— Где пострадавшая? — спросил милиционер.
— Какая пострадавшая? — слабым голосом произнес лежавший на носилках.
— Ну, девочка… Школьница…
Мотоциклист приподнял голову, припоминая, что с ним случилось, и отрывисто забормотал:
— Это она… на меня… налетела и… сшибла!
Он вытянулся на носилках.
— Где она?
Парень лишь поморщился в ответ.
Все удивились странным словам мотоциклиста.
— Где девочка? — продолжал милиционер.
— Я видел! — заявил старичок с батоном в авоське. — Она убежала!.. Точно… Вон туда. — Он указал на аллею. — Очень быстро убежала.
Внезапная догадка озарила Электроника.
— Как она была одета? — спросил он старика.
— Во всем синем, — живо отозвался тот. — В спортивном, что ли…
— Это она, — прошептал Элек Сергею и подозвал пса, на которого в суматохе никто не обращал внимания. — Рэсси, ко мне! — Тот был уже рядом. — След, Рэсси!
Пес покружил вокруг дерева и, взяв след, помчался по скверу.
А мальчишки исчезли из толпы.
Последний в этом учебном году урок Таратара оказался для восьмого «Б» самым трудным.
Предстояло решить важный вопрос: кем быть дальше? Программистами или монтажниками?
С девятого класса ученики математической школы делились, как известно, на две разные, хотя и родственные специальности. Программисты носили белые халаты и управляли «мозгом» и «душою» электронно-вычислительных машин: они учились разрабатывать и вводить в машины различные программы. Монтажники в синих халатах имели дело, как они говорили, «с железками», а на самом деле пытались разобраться в очень сложных и тонких схемах микроэлектроники. Естественно, что любой добросовестный программист мог сам найти поломку в машине, а монтажник — составить программу сложной задачи. Однако в специализации имелся свой смысл: после школы перед каждым были тысячи дорог, а он уже сумел опробовать себя на одной из них.
Сначала восьмой «Б» единодушно выразил желание пойти в программисты. Как же иначе! Кто открыл Электроника? Кто воспитал его? Кто из него сделал почти что человека?… Только они — выдумщики, теоретики новых изобретений.
Таратар смотрел на своих восьмиклассников и радовался. За годы учения все они буквально у него на глазах превратились из беспомощных младенцев в самостоятельных граждан. Пожалуй, даже чересчур самостоятельных… Он помнил прекрасно рубежи, которые они пережили: как они выходили на нетвердых ногах к доске и писали мелом загадочные для них знаки и символы; как, фыркая и подскакивая, сражались на переменках, неся перед собой невидимые копье и щит; как ораторствовали, гордо откинув взъерошенные головы и выпятив подвижные кадыки на длинных шеях, яростно спорили друг с другом, приберегая в качестве самого веского аргумента тяжеленный портфель. За несколько лет, проведенных в стенах школы, его ребята пережили почти всю сознательную историю человечества, и некоторые скучные эпохи прессовались подчас в считанные часы, а наиболее увлекательные растягивались на месяцы и годы. Теперь они — восьмиклассники. Превосходнейшая стадия человеческого возраста для осознания своего места в мире!
— Так не пойдет! — бодро произнес Таратар, и класс удивленно уставился на него. — Неужели здесь все теоретики? — чуть насмешливо продолжал учитель математики. — Кто-нибудь должен захотеть трудиться не одной головой, а и руками!
Они, его питомцы, смотрели на учителя с некоторой долей насмешки в глазах. Неужели он сомневается в их способностях?
— А что? — спросил кто-то, и вопрос прозвучал как вызов. Таратар принял вызов, очки его воинственно сверкнули.
— Ничего. Сейчас проверим, все ли способны задать машине точный вопрос. Электроник, приготовься к ответам на вопросы. Итак, Корольков.
Классный Профессор был, конечно, начеку.
— Элек, скажи, будут ли созданы машины, которые превзойдут все способности человека?
— Если человек окажется менее способным, чем машина, — спокойно сказал Элек, — то это будет поражением человека. Машина в данном предполагаемом случае невиновна.
— Один ноль в пользу Электроника, — резюмировал учитель. — Разовьем тезис Электроника. Слово имеет Виктор Смирнов.
Виктор неторопливо поднялся с места, оглядел внимательно Электроника, словно выискивая в нем слабое место.
— Превзойдет ли робот человека в обучении? — спросил он.
— Это может случиться, — ответил Элек, — если человек сам перестанет учиться. Машине, между прочим, обучаться труднее, чем человеку… — добавил он.
— Кукушкина… — продолжал учитель.
Кукушкина легкомысленно тряхнула тугими, подвижными, как плеть наездника, косичками.
— А что, если отказаться вовсе от машин? — выпалила она и застыла с открытым ртом.
В классе раздался глухой ропот. Электроник покачал головой, поднял руку.
— Это невозможно, Кукушкина, — бесстрастно констатировал он. — Историю, как известно, вспять не повернешь.
— Кукушку с поля! — крикнул басом Гусев, стукнув кулаком-дынькой по парте. — Удалить из игры!
Наверняка разгорелась бы привычная сцена словесной классной потасовки. Но встал с места Сергей Сыроежкин, громко объявил:
— Запишите меня в монтажники, Николай Семенович!
— Тебя? — удивленно переспросил Таратар.
— Да, меня.
— Хорошо, Сережа.
«Сергей… в монтажники… почему?» — Над партами повис вопрос.
Почему? Сергей не стал объяснять, что он увидел в тот момент удивительный город — подводный или космический, город с цехами бесшумных автоматов, город с заманчиво убегающими вдаль светлыми улицами. Что добывали в том городе — океаническую руду, редкой чистоты кристаллы или новую энергию, — мальчик не знал, но предчувствовал, что это город его будущего; он ясно различил мелькнувшие среди подводных зданий силуэты его жителей. Всего несколько мгновений прожил он в фантастическом городе и поверил в него.
Почему? Вслух он ответил на вопрос так:
— Хочу быть, как и Элек, рабочим. Я читал в книгах, что «робот» значит — «рабочий». Это на самом деле так. Разве Элек не работяга?
Он с улыбкой взглянул на друга, сел на место. И все в душе согласились с Серегой.
Вслед за Сыроежкиным попросился в рабочие Макар Гусев. И еще десять восьмиклассников записались в монтажники.
— С Элеком не пропадем! — радостно объявил Макар, ощущая себя полноправным представителем новой бригады.
Таратар поздравил восьмиклассников с переходом в девятый класс.
— А вы, Николай Семенович, в какой пойдете осенью? — спросил кто-то.
— В пятьдесят девятый, — ответил учитель и, увидев улыбки на некоторых лицах, подтвердил: — Доживете до моего возраста и тоже станете пятидесятидевятиклассниками. А потом шестидесяти… Так-то вот!
Элек вошел в комнату Сергея. Он мельком взглянул на заваленный письмами стол и направился к балкону. Рэсси едва слышно, но настойчиво вызывал его.
С высоты восьмого этажа Электроник увидел то, что он давно ожидал. На зеленой лужайке замер на задних лапах большой черный пес, а вокруг него кружила танцующим шагом девочка в синем спортивном костюме.
Рэсси приветствовал хозяина коротким, очень выразительным гавканьем.
Девочка подняла голову.
— Элек, ты?
— Я!
— Иди, мы ждем.
Он бросился по лестнице вниз, пытаясь вычислить, что значат для его будущего эти простые и такие странные слова.