- Сука!!! - Ага, это пассажир с поврежденной ногой.

Разворот и шаг назад. Правой рукой для упора схватить край вновь открывающейся передней двери и хорошенько пнуть ногой прямо в перекошенную от боли рожу, утрамбовывая парня обратно в салон. Пусть сидит, тачка немецкая, там все удобства есть.

- Помогите!!!

Мимо пронеслось что-то мелкое, я развернулся, вскидывая руки к лицу, но защищаться было не от кого. Это девчонка сумела-таки выцарапаться, да теперь, смышленая малявка, дунула к подъезду. Умничка! Вот, что значит здоровый инстинкт самосохранения!

- Да кто ты такой?! Сука! Откуда ты взялся?!

Последний все еще оставался в машине. Так что я уже спокойнее развернулся, готовый встречать. Наши взгляды пересеклись.

Его смуглое лицо было перекошено ненавистью, зубы оскалены, будто у дикого зверя. Во взгляде читались лютая злоба и отчаяние.

- Шакал! Мразь! Выродок! Я тебя раком поставлю! Я твою мать оттрахаю! Я твоего отца вскрою, как барана!

Он резко сместился к открытой двери, я тоже качнулся влево, выбирая выгодную позицию для атаки. И только тогда заметил пистолет.

...Никогда...

Выстрела я не услышал.

В низу живота невыносимо больно ожгло, ударило в бедро. Меня опрокинуло на спину.

Мир вокруг запульсировал уже в другой тональности: то приобретал безумную четкость, то взрывался красным. В правом колене что-то взорвалось, новый приступ боли оглушил настолько, что несколько мгновений я просто плыл... плыл в каком-то нигде! Чувствовал, что ноги еще дважды тряхнуло, но боли не было. Оглушение и шок. Больше ничего.

В странно качающемся мире я вновь увидел стрелка. Теперь он выбрался из машины и шел ко мне, держа пистолет в вытянутой руке. Его губы шевелились. Отчетливо запомнились ниточка слюны, свисающая с его нижней губы, и побелевшие от какого-то сумасшедшего бешенства глаза.

Не осознав, но инстинктивно почувствовав, что сейчас последует, я выставил руку для защиты. Исключительно рефлекторно, зная, что от пули это не укроет, но подыхать просто так не хотелось. Однако, видимо, движением сбил прицел и в этот раз царапнуло плечо.

Это выбесило стрелка. Он подскочил, перед моим лицом мелькнули подошвы его туфель, голову дважды швырнуло вправо. Видимо, этого оказалось мало - горячая кровь у неандертальцев! И кавказец хватает меня за грудки, заносит руку, готовый добить рукояткой пистолета.

И вот здесь вновь что-то происходит. Уже не осознавая, что делаю, успеваю схватить его руку своей, сжимаю его запястье. Слышу крик, полный боли и удивления.

Видимо, шок и адреналин придали сил, потому что его кости в моем кулаке трещат, лопается, как высохшая бумага, кожа, брызжет густая и горячая кровь. Пистолет выпадает из его растопыренных пальцев куда-то в сторону, а его обладатель с выпученными от боли глазами пытается вырваться.

Я не позволяю этому сбыться. Тяну к себе. Кажется, рычу от боли и ярости.

У меня только одно желание - добраться до его горла! И рвать! Рвать!!! Пока не...

А потом приходит кровавая тьма...

2

Время для меня остановилось. Да и место, откровенно говоря, долго было загадкой.

Я то плыл в кроваво-красном бреду, видя лица покойных отца с матерью, то видел незнакомое белое помещение, в котором резко пахло медикаментами. Затем по кругу: беспамятство, бред, лихорадка.

Однажды вечером пришел в себя, смог более-менее внятно мыслить. Увидел засохший букет полевых цветов в обрезанной пластиковой бутылке на тумбочке. Попытался повернуть голову, это мне удалось с трудом, но зато теперь я мог утверждать, что, блин, я все-таки живой. И, кажется, в какой-то больнице.

Кто меня сюда привез?

Когда?

Кто оплачивает лечение?

Работа у меня простенькая, зарплаты хватало на оплату коммунальных платежей и прокорм, не более. Отец умер от инфаркта несколько лет назад, а мама, не выдержав без него, от тоски тихо померла с полгода назад. Так кто же...

И новое беспамятство вместо ответа.

3

- Вы никогда не сможете ходить... Извините.

Да. Знаю.

