игрушку. «Гарантией» звался медицинский отчет о состоянии тела перед очередным уравниванием. Без него даже нельзя было выйти за дверь. Мало того, что существовал риск отвечать за все недомогания и дефекты тела, всегда необходимо было знать историю болезни, чтобы правильно планировать тренировки.

— Спасибо, — поблагодарил я. — Жду с нетерпением. Но теперь мне пора. Сегодня состязания.

— О, конечно, — кивнул он. — Рад быть полезным.

Я нажал кнопку. Его лицо застыло, сморщилось и исчезло. Моя временная супруга перестала притворяться, будто занята подпиливанием ногтей.

— Значит, ты так рвался на старт, что забыл гарантию. Очевидные вопросы повисли в воздухе. Ни упрека, ни осуждения, ничего. Тишину прервал писк очередного звонка.

Мое тело, похоже, обладало неистощимыми запасами адреналина. Пульсация чистейшего безрассудного страха угрожала расслабить кишечник, а сердце снова заколотилось со скоростью ста восьмидесяти ударов в минуту. Старик был прав в одном. Если я решусь, это должно произойти сегодня. Тянуть опасно.

Игнорировать звонок тоже нет смысла: этим ничего не выиграешь. Поэтому я снова оживил экран, правда, с десятисекундной задержкой, чтобы немного прийти в себя. И тут рядом возникло какое-то движение, затем под столешницу прокралась рука, чтобы лечь на колено поверх моей собственной, плотно прижатой к бедру, словно массировавшей готовые к рывку мышцы. И снова связь между нами была безмолвной, но на этот раз близость добавила некую новую нервную дрожь…

Тут на экране высветилось изображение загорелого до черноты молодого блондина с глазами поразительной синевы. Я не узнал тела, но это, разумеется, ничего не значило.

— Простите, что беспокою вас в утро состязаний, — извинился он, — но я плохо перенес уравнивание и не смог позвонить вчера вечером. Меня зовут Арон, я ваш новый тренер.

Пьянящая мешанина страха, адреналина и женского прикосновения трансформировалась в облегчение: не нужно никуда бежать.

— Рад знакомству, — прохрипел я, чувствуя поднимавшуюся в душе потребность поболтать, тем более, что телу было необходимо сжечь бесполезный адреналин.

— Но, простите…

Я поколебался, сообразив, что человек мне абсолютно незнаком, однако рефлекс болтливости оказался сильнее здравого смысла.

— Ваше имя, — выпалил я, — довольно необычное Вы Этнический Возрожденец.

К счастью, Арон оказался не из тех, кого легко оскорбить.

— Что-то вроде. Меня воспитывали в еврейском интернате. Таких, как я, не слишком много, но поскольку мы не настаиваем на кошерных телах, то и не привлекаем особого внимания.

— Но вы сохранили имя.

— Разумеется. Я к нему привык. Все имена имеют этнические корни. Возьмите хоть ваше: это фонетическая форма от Э-Н-Д-Р-Ю, имени, достаточно часто встречающегося в христианских интернатах.

Адреналин неуклонно снижался, вытесняемый любопытством.

— Я этого не знал, — признался я. — Это только показывает, насколько я невежествен в религии.

Или до чего мне на все это наплевать.

На самом деле мне было известно одно: наиболее влиятельные группы могли иметь собственные интернаты и ограничивать уравнивание членами своего круга.

Занятый собственными мыслями, я едва не прослушал слова Арона.

— …позвонил, чтобы предупредить: не слишком усердствуйте сегодня. Болельщики ничего особенного не ждут. Действуйте спокойнее, попытайтесь понять, чем обладаете, и постарайтесь не покалечиться. Вопросы есть?

Я покачал головой.

— О'кей. У выхода ровно в десять вас будет ждать такси.

— Спасибо, — кивнул я, отключаясь.

25,48. Мой результат никогда не превышал двадцати восьми, и я еще не встречал человека, который смог бы закончить забег меньше, чем за 27,30. В отборочных состязаниях невозможно преодолеть и 28.

Десять часов спустя я разминался на стадионе: короткие пятидесятиметровые пробежки, придающие мышцам упругость. У меня уже преимущество: некоторым моим соперникам пришлось лететь ночью, и последствия уравнивания накладывались на смену часовых поясов. Кстати, подобный способ передвижения не слишком эгалитарен, но это часть комедии ошибок, которая делает отборочные соревнования такими популярными. На стадионе собралось почти двести тысяч человек, а камеры Инфосети служили безмолвным свидетельством того, что еще несколько миллионов следят за результатами в своих домах и пабах.

Как раз в тот момент, когда я вознамерился сделать передышку, мое внимание привлекли седая борода и знакомый голос. Старик занял место в переднем ряду, метрах в пятидесяти от стартовой черты, и, превосходно играя роль болельщика-ветерана, с энтузиазмом приветствовал каждого бегуна, который имел несчастье подойти ближе. Адресованные мне слова ничем не отличались от тех, которыми он напутствовал остальных.

— Ты можешь! — вопил он. — Мы знаем, что у тебя получится!

— Кто ты? — прошипел я.

Он опасливо оглянулся на соседей, но тут же пожал плечами:

— Поймешь через несколько минут, — пояснил он. — А пока это останется нашим маленьким секретом.