— Чтобы разобраться в вопросе о сепаратном мире, дорогой Михаил Михалыч, мы должны исходить не из слухов и сообщений о том, что происходит теперь в Швейцарии. Факт переговоров доказательно установить невозможно. А исходить нужно только из непреоборимо установленных фактов политики. Война порождена империалистическими отношениями между великими державами. То есть — борьбой за раздел добычи, за то, кому скушать такие-то колонии и мелкие государства. Причем на первом месте в этой войне стоят два столкновения.

Ильич выделил слово «два» и продолжал, видя в Харитонове внимательного слушателя:

— Первое — между Англией и Германией. Второе — между Германией и Россией. Эти три великие державы, эти три великих разбойника на большой дороге являются главными величинами в настоящей войне, остальные несамостоятельные союзники…

Харитонову хотелось бы спросить, а как же Франция? Но он не захотел прерывать Ильича.

Ульянов чуть помедлил, его мысль работала стремительно, пропуская детали, которые не нужны были единомышленнику.

— Наряду со столкновением разбойничьих «интересов» России и Германии существует не менее, если не более глубокое столкновение между Россией и Англией. Задача империалистской политики России, определяемая вековым соперничеством и объективным международным соотношением великих держав, может быть кратко выражена так: при помощи Англии и Франции разбить Германию в Европе, чтобы ограбить Австрию (отнять у нее Галицию) и Турцию (отнять Армению и особенно Константинополь!). А затем при помощи Японии и той же Германии разбить Англию в Азии, чтобы отнять всю Персию, довести до конца раздел Китая и так далее…

Харитонову сразу стала ясна суть многих исторических процессов, протекающих у него на глазах.

Широкая прежде тропа сузилась, и Харитонов видел, как крутила головой его жена, и понимал, что Раисе очень хотелось бы идти рядом с ними и слышать то, о чем так страстно говорит Ильич. Она старалась слушать и Крупскую, и одним ухом — Ульянова. Владимир Ильич лукаво поглядывал на Надежду Константиновну, которая, видимо, уже слышала или читала это. Она знала, что теперь Ленин оттачивает свой анализ до предельной ясности и убедительности.

— И к завоеванию Константинополя, и к завоеванию все большей части Азии царизм стремится веками. И тут сильнейшим его врагом долгое время была Англия.

Разумеется, Ленин не мог удержаться от того, чтобы не нанести удар по «оборонцам».

— Нестерпимо слушать «социалистов», толкующих о "защите отечества" или о "спасении страны", как это делает Чхеидзе. Нестерпимо слушать Каутского и компанию, толкующих о демократическом мире, будто не знают, что заключить его теперешние и вообще буржуазные правительства не могут. Все они опутаны сетью тайных договоров между собой, со своими союзниками и против своих союзников, причем содержание этих тайных договоров не случайно, не только "злой волей" определено, а зависит от всего хода и развития империалистской внешней политики.

— Война есть продолжение политики, — четко сформулировал Ильич давно выношенную мысль. — И политика тоже «продолжается» во время войны!..

Слушателю доставляло наслаждение следить за ходом ленинской мысли. Он как бы приобщался к великому в политике, начинал думать вместе с Лениным, впитывая силу его железной логики. Ему радостно было гореть в том могучем революционном пламени, которое источал Ильич и которым он воспламенял своих соратников.

— Царизм жаждет отнять всю Польшу у Германии и Австрии! Но хватит ли силы? И позволит ли Англия? — с убийственным сарказмом говорил Ленин. Отнять Константинополь и проливы! Добить и раздробить Австрию! Но хватит ли силы? Позволит ли Англия?..

Если нельзя взять большего в Европе, тогда возьмем, что можно! продолжал свой анализ Ленин. — Англия «нам» сейчас ничего дать не может. Германия нам даст, возможно, и Курляндию, и часть Польши назад, и, наверное, Восточную Галицию…

Тропа сделалась совсем узкой: два человека еле могли идти рядом. Хорошо, что все движение по ней сейчас направлялось в гору, туда, где на вершине среди сосновых ветвей заблистали стекла террасы безалкогольного ресторанчика. Маленькие группы жителей Цюриха, обычно семейные, неторопливо поднимались в гору. Дети резвились, взрослые шли чинно и степенно. По их виду нельзя было определить социальное положение, ибо и рабочий класс и мелкая буржуазия одевались одинаково.

