— Не понимаю, с чего ты так нервничаешь. Гелене, то есть пани Томановой, наверное, это кажется странным. Честно говоря, мне тоже.

— Знаешь, я немного устала… И потом, как-то неудобно их стеснять. Да и почему я, собственно, должна жить тут? (На самом деле это чудесно, даже слишком чудесно, пришло ей в голову, хотя и немного страшновато.)

— Думаю, в нашей ситуации выбирать не приходится. Гостиница для нас не самый идеальный вариант. Встречаться здесь намного проще. Ты сердишься, что я сам за тобой не приехал? Прости, пожалуйста, но в институте сейчас такое творится, я ни на день не могу вырваться.

— Да разве я хоть словом попрекнула!

Он притянул ее для поцелуя. Мария волновала его этой своей робостью и смущением. Но когда он попытался ее поцеловать, она отвернула лицо и прошептала:

— Сюда могут войти…

Данеш засмеялся, но отпустил:

— Какая же ты милая… Я прямо жду не дождусь завтрашнего вечера, чтобы прийти сюда.

— Ты с ума сошел! Что они могут подумать!

— Но мы так долго не виделись!

— Не по моей вине. Ты сам хотел, чтобы я была там.

— Конечно, так было нужно. Когда ищешь приличное место, надо иметь хоть какую-нибудь бумажку. Не бойся, у меня все продумано. В этих делах я разбираюсь получше тебя.

В комнату вошла Гелена с подносом и приборами, и Мария с облегчением встала:

— Пойду вымою руки…

— Из прихожей вторая дверь… — Гелена, улыбаясь, повернулась к Данешу: — А сейчас я доверю вам ответственную работу. В ящике стола лежит скатерть.

— С удовольствием, — кивнул Данеш. Когда они остались одни, он добавил: — Робости в ней даже чересчур. И какая-то она необычная, что ли.

— На то и артистка!

— Ну да… Ну да… — повторил он, качая головой. — Иногда я даже сомневаюсь, хорошо ли это?

— Конечно, хорошо, потому она вам и нравится.

— Пожалуй, да… Ну, конечно, да… А вы очень наблюдательны.

В тесной прихожей встретились Ян и Мария.

— Наконец-то дочка угомонилась, теперь заснет. Пришлось объяснить, как почетно спать в моей постели.

— Со мной у вас одни хлопоты. Вы не сердитесь?

— Хлопоты? Господи, да это же прекрасно! Страшно даже представить, что можно было расстаться где-то у гостиницы и никогда потом не увидеться.

Она улыбнулась ему со всей нежностью, на какую была способна. А он осторожно коснулся ее лица, будто хотел удостовериться, что она настоящая. Веки ее испуганно задрожали, и она быстро вернулась в комнату.

Ян прошел в кухню. Через минуту туда заглянула Гелена:

— Иди есть… — Но прежде чем закрыть дверь, сказала трагическим шепотом: — Даю голову на отсечение, у них что-то не ладится. Она тебе по дороге ни о чем не говорила?

— Не понимаю, о чем она должна была говорить?

— Что-то у них не так. Но мы, по крайней мере, сделали все, чтобы Данеш остался доволен.

— Не сомневаюсь, что ты старалась больше всех! Она одарила его косым взглядом, но Ян уже открывал дверь в комнату.

— Ну вот, а теперь самое время за стол, — весело провозгласила Гелена.

Данеш откупорил принесенную бутылку вина и разлил в бокалы. Гелена очень старалась, чтобы тост прозвучал как можно сердечнее:

— За что выпьем? За любовь?

— Или за жажду? — засмеялся Ян.

— За то и за другое, — быстро сказала Мария. — Между ними не слишком большая разница.

— Жажда и любовь… Как-то странно, а? — изумилась Гелена.

Ян понял и улыбнулся Марии.

— Давайте выпьем за исполнение наших желаний, — предложил Данеш.

Тост был многозначительный, и потому каждый выпил за что-то свое, и только двое посвященных пили моравское вино как волшебное зелье любви. Впрочем, воду из той старинной кружки они пили точно так же. И никогда уже не будет иначе.

— Отличное вино, — похвалила Гелена.

— Выдержанное, — поддакнул Данеш.

— Ну а теперь ешьте, — усердствовала хозяйка. — Наверняка все ужасно проголодались.

Они ели быстро и в полном молчании. Будто на всем и на всех лежала печать какой-то подавленности. После ужина Гелена предложила сварить кофе.

— Помоги мне, — попросила она мужа.

