Сэр Джиофри. Смелый малый, вашу руку. Получите согласие Люси, и я дам вам свое. Не благодарите меня! Но послушайте: я рассказал вам свою мрачную историю... эти цветы не от Уилмота. Я еще раз исследовал их... Букеты составлены так же, как были составлены те, которые я имел глупость посылать своей будущей жене в дни, когда еще за ней ухаживал, жене, которая впоследствии мне изменила...
Xардман. Почему вы так уверены в ее измене? Ведь нет никаких доказательств, кроме хвастовства какого-то распутника...
Сэр Джиофри. Который был моим близким другом многие годы... так что... О пытка! Меня преследуют сомнения, является ли моя наследница моей дочерью. И этому злодею, как признался один из моих слуг, моя жена тайно послала письмо в тот самый день, когда в кофейне я вырвал из его уст слова насмешки и хвастовства. О, он всегда был остряком и насмешником... возможно, эти цветы от него с целью оскорбить меня. Он разыскал человека, которого раньше обесчестил, даже несмотря на то, что тот переменил имя.
Xардман. Вы переменили имя в связи с получением наследства. Вы не назвали мне имени, которое носили раньше.
Сэр Джиофри. Морланд.
Хардман. Морланд... а соблазнителя?
Сэр Джиофри. Лорд Генри де Моубрей...
Хардман. Безнравственный брат герцога Мидлсекокого! Он умер несколько месяцев тому назад.
Сэр Джиофри (опускаясь в кресло). Тоже умер! Умерли оба!
Хардман (в сторону). Тонсон упоминал о мемуарах лорда Генри... Его признание о невиновности леди Морленд находится в руках Фоллена... Я сейчас же пойду к Фоллену. (Громко.) Вы подали мне новую мысль. Я разузнаю все... Когда я могу снова увидеть вас?
Сэр Джиофри. Я иду к Изи... Я пребуду у него все утро. Но не забудьте Люси... мы должны спасти ее от Уилмота.
Хардман. Не бойтесь больше Уилмота... Сегодня же он откажется от своего сватовства. (Уходит.)
Сэр Джиофри. Ну, ну... Ходж!
Входит Ходж.
Ходж, возьми свою шляпу и дубинку... проводи меня в Сити. (В сторону.) Она будет счастлива с Хардманом. Ах! Если бы только она оказалась моей дочерью!
Сэр Джиофри и Ходж уходят.
СЦЕНА ВТОРАЯ Мансарда Дэвида Фолленя. Сцена напоминает картину Хогарта "Поэт в нужде".
Фоллен (открывая окно). Утренний воздух так свеж! Как приятен хоть минутный отдых от тяжкого труда. Еще одна строка моего завещания родине! Ах! Это описание, даже незаконченное, оно так хорошо, так хорошо!
В страну чудес, мечтая мы пришли,
Где золото валяется
Входит Пэдди.
Пэдди. Простите, сэр, долг молочнице!
Фоллен. Постой... постой...
Где золото валяется в пыли...
Молочнице? Ей обязательно надо заплатить, иначе дети... Я... я... (Ощупывает карманы, затем осматривает стол.) Вон на кровати еще одно одеяло: заложите его.
Пэдди. Что вы?! Разве можно быть таким неблагодарным к своему старому другу, одеялу?! Тут вот мистер Тонсон, великий книготорговец, однажды сказал мне так: "Пэдди, я дам тебе двести золотых гиней за бумаги, которые лежат у мистера Фоллена в столе".
Фоллен. Идите, идите!
Раздается стук.
Пэдди. Ах ты, господи! Кто ж это в такую рань колотит в дверь! (Уходит.)
Фоллен. О эти проклятые мемуары! Мои собственные труды еле спасают меня от голода, а гнусные каракули этого распутника сделали бы меня богачом. Небо, поддержи меня! Меня подвергают искушению!
Входят Пэдди и Уилмот, переодетый Эдмундом Керллем.
Пэдди. Осторожнее, сэр, пригните голову, сэр! Это не кредитор, сэр. Это мистер Керлл, говорит, что пришел перебить рукопись у мистера Тонсона, сэр.
Фоллен. Идите сейчас же. Заложите одеяло. Я хочу быть уверенным, что мои дети сыты.
Пэдди уходит.
Что вам угодно, сэр?
Уилмот (вынимая носовой платок и всхлипывая). Мой дорогой мистер Фоллен, не сочтите за обиду... я так сочувствую страданиям гения. Хоть я и книготорговец, но у меня есть сердце... Я пришел купить...
Фоллен. Правда? Эту поэму? Она почти закончена... двенадцать книг... труд двадцати лет... двадцать четыре тысячи строк! И за них дают - десять фунтов, мистер Керлл, десять фунтов?!
Уилмот. Цена "Потерянного рая"... В наше время за стихи так не платят, мой дорогой мистер Фоллен!.. Что не остро и не пикантно - у нас не ходкий товар. Хм! Я слыхал, у вас есть очень интересная рукопись - мемуары, исповедь одного аристократа, который недавно скончался. Нет, нет, мистер Фоллен! Не отказывайтесь. Я не какая-нибудь жалкая тварь, вроде Тонсона: даю триста гиней за мемуары лорда Генри де Моубрей.
Фоллен. Триста гиней за такую макулатуру! И меньше десяти гиней за поэму! А дети... Ну хорошо. (Вынимает папку с мемуарами, великолепно переплетенную и украшенную по бокам щитами с гербом Моубреев.) Ах!.. но честь женщины... тайна семьи...
Уилмот (хватая папку, которую Фоллен все еще не отдает). Мой дорогой, дорогой Фоллен, ничто лучше не продается... Но как, каким образом вы заполучили это сокровище, мой бесценный друг?
Фоллен. Как? Лорд Генри сам дал мне их на смертном одре.
Уилмот. Но, милый мистер Фоллен, с какой иной целью он мог дать вам их, как не для опубликования? Без сомнения, чтобы обессмертить дам, которые его любили.
Фоллен. Нет, сэр. Конечно, он был низким человеком и немало подлости заключено в его мемуарах. Но перед смертью в его намерениях не было гадкого, хотя первоначальный замысел, вероятно, и был таким. Леди, которую он однажды оклеветал... была единственной женщиной, которую он любил... В мемуарах содержится его исповедь: она могла бы обелить имя, которое он сам когда-то опозорил. В последние дни своей жизни, в припадке внезапного раскаяния, он завещал мне отыскать эту леди и вручить в ее полное распоряжение его рукопись. Он надеялся, что это поможет ей восстановить свое доброе имя.
Уилмот. Но как могли вы разыскать эту леди, мой благожелательный, дорогой друг?
Фоллен. Мне не удалось этого сделать. Предполагалось, что она находится за границей вместе с отцом... он якобитский изгнанник. Я же в то время был якобитским агентом и поэтому мог скорее любого другого напасть на ее след.
Уилмот. И что же?
Фоллен. Я только узнал, что она умерла где-то во Франции.
Уилмот. Значит, теперь вы можете доставить удовольствие нашей просвещенной публике и вместе с тем соблюсти свои интересы. Все это ясно, как день, мой великодушный друг! Триста гиней! Они у меня здесь, в кошельке!