– Вам уже лучше, мадам ле Бон?

Тихий голос и мягкое прикосновение разбудили Мари, она открыла глаза. В комнате было темно. Мадам Перель – она просила называть ее Нанеттой – склонилась над ней со свечой и участливым выражением прозрачно-голубых глаз.

Шторы были опущены, у ее кровати на столике лежали салфетки для горячих и холодных компрессов, и Нанетта сейчас попеременно прикладывала их ко лбу Мари. Результат оказался чудесным. Мари оценила его, когда последняя салфетка была отброшена в сторону и она потрогала виски. Удивительно, но боль прошла.

– Да, – ответила она запоздало. – Да, я чувствую себя хорошо. Спасибо, Нанетта.

– Месье ле Бон желал бы видеть вас к ужину, если вам полегчает.

Мари села на кровати. Ее шелковое платье помялось.

– Нанетта, мне очень неловко, но вы говорите слишком быстро и я опять не понимаю вас.

– О мадам, простите меня! Я забыла. Я говорю, месье ле Бон желает, чтобы вы поужинали с ним.

Она произнесла это очень медленно, но было в ее голосе что-то, что не давало Мари в полной мере уяснить смысл сказанного. Может быть потому, что он был тихим и робким, как и ее повадки. Несмотря на дородность, при одном взгляде на Нанетту возникало впечатление, что достаточно дуновения ветерка, чтобы она исчезла.

– Поужинать? Вы сказали «поужинать»? – Мари посмотрела на зашторенное окно. – Неужели я так долго спала?

– Да, мадам. Сейчас почти восемь. – Нанетта зажгла лампу на столе и две на каминной полке, задула свою свечу – Месье велел не тревожить вас. Он сказал, чтобы вы отдыхали столько, сколько пожелаете. Ведь вы... как же он выразился? – Она потерла свой пухлый подбородок. – А! Вы выздоравливаете! Но он просил передать, что будет счастлив, если вы согласитесь составить ему компанию. Он ожидает внизу.

– Понятно, – улыбнулась Мари. На нее накатила теплая волна. Она была благодарна умелым рукам Нанетты, заботливому отношению Макса. Он позволил ей проспать целый День, и она готова сделать для него все, что угодно.

И как изящно он просит ее! Будет счастлив, если она согласится составить ему компанию. Это совсем не похоже на приказ.

Если уж на то пошло, ей просто не терпится снова увидеть его, она с радостью проведет с ним вечер. Странно, но чем более нудными кажутся ей его ученые рассуждения, тем более... волнующим находит она его общество.

Быть может, это первый признак того, что к ней возвращается память? Если несколько часов, проведенные с мужем, доставляют ей такое удовольствие, значит, она начинает вспоминать главное. Свои чувства. Остальное она наверстает позже.

Охваченная надеждой – впервые за все это время, – она просияла и легко соскочила с кровати.

– Пожалуйста, передайте месье, что я поужинаю с ним.

– Хорошо, мадам, – прошелестела в ответ Нанетта. – Но позвольте я помогу вам одеться.

– Одеться? Да ведь я одета.

Нанетта показала на платье, висевшее на спинке кровати. Мари прежде не видела его в своем гардеробе.

– Месье пожелал, чтобы вы надели это платье, – пояснила женщина.

Мари озадаченно глядела на платье. Довольно простое, сшитое из голубого полотна, с длинными рукавами и без выреза, оно закроет все тело. Мари недоумевала, зачем, когда ее шкаф полон прекрасных нарядов, понадобилось присылать ей еще один?

Наверное, Нанетта была права, утверждая, что мужьям хочется, чтобы их жены всегда были скромны и серьезны.

Но если так, почему Макс ни разу не сказал ни слова против тех платьев, которые она надевала эти два дня? Она-то считала, что именно такие платья носила она два года своего замужества.

Мари вздохнула. Нанетту об этом спрашивать бесполезно, она, похоже, не склонна задумываться о причудах мужчин.

– Хорошо, Нанетта.

Мари повернулась спиной, предоставив женщине расшнуровать ей платье.

– Мадам, и вот еще что. Месье спрашивает, может быть, вы пожелаете сегодня вечером походить босиком?

– Босиком? – Мари решила, что ослышалась. – Вы сказали «босиком»?

– Да, мадам.

Нанетту, видимо, ничуть не удивляло это предложение. Может быть, это какая-то традиция, которую Мари позабыла и с которой пока не сталкивалась? Ведь забыла же она, что на ложку с горячим супом следует сначала подуть. Может, так и положено являться к ужину?

Господи, как это утомительно! Приходится постигать самые обыденные вещи, и она чувствует себя при этом то круглой идиоткой, то несмышленым ребенком.

– Понятно, – произнесла наконец Мари. Но она ничегошеньки не понимала.

Что он опять задумал?

Спускаясь следом за Нанеттой по лестнице, Мари уже радовалась, что освободилась от неудобных туфель и от фижм, которые два дня носила под юбкой. Платье не только закрывало ее от шеи до пят, но, самое главное, его юбка была достаточно узкой, и как Нанетта ни пыталась втиснуть под нее это хитрое изобретение человеческого разума, у нее ничего не вышло.

Невзрачная голубая ткань на ощупь оказалось такой приятной, что Мари тут же подумала, чтобы обойтись сегодня без корсета, но едва она заикнулась об этом, как Нанетта пришла в ужас. Бедняжка, казалось, вот-вот лишится чувств, и Мари уступила.

Шерстяной коврик у подножия лестницы приятно щекотал голые ступни, мраморный пол был прохладным и гладким. Но, шагая по коридору к столовой, Мари почувствовала легкое беспокойство. Она видела, что в столовой темно. Люстра не была зажжена. Да и Макса нигде не было видно.

– Не понимаю, – проговорила она, остановившись в дверях столовой. – Вы же говорили, что муж ждет меня.

– Следуйте за мной, мадам, – важно ответила Нанетта, выходя в холл.

Мари послушно проследовала за своей упитанной проводницей в коридор, который вел в заднюю часть дома.

– Мы будем ужинать на кухне?

– Месье сам все объяснит вам, мадам. Что объяснит? Мари терялась в догадках.

Ответ она нашла довольно скоро. Нанетта, миновав коридор, вместо того чтобы повернуть вправо, на кухню, взялась за ручку двери, выходившей на задний двор.

У Мари замерло сердце. Она помнила, как неумолим был Макс, когда она упрашивала его пойти погулять.

Но тут в темноте внутреннего дворика она увидела его.