– Что вы хотите этим сказать? – поднял брови Дэвид.

Кэрол пожала плечами с видом полнейшего безразличия.

– Мистер Мэттьюс собирается провести уикенд на побережье, если я не ошибаюсь, в Майами, и поедет оттуда на своем новом мотоцикле.

Дэвид открыл рот, но тут же закрыл его, проглотив все, что собирался сказать, откашлялся и помотал головой, чтобы привести в порядок мысли. Убедившись, что эта попытка ни к чему не привела, он с немым вопросом уставился на Кэрол.

Та подняла глаза к небу с видом молчаливой покорности судьбе.

– Вам не кажется, что во всем этом есть что-то ненормальное? – трагически вопросил Дэвид.

– Что вы имеете в виду? – Теперь в тоне Кэрол вновь звучала холодная вежливость хорошо вымуштрованной секретарши.

– Ни один человек в здравом рассудке не потащится летом в такую даль своим ходом, когда есть самолеты.

– Если вам интересно знать, – заявила Кэрол, – я собираюсь ехать в Палм-Бич на своей машине и не вижу в этом ничего странного. Надеюсь, я вам больше не нужна, мистер Мэттьюс?

Дэвиду предоставлялась последняя возможность наладить отношения с Кэрол Тернер. Да, она была не совсем в его вкусе, но он никогда не считал свой вкус чем-то вечным и неизменным. К тому же она явно нуждалась в дружеской поддержке. Похоже, в последнее время ей приходилось слишком мало смеяться и слишком много работать. Наконец она просто была хорошенькой, и одного этого было достаточно, чтобы попытать счастья.

– Неужели вы бросите меня одного сражаться с этим бумажным монстром? – шутливо спросил он.

– Если это задание кажется вам слишком трудным, – ледяным тоном ответила Кэрол, или у вас есть более важные дела... – ее взгляд остановился на все еще лежащем на столе снимке, – я передам его кому-нибудь другому.

Ее рука уже тянулась, чтобы забрать со стола папку.

– Один вопрос, мисс Тернер, – сказал Дэвид, поднимаясь с кресла и становясь так, чтобы стол перестал быть преградой между ним и Кэрол.

Она посмотрела на него с выражением безграничного терпения на лице.

– Да, я слушаю вас, – произнесла Кэрол тем усталым тоном, каким учитель разговаривает со старательным, но безнадежно тупым учеником.

– Какого цвета у вас глаза?

Удар был сильным и попал в цель. Кэрол мгновенно вспыхнула, залившись краской до самых ушей. Непроизвольно она сняла очки, и ее глаза – теперь Дэвид совершенно четко видел, что они темно-серые, – стали вдруг огромными и приобрели какое-то беззащитное выражение. Он буквально физически ощущал, как в глубине их рождается и крепнет паника.

– Прошу прощения, но мне нужно идти, – с излишней, может быть, резкостью произнесла Кэрол и, не дожидаясь ответа, устремилась к выходу.

– Решительно, весь мир сошел с ума! – бросил Дэвид в удаляющуюся спину. Спина вздрогнула и на мгновение утратила свою прямизну.

Затем дверь захлопнулась, оставив его печально размышлять о неожиданных причудах пожилых дельцов и молоденьких секретарш.

Кэрол прихлебывала горячий чай и с удовольствием оглядывала свою кухню. Все здесь было так, как нужно. Голубые занавески на окнах, горшки с цветами на подоконнике, маленькая плитка с яростно кипящим чайником и резная деревянная полочка для чашек и тарелок. Двух тарелок и двух чашек. Просто на всякий случай, сказала она себе, вдруг одна разобьется.

Ей стоило некоторого труда втиснуть сюда стол, самый маленький, какой ей удалось отыскать на распродаже. Но разве ей нужен большой? Ведь она ни с кем не собирается делить свой завтрак, обед и ужин.

Кэрол поскребла кончиком ножа отслаивающуюся краску на столешнице. Она не хотела покупать новую мебель, не будучи вполне уверенной, что надолго задержится во Флориде. Причины, заставившие ее покинуть родной город, с каждым месяцем, проведенным вдали от Гранд-Форкса, казались ей все менее вескими.