— Спасибо, я кофе не буду, — вздохнул Данеш. — Ничего не поделаешь, сигареты и кофе — бич всех начальников.

— А вам чашечку? — спросила Гелена у Марии.

— С удовольствием, только не крепкого. Ян убирал со стола. Когда он вышел с подносом на кухню, туда заглянула Гелена и сказала:

— Побудь тут, пусть они хоть немного посидят одни.

— А может, им не хочется!

— Разве что ей, из жеманства. Но он-то нормальный и с удовольствием остался бы на ночь. Поверь моему опыту. Ян пожал плечами:

— Я ему мешать не собираюсь, пойду загоню машину. Когда он брал в прихожей ключи, там появился Данеш:

— Подожди, я тоже поеду.

— Так рано? — изумилась Гелена.

— Мария очень устала.

— Немудрено. Я ей сейчас постелю, — предложила Гелена, относя в комнату кофе.

— Ты мог остаться, — сказал Данешу Ян уже в машине, когда они ехали темными улицами.

— А что бы я объяснил жене, скажи на милость? — ухмыльнулся Данеш. Постоянно приходится держать в уме кучу обстоятельств.

— Что само по себе неприятно…

— Что само по себе необходимо… Между нами, сейчас я не могу позволить себе никаких выходок. Да ты, наверное, слышал, меня собираются перевести в министерство. У нашего института все равно никаких перспектив.

Уже у самого дома Данеша Ян сказал:

— Утром появлюсь на работе, а потом придется исчезнуть. Надо раздобыть катушку и отвезти тому добряку, который нас выручил.

— Главное, позаботься о Марии, я завтра вряд ли сумею к вам выбраться. В министерстве коллегия. Мерси за все, и помни, что со мной не пропадешь. Я-то знаю, чего хочу.

Ян усмехнулся:

— Иногда мне кажется, что я тоже знаю. Например, сейчас.

Данеш молча вылез из машины, помахал бывшему однокласснику рукой и скрылся в подъезде.

Возвращаясь домой по пражским улицам, Ян поймал себя на том, что весело насвистывает какую-то мелодию. Что же со мной произошло с тех пор, как я подплыл к тому островку и впервые увидел ее? И перед его мысленным взором заскользила вся эта череда событий, но виделась она полнее и глубже, чем некогда наяву. То, что тогда казалось игрой случая, теперь сплеталось в хитроумную цепь, одно звено соединялось с другим, и не было ничего случайного, но все подчинялось своей закономерности и имело особый смысл. И никому уже не разорвать эту цепь, подумал он с радостью. Если бы она смогла сковать нас навеки!

Одним безумцам свойственно радоваться оковам. Или влюбленным. Что, в сущности, не составляет такой уж большой разницы.

Когда Ян остановил машину у своего дома, все окна были темными. Вглядевшись получше, он увидел в одном силуэт женщины в белом, руки ее обхватили озябшие плечи. О боги, ведь это Изольда! Он помахал ей, и белая рука в окне повторила его движение. Потом женщина подалась вперед, оглянулась по сторонам и, убедившись, что никто не видит, послала ему воздушный поцелуй.

И это было чудесней самой невероятной мечты.

В какой-то из легенд о Тристане говорится, что он в конце концов лишился от своей любви рассудка. В принципе это вполне естественно, но то было не несчастье, а великий дар.

Ночь бродила над черепичными крышами домов, где-то хлопнуло окно, кто-то вскрикнул, послышались быстрые шаги. У города свои шумные и тихие истории. В городе переплетается множество разных судеб, и тот отрезок судьбы, который проживают сейчас эти двое, разыгрывался тут уже несчетное число раз: во времена, когда носили чепцы, когда влюбленные дамы облачались в кринолины, когда волосы зачесывали высоко надо лбом и когда их стригли в знак покаяния, ибо, как говорится, ничто не ново под солнцем. А тем более под бледноликою луной, верной спутницей самых невероятных приключений.

Безрассудные влюбленные лежат сейчас, разделенные стеной, Ян на узенькой кушетке в гостиной, а Мария в кровати его дочери. Оба молчат, но думают друг о друге, и каждому чудится, будто до него доносится дыхание любимого. Сегодня нам ниспослано великое счастье, радуются они, мы пробыли вместе целый день, вместе пережили приключение по дороге в Прагу, и с той минуты, когда мы впервые увиделись, мы принадлежим друг другу, и никто не сможет разлучить нас, мы скованы одной цепью, мы обручены навечно.