"Уйдут турки - все золото мое. Никто не видал: кто в такую погоду нос высунет. Скорее бы ушли турки!"

И вдруг подумал:

"А что, если останется один человек, один каменный человек, - стеречь золото?"

- Нет, - сказал Христо. - Нет, я прибегу раньше них на пристань, я всех пересчитаю: ровно сорок их было, если сорок уедет, значит, мои деньги.

И Христо пустился переулками бегом, скорей, в обход к пристани. Тихонько прокрался к мешкам и заполз под брезент. Дождь перестал уже и не стучал по брезенту, как по железной крыше. Только ветер еще злее рвал с моря и нес брызги на берег.

Христо стал прислушиваться: идут, идут турки. Вот остановились и стали один за другим спускаться вниз. У Христо глаза слезились от ветра, но он не мигал и считал:

- Раз, два... Вот тридцать девять турок спустились в шлюпку. Один остался на пристани - высокий турок. Он обернулся к городу и сказал на крепком старом турецком языке:

- Прощай, город, - сказал турок. - Похоронили мы грехи наши, похоронил я руку, что отсек мне праведный человек, вместе с моим кинжалом непобедимым.

Поклонился городу - чуть не до земли чалмой, и слез в шлюпку.

Христо перевел дух. Шлюпка подошла к кораблю и как вросла в него.

Взметнул Элчан-Кайя парусами над городом, повернулся и полетел каменный корабль из порта. Вышел в море, и растаяли во тьме серые паруса.

V

Христо вылез из-под брезента, потер усталые глаза.

"Да что за черт, - подумал грек, - было ли все это?" И вздрогнул. Услыхал - бьются друг о друга, говорят камни.

Фу ты! Да это ветер треплет брезент, а брезент ворочает камни, что навалил по краям Христо.

"Заснул я, привиделось, не был в порту Элчан-Кайя, не ходили по городу старинные турки".

А собака сидит против Христо, смотрит ему в глаза и подрагивает мокрой шерстью на холоду.

И не знал Христо: ходил он за город на татарское кладбище или проспал за полночь, и все привиделось.

Собака знает. А как спросить?

- Филе, Филе, - сказал Христо, - ходили мы с тобой?

Собака подвизгнула и стала тереться мордой о Христину руку. Глянул Христо на море - пусто в порту. Ровно сочит свой красный свет маяк, и стоит в стороне белый парусник.

Вот и ветер стал спадать. Дунул, дунул и оборвался. Мутным заревом дымит за облаками луна. Капнули по небу звездочки. Прошел шторм, выдулся ветер, и глянула с неба спокойная луна. Круглая, ясная.

- А трелля, трелля, глупости это, - сказал Христо и обошел мешки.

Все спокойно. Постучал ногой в камень. Наутро заведующий скажет: хороший человек Христо, уберег мешки Христо. Все убежали, а Христо молодец иди спать.

VI

Чуть стало солнце подыматься, пошел Христо домой, и Филос-пес поплелся сзади.

Вошел в дом, жена ахнула.

- Где был, откуда грязи набрался? Точно волокли тебя за ноги по дороге!

Глянул Христо: весь бок в грязи, в липкой глине. Посмотрел на собаку: по брюхо собака вывалялась, на хвосте комьями глина налипла.

Глядит Христо и не знает, что жене сказать.

- Элчан-Кайя, - шепчет Христо я стоит глаза выпучив.

Жена тараторит:

- Снимай, - кричит, - ботинки! Ты пастух или сторож? Смотри, морда вся в грязи.

Пока стаскивал пудовую одежду, надумался Христо, что врать:

- Привезли, - говорит, - хохлы хлеб, полколеса в грязи, обмазался я об колеса.

Помотала жена головой и поставила чайник на мангал.

Смотрит Христо на собаку, собака на него из угла косится.

"Хорошо, - думает Христо, - что собака говорить не может. А то узнала бы баба про золото, испугалась, ни за что не пустила бы и одного червонца взять. Все соседки узнали бы, весь город. Пришло б начальство, и весь клад свезли бы в контору, а Христо остался бы в дураках".

Разве грек может так сделать? Грек и пьяный ума не теряет.

VII

- Ложись спать, - говорит жена, - наморился за ночь. - И пошла во двор чистить Христину одежду.

