— Как это понимать — «похищение», — размышлял Роберт по дороге в гараж на Син Лейн, где он держал свою машину. — Кажется, в английских законах даже нет такой статьи. И кого могла похитить Марион Шарп? Ребенка? Ребенка, которого ждет большое наследство? Хотя мать с дочерью и жили в большом доме, у него создалось впечатление, что они весьма стеснены в деньгах. Или они решили, что с каким-то ребенком жестоко обращаются родители? Это вполне вероятно. У старухи лицо фанатички, да и сама Марион Шарп, казалось, бестрепетно взошла бы на костер, если бы сожжение заживо не вышло из моды. Да, скорее всего, они совершили какое-нибудь неразумное действие из филантропических соображений. Как это сформулировано у «Гарриса и Уишера»? Незаконное удержание с целью лишить законных прав родителя или опекуна? Роберт не мог вспомнить, как это квалифицируется в кодексе, — как уголовное преступление, за которое наказывают тюремным заключением, или просто проступок.

Обвинение в «похищении и задержании против воли жертвы» в последний раз осквернило досье фирмы в декабре 1798 года, когда владелец поместья Лессоу после обильных возлияний отлично выдержанным кларетом перекинул через седло мисс Греттон и умыкнул ее прямо с бала в отчем доме. Но в его намерениях ни у кого сомнений не было.

Ну что ж, внезапное вторжение Скотланд Ярда, наверняка, заставит похитительниц одуматься. «Но почему Скотланд Ярд? — недоуменно подумал Роберт. — Неужели они похитили ребенка из такой высокопоставленной семьи, что делом занялось Главное управление полиции?»

В Син Лейн Роберт, как всегда, оказался втянутым в военные действия, но сумел уклониться от роли арбитра. (Этимологически слово «син», если читателя это интересует, является просто искажением слова «сенд»,[6] но жители Милфорда придерживались своей собственной точки зрения на происхождение этого названия: до того, как на окраине городка построили муниципальные дома, эта дорожка вела в лес, где любили прогуливаться по ночам влюбленные пары). А теперь по обе стороны узенькой улочки, прямо напротив друг друга, стояли два враждебные учреждения — школа верховой езды и новенький гараж с заправочными колонками и авторемонтной мастерской. Машины своим шумом пугали лошадей (так, по крайней мере, утверждали владельцы школы), а воза с сеном, соломой и кормами сплошь и рядом загораживали проезд для машин (как утверждали владельцы гаража). Кроме того, один из владельцев гаража, Билл Броу, ранее служил в отряде электромеханического обслуживания, а другой, Стэнли Питерс, — в королевской службе связи; и хозяин школы верховой езды, старый Мэтт Эллис, служивший в свое время в королевской конной гвардии, считал их представителями поколения, которое уничтожило кавалерию, и позором нашей цивилизации.

Зимой, когда Роберт ездил на псовую охоту, он выслушивал монологи бывшего драгуна, в остальное время года, пока он дожидался, когда его машину вымоют, заправят или просто выведут из гаража, ему изливала свое негодование королевская служба связи. Сегодня служба связи потребовала у Роберта разъяснения, в чем разница между клеветой и оговором, и что такое диффамация.[7] Можно ли квалифицировать как диффамацию утверждение, что «человек, который без конца возится с консервными банками, не может отличить ореха от желудя?»

— Не знаю, Стэн. Надо подумать, — торопливо ответил Роберт и выжал сцепление. Ему пришлось подождать, пока в ворота школы зайдут вернувшиеся с прогулки три усталые лошади, на которых сидели инструктор и двое толстых детей. («Вот-вот, о чем я все время и говорю», — пробурчал у него за спиной Стэнли). Затем он выехал на главную улицу.

Ближе к ее южному концу магазины уступили место жилым домам, выходившим фасадами прямо на тротуар, потом пошли особняки с портиками и подъездными двориками, дальше — скрытые за деревьями виллы, а затем город вдруг кончился, и взору Роберта открылись просторы типично английской сельской местности.

По обе стороны дороги, сколько хватало глаз, простирались поля, разделенные живой изгородью на квадраты. Лишь изредка виднелся дом фермера. Земля отличалась плодородием, но было здесь безлюдно Можно было проехать много миль и не встретить ни души. Со времен войны Алой и Белой розы здесь ничто не изменилось — все те же квадраты полей и все то же небо. Только телеграфные столбы показывали, что на дворе двадцатый век.

