Прошло еще несколько дней. Жизнь в доме шла тихая, будничная. Коля взял отгулы и с утра до вечера возился по хозяйству. Он как будто и минуты не мог пробыть без работы, и часто видела Ольга, как он, кончив что-нибудь делать, ходил по двору, внимательно осматривал заборы, сараи, крыши, огород – нельзя ли еще чем-нибудь заняться. И занятие, конечно, находилось – хозяйство было немалое. Коля действительно оказался мастером на все руки – сколачивал добротные скамейки, чинил обувь, выпиливал полочки, сделал соседу рамку для зеркала и безукоризненно покрыл ее лаком. Не читал он ни книг, ни газет, но вечером непременно слушал последние известия. Верочка тоже никогда не была без дела – варила, убиралась в комнатах, стирала, готовила уроки, ходила в школу. Была она по-прежнему молчалива и так же опускала глаза, разговаривая с Ольгой. И Ольга уже понимала, что никаких перемен в отношениях к ней Коли и Верочки не будет, и с каждым днем ненужность и бессмысленность ее пребывания здесь все больше тяготила ее. Надо ехать, говорила себе Ольга по вечерам, и не уезжала, все еще ожидая чего-то. Но ничего не менялось – все таким же спокойным и вежливо-равнодушным был Коля, он уже не заботился о том, чтобы Ольга не скучала, видимо, вполне удовлетворившись ее словами, что скучать она не умеет. И все тот же назойливый рефрен «чужая», «чужая» – слышался Ольге, когда Верочка спрашивала ее: «Вы обедать сейчас будете или подождете Колю? Вы спать когда ляжете?» И по-прежнему не находилось в доме дел для нее – да Ольга уже и не настаивала на этом, примирившись со своим положением заезжего гостя. Пора уезжать, повторяла Ольга, но надо было поговорить с Колей о том, чтобы взять Верочку с собой в Москву, хотя Ольга уже не была уверена, что вообще нужно это делать. «И с чего ты взяла, что Верочке будет лучше с тобой? Кто ты для нее? Чу-жа-я...» И она никак не решалась заговорить об этом с Колей, но, наконец, выбрала время, когда Верочка ушла в школу, и сказала:
– Давай-ка поговорим, Коля.
Коля подшивал старые валенки. Взглянув на Ольгу, он завязал стежок аккуратным узлом и отложил валенок.
– Давай поговорим.
И протянул ей папиросы – сигареты у Ольги кончились, и ей пришлось перейти на «Север».
– Я о Верочке.
– А что о ней говорить? – удивился Коля.
– Ну, как что? Ей ведь дальше учиться надо.
– Ну пусть учится. Кончит семь классов – и отправлю ее в Селиванове, там сейчас интернат открыли.
– Но ведь тебе в армию идти.
– Ну и что?
Ольга не могла понять, действительно ли Коля не догадывается, к чему она клонит.
– Я думаю, для нее лучше будет, если она со мной в Москву поедет...
– Вон ты о чем... – удивленно протянул Коля, и Ольга поняла, что он совсем не догадывался о ее намерении, и с уже привычной горечью подумала: «Вот тебе и еще доказательство. Чужая...»
Коля молчал, глядя перед собой в пол, и Ольга стала торопливо говорить ему:
– Понимаешь, так действительно будет лучше. Все-таки в интернате не то, что дома. Там она одна будет, а у меня хорошо, комната большая. А на каникулы будет сюда приезжать. А потом, тебя ведь три года не будет, а она за это время как раз школу кончит...
Коля молчал, а Ольга больше не находила слов.
– Ну, что ты на это скажешь? – наконец спросила она, уже предчувствуя ответ.
Коля взглянул на нее и сразу отвел глаза.
– Зря ты это затеяла.
– Почему? – упавшим голосом спросила Ольга.
– Да как тебе сказать... Привыкла она здесь. А Селиваново все-таки близко, каждую неделю сможет сюда ездить. Да и не будет она одна – там много наших учится. А программы ведь везде одинаковые, все от желания и способностей зависит... А ты говорила с ней об этом?
– Да говорила, на второй день, как приехала. Она ничего не сказала, потом вдруг расстроилась отчего-то, расплакалась, я больше и не упоминала об этом.
– Если хочешь, я поговорю с ней. Принуждать ни к чему не буду, захочет – пусть с тобой едет.
Но видно было – Коля сказал это из вежливости, а сам уверен, что Верочка не поедет. Ольга прямо спросила:
– Ты думаешь, она не захочет?
– Думаю, что не захочет, – Коля наконец-то прямо взглянул ей в глаза.
– Все-таки поговори.