А Христо лег и ни минуты не спал. Все думал про золото, про каменный корабль Элчан-Кайя. Никто не знает, никто не видел. Может, и не было. И взглянет на собаку. А собака на него глядит черными глазами.

- Мы с тобой знаем, - сказал Христо и ткнул себя в грудь.

В обед вышел Христо в город. Солнце светит, как будто не осень, а весна настала. Топчется веселый народ на улице, в кофейнях посудой звякают, спорят греки за столиками. В кости играют, кофе пьют. Зашел Христо в кофейню: дай, думает, послушаю: если люди видели - разговор будет. Узнаю, что люди говорят.

Натворила за ночь погода всяких бед: две мельницы положила, рыбакам сетки оторвала и с часовни крышу сдернула. Головами люди качают, языками цокают, а про корабль - ни слова.

Три чашки выпил Христо и до самого вечера сидел в кофейне. Уж свет стали зажигать, вдруг слышит Христо, кто-то сзади сказал:

- Элчан-Кайя!

Обернулся - видит, за столиком два моряка-парусника и один говорит другому:

- Иду я судном, думал, уж с дороги сбился, а ведь берегом иду. Вот уж должен быть Элчан-Кайя. Прошел уж два тополя - нет и нет Элчан-Кайя. Так и в порт пришел. Повалило, видать, штормом каменный корабль.

- Э, брось масал рассказывать, - сказал другой. - Сколько лет стоял, не может этого быть. Проспал ты или пьян был. Не ушел же в море Элчан-Кайя на каменных парусах?

- Спроси моих людей, - говорит тот, - коли не веришь. Никто не видал. Пойди, найдешь каменный корабль - я тебе на него мое судно меняю.

Тут они встали и вышли.

"Ну, - думает Христо, - значит, верно. Дождусь ночи и пойду за кладбище в степь".

VIII

Зашел Христо домой, крикнул собаку и пошел мешки стеречь.

Луна взошла и тихую ночь привела. Светит лунная дорога на море, и как капля крови рдеет маяк на молу.

А Христо ждет, чтоб смолк город, угомонился б народ, заперся бы в домах. Высоко уже взошла луна. Вот и город замер, только чуть хлюпает зыбь под пристанью. Нашарил Христо старый чугунный колосник, взял под мышку и тихонько свистнул собаку.

Спит город в белых улицах, а Христо в тень прячется, пробирается закоулками на большую дорогу.

Вот и кладбище татарское. Стоят татарские могилы, каменные столбы на могилах, и чалмы высечены. Блестят на луне.

Покосился Христо на каменные чалмы и позвал собаку поближе. Потрепал по спине.

Вот оно место.

Огляделся Христо быстро кругом и вонзил колосник в землю. Раз, раз! Летит земля комьями. Торопится Христо узнать, есть ли золото, не померещилось ли. Рвет землю, рук не слышит. Тычет колосником. Чует только, как стоят за спиной чалмы на кладбище.

Уж с четверть проковырял Христо. Нет золота.

- Трелля, трелля! - говорит Христо, - привиделось! - А сам все бьет землю злее и злее. И вдруг лязгнул колосник, и блеснуло на луне золото. Христо сразу в пот бросило. Кинул он колосник, выхватил из земли червонец и зажал в кулак. Оглянулся на кладбище.

Спокойно стоят каменные чалмы за оградой, блестят на лунном свете.

В ушах это звенит, или двинулось там что?

- Филе, Филе, - шепчет Христо, - чужой, чужой!

Насторожилась собака, напружилась. Уркнула глухо.

Нет, все спокойно. Никого.

Запустил Христо горсть в ямку, ухватил червонцы и сунул не глядя в карман. Скорее заровнял ямку, притоптал ногой и бежать прочь.

IX

Как вор прокрался в порт, за мешки, за брезент и тут вынул из кармана червонец. Старая мусульманская монета, а чистая как вчерашняя. Горит, на луне нежится. Погладил ее Христо и опять в карман.

Тяжелый карман. Звенит, раскачивается, говорит в нем золото. Не утерпел Христо, снова вынул золотой: поглядеть, на руке взвесить. Поцеловал Христо золотой - спрятал. Двенадцать раз за ночь вынимал Христо золото, чтоб поверить, чтоб порадоваться.

Чуть светать стало - пошел домой. В карманах руки держит, чтоб молчало золото. Услышат люди: откуда у Христо деньги?

"Приду домой, - думает Христо, - найду ему место".