Вдали за горизонтом лежал Ларборо, город, где находились велосипедная фабрика, оружейный заводик, мастерские по производству гвоздей с широкими шляпками и фабрика фирмы Коуэн, изготовлявшая знаменитый клюквенный соус, а также добрый миллион набитых в кирпичные коробки жителей. Время от времени их охватывало атавистическое стремление к природе, и они устремлялись за город на травку. Но в окрестностях Милфорда не было ничего привлекательного для людей, которым нужна не только травка, но и красивые пейзажи и кафе: когда жители Ларборо выезжали на природу, они ехали на запад, где были горы и море, а широкие просторы к северу и востоку от Ларборо оставались такими безлюдными и незамусоренными. Это были «скучные» места, и сама их невыразительность спасала их от цивилизации.

В двух милях от Милфорда по дороге стоял дом под названием Франчес. Он торчал посреди открытого пространства, как телефонная будка. В последние дни Регентства[8] кто-то купил участок земли, известный под названием Франчес, построил посредине его приземистый белый дом и обнес его высокой кирпичной стеной с чугунными воротами спереди. Этот дом стоял сам по себе, вокруг не было сельскохозяйственных построек, не было даже калитки сбоку в стене, выводящей в поле. Конюшня, по обычаю того времени, находилась позади дома, но внутри двора. Дом, казалось, был заброшен сюда волей случая, как детская игрушка, валяющаяся у обочины дороги. В доме много лет жил какой-то старик, видимо, один и тот же, но, поскольку обитатели Франчеса всегда ездили за покупками в Хэм Грин, деревню, стоявшую по направлению к Ларборо, их никогда не видели в Милфорде. А затем в доме поселились Марион Шарп и ее мать и стали по утрам приезжать за покупками в Милфорд. Все решили, что старик оставил им Франчес в наследство.

«Сколько они здесь уже живут? — подумал Роберт. — Три года, четыре? Они не завели в Милфорде друзей, но это ничего не значит. Старая миссис Уорпен, надеясь, что климат средней Англии будет более благотворен для ее ревматизма, чем морской, купила первую виллу, построенную в тени вязов в конце главной улицы, ни много ни мало двадцать пять лет тому назад. О ней все еще говорили: «Та леди, что переехала из Веймута, между прочим, на самом деле переехала из Суэнеджа».

Да, дочь с матерью не искали знакомств. Им, казалось, вполне хватало друг друга. Раза два Роберт видел, как Марион играет в гольф с доктором Бортуиком. Она играла в мужской манере, и у нее было резкое движение кисти, как у профессионала.

Это все, что знал о ней Роберт.

Подъехав к высоким чугунным воротам Франчеса, Роберт увидел там еще две машины. Одна из них была столь незаметной, чистой и скромной, что несомненно принадлежала полиции. «Где еще в целом свете, — подумал Роберт, выходя из машины, — полицейские так стараются не бросаться в глаза и вести себя благопристойно?»

Вторая машина принадлежала начальнику местной полиции Хэллему, который так хорошо играл в гольф.

В ближайшей к Роберту машине сидели три человека — шофер, пожилая женщина и очень молоденькая девушка, почти ребенок. Шофер поглядел на Роберта спокойным, как будто рассеянным, но все замечающим взглядом полицейского, и отвел глаза. Лица двух женщин на заднем сиденье Роберт не разглядел.

Высокие чугунные ворота были закрыты — Роберт не помнил, чтобы когда-нибудь видел их распахнутыми — и он с любопытством толкнул одну из створок. Чугунное кружево ворот было обито изнутри листовым железом каким-то викторианским владельцем, не желавшим, чтобы его дом открывался посторонним взглядам. Через высокую кирпичную стену, окружавшую дом, виднелись лишь крыша и каминные трубы, так что Роберт сейчас увидел дом впервые.

вернуться

6

Син (sin) — грех; сенд (sand) — песок, песчаный. — Прим. перевод.

вернуться

7

Диффамация — опубликование в печати сведений (действительных или мнимых), позорящих кого-либо.

вернуться

8

Период правления принца-регента, будущего Георга IV (1811–1820). — Прим. перевод.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: