31
На Восточном побережье США было ровно шесть вечера.
Младшая дочь Ала Муффета, Луиза, получила разрешение приготовить обед. Приезд дяди надо отметить, так она считала. После смерти бабушки, папиной матери, они почти потеряли связь с отцовской родней, и Луиза настояла на своем. Ал закрыл глаза в безмолвной молитве кухонным богам, глядя, как она снова и снова открывает шкаф с деликатесами.
Так-так, гусиная печенка.
Последняя банка русской икры из ящика, которым семейство отпускников расплатилось с ним за то, что он вылечил их щенка от запора.
— Луиза, — негромко сказал он. — Совершенно не обязательно доставать все, что у нас есть. Притормози, будь добра.
Девочка обиженно надула губки.
— Хоть ты и считаешь, что с родней особо незачем церемониться, я думаю, это самый подходящий повод устроить обед с размахом, папа. Кого нам угощать, если не дядю? Моего дядю, папа! Моего родного дядю!
Ал Муффет набрал воздуху и медленно выдохнул:
— Не забудь, он мусульманин. Свинина исключается!
— А ты как раз обожаешь ребрышки. Фу, стыдись!
Он любил дочкин смех. Она смеялась точь-в-точь как ее мама; смех — последнее, что сохранилось в памяти, когда Ал Муффет закрывал глаза и пытался представить себе жену, а не ту изможденную тень, какой она стала от болезни. Но ничего не выходило. Лицо забылось. Он помнил лишь легкий аромат духов, которые подарил ей на помолвку и которым она с тех пор отдавала предпочтение. И смех. Мелодичный, звонкий, как колокольчик. Луиза унаследовала этот смех, и порой Ал нарочно рассказывал что-нибудь смешное, чтобы закрыть глаза и слушать, как она смеется.
— Что здесь происходит? — спросил Файед, появившийся на пороге. — Кто у вас глава семьи? Ты?
Он подошел к кухонному столу, взъерошил Луизе волосы. Девочка улыбнулась, взяла баклажан и начала привычными движениями срезать кожуру.
Мне не разрешается ерошить ей волосы, подумал Ал Муффет. С не по годам взрослой девочкой так обращаться нельзя, Файед. Ведь ты совсем не знаешь ее.
— Хорошие у тебя дочки, — сказал Файед, поставив бутылку вина на незатейливый дубовый стол посреди кухни. — Думаю, оно вам понравится. А где Шерил и Кэтрин?
— Шерил уже двадцать, — буркнул Ал. — В прошлом году она уехала из дома.
— Вот как. — Файед отступил немного в сторону, чтобы, выдвинув ящик, сохранить равновесие. — Штопор тут найдется?
Алу почудился запах алкоголя. Когда же Файед обернулся к нему, определенно заметил, что глаза у брата влажные, а рот словно обмяк.
— Ты пьешь? — спросил он. — Я думал…
— Крайне редко, — перебил Файед и кашлянул, будто стараясь взять себя в руки. — Но в такой день, как сегодня… — Он опять засмеялся и локтем подтолкнул племянницу: — Вижу, ты решила устроить настоящий пир. И я с тобой согласен. Кстати, у меня и подарки приготовлены для вас, для девочек. После обеда откроем. В самом деле очень приятно повидать вас всех!
— Вообще-то, кроме нас двоих, ты пока никого не видел. — Ал выдвинул ящик. — Но Кэтрин скоро придет. Я предупредил, что обедать будем примерно в полседьмого. У нее сегодня игра. Сейчас, наверно, матч уже кончился.
Штопор зацепился за взбивалку. Ал осторожно вытащил его, подал брату.
— Что ты говоришь! — с жаром воскликнул Файед, забирая штопор. — Моя племянница участвует в спортивном матче, а ты молчишь! Могли бы пойти посмотреть! Мои ребята спортом не интересуются. — Он покачал головой и недовольно поморщился. — Ни один. Нет у них соревновательного инстинкта.
Луиза смущенно улыбнулась.
Файед откупорил бутылку, огляделся, высматривая бокалы. Ал достал из шкафа один бокал, поставил на стол.
— А ты не будешь? — удивленно спросил Файед.
— Сегодня среда. Завтра мне рано вставать.
— Один-то бокальчик, — просительно сказал Файед. — Один-то бокальчик наверняка осилишь! Разве ты не рад видеть меня?
Ал вздохнул. Потом достал еще один бокал, поставил рядом с первым.
— Вот столько. — Он отметил сантиметра два от донышка. — Стоп!
