— Я не могу с тобой разговаривать, — сразу заявил он, едва я встал рядом с ним.
— Почему?
— Мистер Сэндквист предупредил меня, чтобы я не делал этого. Он сказал, что от тебя добра не жди.
— В каком смысле?
Медведь улыбнулся и погрозил мне пальцем:
— У-у, меня не проведешь.
Я шагнул на траву, присел на корточки и вытянул руки ладонями кверху. Пес немедленно приподнялся и, помахивая хвостом, не спеша приблизился ко мне. Подойдя, он обнюхал мои пальцы, затем ткнулся мордой в ладонь, и я стал чесать у него за ушами.
— А че он ко мне не подошел? — спросил Медведь. В его голосе прозвучала обида.
— Может быть, он тебя побаивается, — предположил я и сразу пожалел об этом, увидев гримасу огорчения на его лице. — А может, он чувствует запах другой собаки на моих руках. Да уж, ты боишься большого Медведя, приятель? Он не такой уж страшный.
Парень опустился на корточки рядом со мной, двигаясь настолько медленно и доброжелательно, насколько ему позволяла его громоздкая фигура. Он провел своими огромными пальцами против шерсти на голове пса. У того в глазах вспыхнул тревожный огонек, почувствовалось напряжение в теле, затем оно стало медленно проходить по мере того, как пес начал ощущать, что от большого человека не исходит никакой угрозы для него. От удовольствия собака закрыла глаза.
— Это была собака Кэсси Блайт, Медведь, — произнес я и заметил, как на мгновение замерла рука великана, до этого спокойно перебирающая собачий мех.
— Хороший пес, — заметил он.
— Да, хороший... Медведь, почему ты это делаешь?
Он ничего не ответил, но я заметил, в глубине его глаз появилось выражение вины, мелькнуло, как рыбка, которая тут же исчезла в предчувствии приближающегося хищника. Он хотел было убрать руку, но пес поднял морду и прижимался к его пальцам до тех пор, пока тот снова не начал ласкать его. Я предоставил ему заниматься этим в свое удовольствие.
— Я знаю, что ты никому не хотел причинять боль, Медведь. Помнишь моего деда? Он был помощником шерифа в округе Кумберленд.
Медведь молча кивнул.
— Он однажды сказал мне, что в тебе есть мягкость и нежность, даже если ты сам себе в этом не признаешься. Он говорил, что у тебя есть возможность стать хорошим человеком.
Медведь смотрел на меня ничего непонимающим взглядом, но я упорно продолжал.
— В том, что ты сегодня сделал, нет ни мягкости, ни доброты, Медведь, и в этом нет ничего хорошего. Родителям Кэсси будет больно. Они потеряли дочь, и им отчаянно хочется, чтобы она нашлась живой и здоровой в Мексике. Но и я и ты, Медведь, знаем, что этого не случится. Мы знаем, что ее там нет.
Какое-то время Медведь ничего не говорил, как будто надеясь, что я каким-то образом исчезну и перестану мучить его.
— Что он тебе предложил?
Его плечи чуть вздрогнули, но он, кажется, был рад возможности сознаться.
— Он обещал мне пять сотен и, возможно, подсказать насчет работы. Мне деньги нужны. И работа нужна. Это непросто — найти работу, если ты попадал в истории. Он сказал, что ты им ничем не можешь помочь, и что, если я расскажу эту историю, я им сильно помогу в общем-то.
Я почувствовал, как напряжение у меня между лопатками постепенно спадает, но при этом я ощутил и сожаление, слабое отражение того разочарования, которое ожидает Блайтов, когда я подтвержу им, что Медведь и Сэндквист солгали им насчет их дочери. Но я не мог найти в себе сил, чтобы обвинить одного Медведя.
— У меня есть кое-какие друзья, они могли бы помочь тебе насчет работы, — сказал я. — Им мог бы пригодиться помощник в Пайн Пойнт. Я могу замолвить за тебя словечко.
Он взглянул на меня:
— Сделал бы это, а?
— Я могу сказать Блайтам, что их дочь не в Мексике?
Он сглотнул:
— Мне так жаль. Я бы очень хотел этого. Я бы очень хотел, ну, повстречать ее. Ты им скажешь это?
Он был похож на большого ребенка, который даже не может представить себе, какую огромную боль причинил людям.
Что мне было ответить ему? Вместо слов я молча погладил его по плечу в знак признательности:
— Я позвоню тебе домой, сообщу насчет работы. Тебе нужны деньги на такси?
— Не-а. Я так, пешком, дойду. Тут недалеко.
На прощание он как следует потрепал собаку и отправился к дороге. Пес последовал за ним, тыкаясь носом в руку великана, пока Медведь не дошел до тротуара, затем улегся на землю и смотрел, как парень удаляется.
В доме Рут Блайт неподвижно сидела на диване. Она подняла глаза — в них теплился слабый огонек надежды, который мне предстояло погасить.
Я покачал головой и вышел из комнаты, а она встала и отправилась на кухню.
Я сидел на капоте «плимута» Сэндквиста, когда тот появился в дверях. Узел его галстука несколько съехал на сторону, на щеке отчетливо выделялось красное пятно — след от встречи с ладонью Рут Блайт. Он замер на краю лужайки и с тревогой посмотрел на меня:
— И что ты собираешься делать? — поинтересовался он.
— Сейчас? Ничего. Я не собираюсь бить тебе морду, если ты об этом.
Он вздохнул явно с облегчением.
— Но как частный детектив ты — покойник. Я об этом позабочусь. Эти люди достойны лучшего.
— Что, они достойны тебя? Знаешь, Паркер, ты многим в этих краях не нравишься. Они не считают тебя таким уж крутым парнем. Тебе надо было оставаться в Нью-Йорке, ты же чужак в Мэне.
Он обошел машину и открыл дверцу:
— В любом случае, я устал от этой гребаной жизни. По правде говоря, я даже рад убраться отсюда. Поеду во Флориду. Можешь оставаться тут, и мне плевать, замерзнешь ты тут или нет.
Я отошел от машины и переспросил:
— Значит во Флориду?
— Да, во Флориду!
Я кивнул и пошел к своему «мустангу». Посыпались первые капли дождя, оставляя пятнышки на груде из колючей проволоки и металла, лежавшей у обочины. В землю медленно просочилась струйка горючего, пока Сэндквист безуспешно пытался завести двигатель.
— Ну, здесь тебе не кататься.
Я догнал Медведя и подбросил его до Конгресс-стрит. Он направился к старому порту, толпа туристов ручейками растекалась перед ним, давая дорогу великану. Я вспомнил, что мой дед говорил про Медведя, и как собака провожала его до конца лужайки, с надеждой принюхиваясь к его ладони. В нем была мягкость и даже доброта, но слабость и глупость делали его игрушкой в злых руках. Он был как весы: невозможно предсказать, в какую сторону качнется чаша.