Она включила радио, собираясь послушать «Мастерскую разбитых сердец». Случись ей поступить так всего каких-нибудь три месяца назад, Ламберт поднял бы ее на смех. Разобрал бы по косточкам и саму передачу, и ее ведущую Роз Пойндекстер, и женщин, написавших ей письма, и каждую подверг бы остроумной и убийственной критике. А потом выключил бы приемник. Ламберт считал, что только безнадежным неудачницам может прийти в голову искать решение своих проблем на радио. И только настоящие дурочки могут получать удовольствие, слушая об этом.

Нет, она вовсе не была неудачницей. В ее жизни с Ламбертом целых шесть лет все было прекрасно. Просто замечательно. Никаких проблем.

Пока Ламберт не бросил ее.

С той самой минуты для нее началась новая жизнь, совсем не похожая на прежнюю, независимая и прекрасная. Настолько прекрасная, что за три месяца привела Кэрол в ряды дурочек, слушающих «Мастерскую разбитых сердец».

Пусть она умна и рассудительна, пусть сумела за короткое время завоевать уважение всех сотрудников «Мэттьюс куинз» своей безупречной работой – что с того? Никакие строгие костюмы, гладкие прически и толстые линзы не смогут скрыть истинную суть Кэрол Тернер. Мямля и неудачница.

Как легко удалось сегодня Дэвиду Мэттьюсу выбить ее из колеи! Этот плейбой, решивший поиграть в клерка, должно быть, с первого взгляда раскусил ее и, чтобы показать это, обрушил на нее волну своего неотразимого обаяния.

Иначе с чего бы ему вообще обращать на нее внимание? Она не из тех девушек, за которыми увиваются богатые наследники.

Зато очень хорошо знает, чем заканчиваются для девушек подобные игры. Спасибо Ламберту, теперь ей известно, что мужчинам нельзя верить ни на грош.

В радиоприемнике Роз Пойндекстер вдохновенно объясняла дозвонившейся слушательнице, что дружок просто морочит ей голову и лучшее, что можно сделать, – это выставить его за дверь.

Мудрый совет, вздохнула Кэрол. Жаль только запоздалый. Если бы Роз дала его немножко раньше, когда Кэрол еще жила в Гранд-Форксе... Впрочем, тогда Ламберт не позволял ей слушать радио.

А теперь она сидит одна в кухне своего дома в Тампе, как две капли воды похожего на флигель, который занимал Ламберт в фамильном поместье в Гранд-Форксе, пьет чай из точно такой же чашки и притворяется, что у нее все в порядке.

Новая прекрасная жизнь и новый прекрасный дом.

И то, и другое, с грустью подумала Кэрол, на самом деле всего лишь жалкое подражание оригиналу. В доме Ламберта все было прочным, добротным, надежным, каким казался и его хозяин. А купленная Кэрол хибара скрипела и потрескивала каждой своей рассохшейся доской.

Похоже, жизнь ее так же дала трещину и готова была вот-вот...

Внезапный оглушительный треск и грохот заставил Кэрол в панике вскочить из-за стола и прижаться к стене. Сердце ее так колотилось, что пришлось схватиться руками за грудь, чтобы удержать его.

Прошла минута, другая... Шум не повторялся.

Когда прошло пять минут, Кэрол наконец решилась. Она осторожно добралась до двери в гостиную и заглянула туда.

Увиденное повергло ее в шок. Гостиной больше не существовало. Повсюду взгляд ее натыкался только на просевшие доски и рухнувшие с потолка пласты штукатурки. Белая пыль столбом стояла в воздухе.

Кэрол словно окаменела. Она стиснула кулаки так, что костяшки пальцев побелели, и прижала их к груди. По ее щекам текли слезы, и не было даже сил вытирать их. Ей казалось, что вся ее жизнь лежит перед ней в развалинах.

Кэрол всегда боялась высоты, боялась до головокружения, до спазмов в желудке. Будучи совсем крошкой, когда отец подбрасывал ее в воздух, она неизменно ударялась в слезы.

В колледже, во время экскурсии, когда весь класс любовался Нью-Йорком с высоты Эмпайр Стейт Билдинг, она отказалась даже выйти на крышу и все время простояла на лестнице, зажмурившись и не обращая внимания на смешки и перешептывания подружек.

Со временем Кэрол научилась виртуозно избегать неудобств, которые доставляла эта сторона ее натуры, так что порой и сама забывала об этой своей особенности. Она научилась не подходить к окнам, если находилась выше первого этажа, никогда не поднималась в горы и была твердо убеждена, что просто обожает унылые, засушливые равнины Северной Дакоты, где выросла.