Файед щедро налил себе и поднял бокал.
— За нас, — сказал он. — За воссоединение семьи Муффаса!
— Наша фамилия — Муффет, — тихо сказала Луиза, не глядя на дядю.
— Муффет, Муффаса. Same thing![46]
Он осушил бокал.
Ты пьян, с удивлением подумал Ал. А ведь из нас двоих именно ты всегда был религиозен. Я даже не видел, чтобы ты пил пиво с приятелями! И вдруг заявляешься сюда, как чертик из табакерки, после трех лет полного молчания, и успеваешь напиться, хотя я ничем тебя не угощал.
— Можно садиться за стол, — сказала Луиза.
Против обыкновения, вид у нее был смущенный.
Словно она вдруг поняла, что дядя слегка не в себе. И, когда он наклонился погладить ее по плечу, с неловкой улыбкой отстранилась.
— Прошу! — Она жестом пригласила в столовую.
— Может, подождем Кэтрин? — спросил Ал, кивая дочке: мол, не волнуйся. — Она скоро придет.
— Уже пришла! — крикнул звонкий голос. Хлопнула дверь. — Мы выиграли! Я сумела далеко послать мяч!
Файед с бокалом в руке направился в столовую.
— Кэтрин! — ласково сказал он и остановился, глядя на племянницу.
Пятнадцатилетняя девочка замерла как вкопанная. Она с недоумением смотрела на гостя, до того похожего на отца, что впору спутать, только взгляд совсем другой, влажный, непроницаемый. Вдобавок эти усы, неприятные какие-то, толстые, с мокрыми кончиками. Острыми стрелками они обрамляли рот, закрывая верхнюю губу.
— Привет, — тихо сказала Кэтрин.
— Я же говорил, что дядя Файед, вероятно, заедет к нам сегодня, — с напускной бодростью сказал Ал. — И он здесь! Давайте-ка за стол. Луиза приготовила обед, и он стынет.
Кэтрин осторожно улыбнулась.
— Я только отнесу в комнату вещи и помою руки. — В четыре прыжка она взбежала вверх по лестнице.
Из кухни появилась Луиза с двумя тарелками в руках и еще двумя на худеньких предплечьях.
— Вы только посмотрите! — воскликнул Файед. — Настоящий профессионал!
Они сели за стол. Кэтрин спустилась вниз так же быстро, как и взбежала наверх. Короткостриженая, с красивым, энергичным лицом и широкими плечами.
— Значит, ты играешь в софтбол, — сказал Файед довольно-таки невпопад и отправил в рот кусочек гусиной печенки. — Твой отец играл в бейсбол. В свое время. Давно это было! Верно, Али?
С тех пор как умерла бабушка, никто не называл отца Али. Девочки переглянулись, Луиза прикрыла рот ладошкой и тихонько хихикнула. Ал Муффет что-то неразборчиво пробурчал, пресекая разговоры о своей жалкой спортивной карьере.
Файед осушил бокал. Луиза хотела было встать, чтобы принести из кухни бутылку, но отец жестом остановил ее.
— Дяде Файеду больше не надо вина, — мягко сказал он. — Нальем ему холодной, свежей воды.
Он наполнил большой стакан и подвинул брату, который сидел напротив.
— Пожалуй, я выпью еще немного вина, — улыбнулся Файед, не прикасаясь к стакану с водой.
— Думаю, не стоит. — Ал чуть не просверлил его взглядом.
Что-то здесь не так. Конечно, за те годы, что они не видались, Файед мог измениться и пристраститься к выпивке. Но это маловероятно. Вдобавок, судя по всему, он плохо переносит горячительные напитки. И пусть даже явно хлебнул чего-то, прежде чем явился на кухню, от одного-единственного бокала вина сразу сильно захмелел. Нет, Файед пить не привык. И Ал не мог взять в толк, зачем брату сейчас понадобилось напиваться.
— Н-да, — сказал Файед, нарушив тягостную тишину. — Ты прав. С меня довольно. Выпивка хороша в малых дозах и ох как опасна в больших.
При слове «опасна» он нарочито погрозил пальцем девочкам, сидевшим друг против друга у торцов стола.
— Как поживает твоя семья? — спросил Ал с полным ртом.
— Гм, как семья… — Файед снова принялся за еду. Медленно жевал, словно целиком сосредоточился на этом процессе. — Пожалуй, хорошо. В общем и целом. Если в этой стране кто-то может поживать хорошо. Я имею в виду при нашем этническом происхождении.
46
Все равно! (англ.).