После многочисленных операций меня слишком долго держали в неведении, хотя башка вполне очистилась от химии. Наверное, ждали родственников, чтобы сообщить новость им, но ко мне за это время так никто и не явился.

Очухивался я постепенно, медленно гарцуя на волнах боли, словно какой-то сейфер. Иногда приступы были такими мощными, что натурально выл!

Тут же рядом оказывалась немолодая медсестра, пыталась засунуть таблетку мне в рот, но мешали сведенные судорогой челюсти. Тогда женщина ласково гладила, уговаривала, как маленького ребенка.

- Ну что ты, дорогой? Ну потерпи, сейчас станет легче.

- Ног-га... болит...

В глазах медсестры было море сочувствия, но тогда я еще не знал всей правды. Просто тонул в белом беспамятстве препаратов, чтобы утром выныривать в огненном озере боли.

Однажды проснулся от смутного беспокойства. Еще не осознав, что конкретно случилось, попытался сесть. Тело моментально пронзила игла настолько лютой боли, что меня затрясло. Пришлось повторить попытку только минут через двадцать. Удалось, и я дрожащими руками откинул одеяло...

Хотелось кричать! На этот раз уже не от боли, а от того кошмара, что открылся моему взгляду! Кричать так громко, как никогда раньше! Но горло перехватило, продохнуть невозможно, не то что орать. Только колотило в груди что-то, било, словно вот-вот разорвется нечто, то ли сердце, то ли...

Словно почувствовав, в палату вбежала медсестра. Крикнула в коридор, зовя на помощь. Меня попытались уложить, разогнуть руку для укола. А я мог лишь тупо спрашивать:

- Где... где моя нога?.. Почему ее нет? Где моя нога?..

И новый полет в белые туманы химического лимба...

- ...Мы извлекли из вашего тела несколько пуль, - продолжал доктор. - Одна раздробила правое колено, вторая бедро. Третья застряла в позвоночнике. Именно она и послужила причиной... Конечно, есть надежда, что все образуется, и вы все же сможете... хоть на костылях... Поймите, в двадцать первом веке ресурсы человеческого организма все еще остаются для врачей загадкой, но...

Да. Этому молодому врачу не позавидуешь. Сообщать пациенту такое...

Я слушал его с каменным лицом. Вот, значит, что мне пришлось пережить за это время? Реанимация, меня чудом вытащили с того света. Ранение в грудную клетку и левое плечо (оба пустячные, но крови я потерял много). Особенно много проблем доставили колено и позвоночник.

- Ногу пришлось... - сказал врач, и замялся.

Отрезать. Ампутировать. Да и зачем она мне с раскуроченным наглухо коленом? Он же сам сказал, что мое дело швах. Капец мне, точка, мать ее за ногу... за ногу...

И это я выслушиваю в двадцать пять лет!

- Ко мне кто-нибудь... - спросил я, но не выдержал, и замолк на полуслове.

В горле возник ком. И, с удивлением даже для себя, я вдруг ощутил, как по щекам текут горячие слезы...

4

Ко мне никто не приходил. Точнее, пришла как-то девушка (Анька?!), но, выслушав лечащего врача, ушла, не оставив ни контакта, ни имени.

- Как она выглядела? - спросил я.

Медсестра, меняющая подо мной постель (эта унизительная процедура теперь стала для меня сущим, но повседневным кошмаром!), пожала плечами.

- Красивая. Высокая. Блондинка.

Аня...

- Да зачем оно тебе надо? - отводя взгляд, спросила медсестра. - Дура она, и забудь.

- Почему дура? - упрямо возразил, даже как-то наслаждаясь самоистязанием. - Ее можно понять. На кой черт ей теперь такой обрубок мяса, как я?

Медсестра посмотрела мне прямо в глаза. Я не выдержал ее искреннего сочувствия, эта жалость жгла, жгла, черт подери, как раскаленный металл!

- И ты дурак, - прошептала она со вздохом. - Но у тебя еще все будет хорошо, мальчик. Я верю.

Стыдно, но я зло рассмеялся и ответил что-то матерное. Впрочем, эта немолодая женщина виду не показала, что обиделась. Молча закончила работу, подстелила новую пеленку и ушла. А я закусил кулак до крови, до ломоты в зубах, и тихо выл по-звериному... и дело было не в том, что боль вернулась, и уже тем более не в том, что Анька предала. Нет! Казалось, что и без того тесная палата сужается, душит, вот-вот раздавит!