Ильич продолжал убежденно высказывать свои доводы, справедливость которых спустя год-два полностью подтвердили документы из тайных архивов.

— Вполне возможно, — неожиданно ровным тоном, словно профессор на кафедре, сказал Ильич, — что мы завтра или послезавтра проснемся и получим манифест трех монархов: "Внимая голосу возлюбленных народов, решили мы осчастливить их благами мира, установить перемирие и созвать общеевропейский конгресс мира…" — Задумчиво прошел несколько шагов и как бы подвел итоги: — Каков бы ни был исход данной войны, окажутся правы те, кто говорил, что единственный социалистический выход из нее возможен в виде гражданской войны пролетариата за социализм. Окажутся правы те русские социал-демократы, которые говорили, что поражение царизма, полный военный разгром его есть меньшее зло "во всяком случае". Ибо история никогда не стоит на месте, она идет вперед и во время теперешней войны; и если вперед, к социализму, пролетариат Европы не сможет перейти теперь, то вперед, к демократии, Восточная Европа и Азия пошли бы семимильными шагами только в случае полного военного разгрома царизма.

Надежда Константиновна, Раиса и Михаил шли, словно завороженные силой ленинской мысли. Все прелести швейцарской природы, расстилавшийся внизу мирный, нейтральный город — красивые и уютные обиталища сытых буржуа, невидные из такой дали трущобы полуголодного пролетариата, голубизна вод и небес — все померкло перед главным вопросом — война и социализм, о которых говорил Владимир Ильич.

Непривычная ходьба вверх по узкой каменистой тропинке в тяжелых горных башмаках разрумянила лица и вызвала жажду. Кстати оказался ресторанчик, где Ульяновы и Харитоновы во время прогулок выпивали по стакану воды и покупали дешевый швейцарский шоколад с орехами. Так называемая «голубая» плитка стоила здесь, в нейтральной богатой стране, всего пятнадцать сантимов. Для эмигрантов, считавших в своем тощем бюджете каждый сантим, шоколад был отнюдь не лакомством, а весьма калорийным питанием.

Из зарослей мягкой южной сосны, покрывших макушку Цюрихберга, открывался чудесный вид на город и озеро. Беззвучно бежит внизу трамвайчик, люди почти не видны, дома и кирки стоят словно игрушечные, а над всем горизонтом господствуют белоснежные вершины Бернского Оберланда, Юры, Шварцвальда, словно отделяя своей изломанной сияющей полосой зелень земли от голубизны ясного неба.

Здесь, на вершине горы, Ульяновы и Харитоновы обычно расходились в разные стороны. Владимир Ильич и Надежда Константиновна имели свои излюбленные уголки, и Раиса с Михаилом старались не нарушать покоя «Ильичей».

Но сегодня Михаилу не хотелось расставаться.

— Владимир Ильич, а что вы думаете в связи с сепаратным миром о поляках и других нациях, борющихся за самоопределение? Ведь это, очевидно, один из основных вопросов социалистической революции…

Ильич остановился, чтобы перевести дух, он был готов развивать свои мысли, но вмешалась Раиса Борисовна:

— Миша, ты не даешь Владимиру Ильичу отвлечься от его повседневной работы! Перестань приставать со своими вопросами!

— Что вы! Что вы! — предостерегающе всплеснула руками Надежда Константиновна. — Вы же знаете, как любит Владимир Ильич проверять свои мысли в любой аудитории — и в кружке, где полдюжины человек, и перед сотней рабочих и партийцев… Не беспокойтесь, вопросы Миши — особенно о самоопределении — это оселок, на котором Ильич оттачивает умение подходить к демократическим требованиям вообще…

— Да! Да! И еще раз — да! — весело и озорно заблестел глазами Ильич. Если вы встаете на позиции самоопределения наций, как одной из форм демократии, значит — вы социалист и большевик! Если нет — извольте идти к оппортунистам, смотрите назад, а не вперед! Обращайте тогда свои взоры на Англию, Францию, Германию, Италию, то есть на те страны, где национально-освободительное движение лежит в прошлом, а не на Восток, Азию, Африку, колонии, где это движение лежит в настоящем и будущем…