Я спустил Паспарту и проломал им этот бурелом к чертям и мне стало видно море. И зеленое оно тут какое-то мне показалось, и как раз было тихо, и вода стояла, как в корыте. Ни морщинки. И ни черта нет. Тут снова запустил Паспарту, уже на тысячу метров вверх. Это вполне удобно его вверху держать: он одним моментом может сверху приспеть: раз - и тут. Загнать можно и на десять тысяч вверх-и пусть стоит ждет. И только я этот план в уме стал разбирать, гляжу, идет морем пароход здоровенный: на две трубы. И этак дым от него шикарно, как усы, закручивается. Ах ты, сволочь! Форс можно и сбить. А ну! Я сейчас соображаю, куда мне рычажок мой крутить. Раз-есть-Паспарту над морем.

Ладно! Теперь запускаю я Паспарту вперед парохода.

Тут я в бинокль мой гляжу. Вижу, на пароходе народ вёеь всполошился. Эти, что там на палубе в креслах сидели (мне видать, как рядом), повскакивали. На пароходе флаг за кормой подняли, гляжу - английский. Тут я Паспарту поворачиваю и ему навстречу: малым ходом - над самой водой. Вижу парок над пароходом, потом слышу; заревел гудком и круто взял вправо. Сдрейфил, брат! Я целю Паспарту ему в бок и очень помалу надвигаю. Он корму повернул, пробует наутек. И гудит, гудит, разрывается. Я тут дал ходу Паспарту, он вмиг раз! И перед ним снова. Тут, вижу, пароход мой тише, тише, стал совсем. Там уж народ мечется, шлюпки спускает. Гляжу, еще идет один, поменьше этого. Видать, ему на помощь, что ли, хотел. Увидал, должно, что тут не закуришь, - давай ходу. Я Паспарту за ним, загнал к тому. Стоят рядом. Место тут, видно, очень проходное. Через какие-нибудь полчаса два разом идут друг за дружкой. Я их к тем двум. Загнал всех в кучу, держу. Чуть кто куда - я на него Паспарту. Одна там шлюпка пошла, ну и того: я ее ткнул и хоре! Уж никто и не рисковал. И тут мне захотелось набрать этих пароходов целое стадо. Гляжу, нет ли где еще? Один тут хотел сорваться. Но я - до чего насобачился! Пхнул его в бок легонько. Он на бок совсем завалился. Ух, что там поднялось! Прямо как блохи с дохлой собаки стали в воду сигать людишки. Но потом смирно все у меня стояли. Гляжу, еще идет. Прямо к этой самой моей куче. Какой-то, вижу, не такой. Бинокль в руки. Ух, мерзавец: военный. Вижу: башня на носу и из нее аж четыре пушки. Здоровенные пушки. Ляпнет он из этих четырех чуть ли не в упор. А черт его знает? Тут я винта нарезал первый это раз за все время, что работал с Паспарту.

Я как дал под воду и прямо в океан. Гляжу, с военного слетел, как муха со стола, самолетик. И стал набирать высоту. Завился, зажужжал. Но недалеко, тут же он над этим кораблем и держался. А я дал приказ Паспарту из воды в небо и ко мне. Я хорошо теперь пригляделся: на этом военном был английский флаг. Ладно. Мы с ним рассчитаемся. Я чего боялся: бить этот английский дредноут (или кто он там?) из-под воды - а кто его знает: может, как раз угодишь, где у него заряды. Эта вся бакалея как дербанет! Он пропадет, черт с ним. Но мне может своротить нос. Это уж пусть ихняя теща кушают.

Я вот чего подумал: досада, что мне сверху нечем бросить. Ни черта такого у меня с собой не было.

Я так этот шоколад и недоел. Паспарту был возле меня. Я сел в кабину и уж сверху видел: стоят мои пароходы. Не верят еще этому фофану военному. Но я заводиться не стал и дал ход прямо на восток. Не знал еще, куда мне лететь, к китайцам, думал. А что с них взять?

Я их видел в Питере. В прачешных: "ханга, Манга, банга" - им там все равно головы дома рубят, как капусту. В Америку? Там я уяс в самом большом ихнем городе был; больше Нью-Йорка нет на свете. Я пока что наплевал на все дела. Я поставил радио на Берлин. На коротких волнах морзянка уже передавала, что суда, вышедшие из Сингапура, были остановлены в море... Ого! Это об нас, думаю. Так и было. Все очень верно. Но только, чем именно были остановлены, непонятно - летательная машина, которая, скрываясь от военного корабля, вызванного на помощь по радио, нырнула и бесследно скрылась под водой. Под водой? А она - вот она летит. Потом, что какой-то англичанин предполагает, и всякая там муровина пошла. Перевел на эту загадочную волну - молчок, конечно. Нет, я вполне легко мог этот дредноут перевернуть: упереться из-под воды в дно и дать ход.