– Ладно, как придет из школы, скажу.
И, подождав, не скажет ли Ольга еще чего-нибудь, снова взялся за валенок.
А Ольга, не выдержав ожидания, ушла на холмы и вернулась только вечером. Подходя к дому, почти с уверенностью подумала – не поедет Верочка с ней. И уже не знала, как отнестись к этому.
Коля был во дворе и на ее немой вопрос негромко ответил:
– Говорил я с ней. Не хочет она.
Ольга села на скамейку и, помолчав, спросила:
– А где она сейчас?
– Лежит. Говорит, голова разболелась, – сказал Коля, не глядя на нее, и ушел в хлев.
Ольга закурила, вытянула ноги и посмотрела на медленно гаснущее небо. Ну вот, и этот вопрос решен. Что еще? И для чего тебе нужно, чтобы Верочка поехала с тобой? Для нее или для себя? Больше для себя, ведь так? Ты хочешь хоть немного оправдаться перед ними за свое бегство, отдать долг... А не слишком ли много ты задолжала? Много или мало, а в этом доме никаких долгов за тобой не признают... Ведь они ни в чем не упрекают тебя, ничего не хотят... Можешь прожить здесь еще хоть год – ничего не изменится. Ничего... Ты хочешь сделать как лучше, а добилась только того, что Верочка боится теперь встретиться с тобой взглядом – вот что кроется за этой головной болью. Она думает, что ты обиделась на нее за отказ. Она же не понимает, что ты чувствуешь себя виноватой – перед матерью, перед Колей, перед ней... Она не понимает твоего мира, как ты не понимаешь ее, но и вряд ли она хочет понять тебя – настолько ты чужая для нее. Да ведь так и должно быть – она только по фотографии знала твое лицо... А что должно связывать ее с тобой? Голос крови? Это уже метафизика... Наверно, она просто ждет, когда ты уедешь. Да, пора тебе уезжать отсюда... Но сначала надо поговорить с Верочкой, нельзя так мучить ее.
Ольга вошла в дом. Верочка лежала на своей постели, за занавеской. Ольга нерешительно остановилась у кровати, спросила:
– Верочка, ты спишь?
– Нет, – не сразу ответил тихий голос.
Ольга села на кровать и положила ладонь на лоб Верочки.
– У тебя голова болит?
– Да, немного, – сказала Верочка, глядя перед собой в стену.
– Ты обиделась на меня?
– Ну что вы...
– Я ведь думала сделать как лучше... Ну, если не хочешь ехать со мной – оставайся, я же не настаиваю и не сержусь на тебя. И ты тоже, пожалуйста, не сердись на меня за это, – каким-то неестественным, преувеличенно сердечным голосом говорила Ольга и, отчетливо сознавая эту фальшь, не могла найти другого тона и других слов.
– Я не сержусь, что вы, – уже более уверенно сказала Верочка и повернулась к ней лицом. – У меня правда голова болит. Я еще немного полежу и встану.
– Да ты лежи, что надо – я сама сделаю.
– Корову надо доить, а вас она не подпустит.
Ольга помолчала и неуверенно спросила:
– А на каникулы ко мне приедешь. Хочешь – в это лето или в другое, как тебе будет удобнее.
– Летом нельзя, работы по дому много.
– А зимой? Коля, наверно, зимой и сам справится. Пойдем в Кремль, на елку. Там специально для школьников елку устраивают.
– Не знаю. Если все будет хорошо, приеду.
– И обязательно напиши мне перед тем как приехать.
Ольга с досадой почувствовала, что опять сказала не так, и поправилась:
– Ты вообще пиши, а то Коля, наверно, не охотник писать письма.
– Хорошо.
– Ну, лежи, отдыхай.
И день закончился так, как заканчивались все дни, что она прожила здесь – спокойным ужином и незначительным разговором о погоде. А утром Коля ушел на работу, занималась бесконечными хозяйственными делами Верочка, и тоска выгнала Ольгу из дома – она шла по улице, ярко освещенной солнцем, и казалось ей, что вся деревня смотрит на нее окнами домов и тихо нашептывает: «Чужая...» Ольга тряхнула головой, заглушая назойливый голос, и свернула к школе – вдруг захотелось увидеть Валю. Но у Вали был только что начавшийся урок, до перемены тридцать семь с половиной минут, – зачем-то подсчитала Ольга, пристально глядя на настенные часы, – и она пошла по сумеречному коридору, разглядывая таблички, и остановилась перед дверью с надписью «библиотека». В этой комнате она провела когда-то много часов, роясь в книгах и приходя в отчаяние от того, что нечего читать – библиотека была маленькая. А стала ли она больше сейчас?