А, впрочем, черт их знает: могли успеть чем стукнуть. Нет, лучше иметь с собой штуку такую, чтоб бросить с высоты. В корабль можно промазать, конечно. Но в город - это без ошибки. Я убавил ход и стал заниматься обедом. От этого пива в брюхе забродило, и с утра я не жрал. Варить было неохота, и я взялся, помню, за жестянку с осетриной. И тоже недоел, выкинул. Очень хотелось с русским человеком поговорить. Я слушал русские передачи по радио. Но это же не разговор. А так: ты ему, он тебе. И чтоб отмочить можно бы было чего, или анекдотик какой новенький. Забыл я, как это про попа есть один. Как поп к дамочке пришел... Вот не мог вспомнить. Очень там здорово как-то. А пока вниз.

Я гляжу - вода и вода. И черт, думаю, с ней. Дремать тоже не хотелось. Решил я выпить, может, по пьяной лавочке придет, что шарики мои заработают веселей, уж как водится.

Выпил, я помню, бутылку, - всю до конца, - коньячишку, и черт его знает, развезло меня тут, рассоловел я весь и вроде сплю и вроде нет. Но только не знаю я, когда тут солнце всходит или заходит и когда ночь тут должна быть, где я. Тошнить меня стало от этого коньяку. Я в дверку нижнюю поблевал, заснул, так и не дождался ночи. Но уж пьяный я управления не трогал.

Это я ни-ни! Пусть несет, черт меня возьмет. И куда принесет, не все одно: земля да вода. А больше и нет ничего на этом свете. И вода всюду мокрая, а земля всюду сухая. И вообще делать есть мало чего.

Проснулся я - голова трещит, и, чую, хмель еще не вышел. Но, однако, надо поправиться. Достал бутылочку, жахнул полстакана виски английской. Немного вроде прошло. Ночь уж на дворе. Где я? Шут его знает, может, я уж два раза землю вокруг облетел, пока дрых. Глянул на указатель - море, то есть океан даже, потому в рамке видать только, что по морю ползает указатель. Ползи, черт с тобой. Только я закурил: на тебе! В радио русский голос:

- Паспарту! Прекратите, возвращайтесь в Питер. Слышите, монтер? Это говорит вам инженер Камкин.

Это я как тогда поставил на эту волну, так оно и осталось, черт возьми. Ах ты, дьявол! Я глянул вниз. Что-то блеснуло. Я не мог поймать в бинокль, руки с перепою ходили малость. Я дал вниз. Ага, стало сразу видно: полный огней пароход. Ну, это не военный, а и военный, то черт с ним! Я нагнал его и сверху наискосок вдоль шарахнул. Ух, гром, лом! Рвануло, я думал, Паспарту лопнул. Глянул вниз: потухло все, как не было. На тебе, тоже мастера хорошие, вернитесь! Я сделал, а теперь им понравилось. Я еще потом огни заметил, но уж, черт с ним, подумал, пусть живут. Нырять с воздуху туда-канитель. И что главное: мало интересу. Только отстукал я им телеграмму в Питер, на этой волне гробовой :

"Что, вы, дураки, голову мне морочите... - и загнул тут по матери в семь этажей, - ...покойницкими депешами. Тоже мальчика себе нашли".

И сейчас же с этой волны отстроил, мозги себе еще пачкать с этим Камкиным. Может, там двадцать еще Камкиных осталось, и все инженеры. Пускай и строят себе дворцы - мертвых туда за нуждой возить. Да и голова у меня тут снова стала трещать. Я еще дернул виски. Ух, противное оно мне показалось. И тут меня вовсе свалило. Помню, был я тогда на высоте в десять тысяч метров, чтоб и не видать, что там под низом. Да и чего смотреть?

Очнулся я, опять достал выпить. На кушанье меня не очень бросало. Я помалу закусывал рюмку за рюмкой. Давить там людей - это все равно пользы мало.

И вообще делов у меня теперь не было. Одно, что вот в этого крейсера или как он там: в него мне интересно было бросить что-нибудь типа бомбочки, потому тоже сукин сын: на меня намеряется. Время шло довольно шибко или это от ходу так показывалось: я ход всю дорогу давал аж-анс! Как газану - эта вся шарманка внизу ходом пойдет. И я залетел к тому городу, что на берегу. Все там на месте, как и было, и крыши белые, и дома не востряком, а кубиком. Под вечер я спускаюсь