Потом Урирун бродила по берегу пруда в королевском парке. Уголки её губ были уныло опущены: «Она считает меня скучной занудой». Всё, чему её учили наставники, разбивалось о светлый звонкий смех Виви; все эти уроки королевских манер – пустая чушь, никому не нужная и лишняя ерундистика... Искренняя, милая простота светлой принцессы – вот тот недостижимый идеал, который Урирун тайно лелеяла в своём сердце. С младых ногтей её учили сдержанности; никому не показывать своих истинных чувств – вот высшее искусство, которым обязана владеть каждая правительница Ночи. Это внушали ей с детства, и она верила в науку светского обхождения. Но Виви внесла в её душу сладкий беспорядок.

«Почему я не могу просто сказать ей это?» – размышляла принцесса Ночи, отбросив наскучившие учебники. В учёбе она была прилежна, но сейчас решительно не могла сосредоточиться на науках. Перед её мысленным взором стояла Виви – дразнящая, смеющаяся, ослепительно светлая.

Королева пригласила её в свои покои для серьёзного разговора. Отблески пламени камина играли на её седых волосах, и печальная торжественность проступала в каждом её движении. Они были похожи как две капли воды – как один человек в разных возрастах.

– Урирун, подходит к концу твоё ученичество, – промолвила королева. – Вскоре тебе предстоит сменить меня на престоле. Я надеюсь, ты с должной серьёзностью осознаёшь важность этого шага.

– Да, ваше величество, – проговорила Урирун.

– Ты вступаешь в новую эпоху своей жизни – эпоху зрелости, – продолжала правительница. – Юношескую горячность следует оставить позади: эмоции – не лучший советчик в государственных делах. На этой стезе следует руководствоваться трезвым рассудком.

– Я знаю это, ваше величество, – сказала Урирун с почтительным поклоном.

– Это хорошо, дитя моё, – кивнула королева. – Но при всей важности роли разума, о чувствах тоже не следует забывать. Скажи, в твоём сердце поселилась любовь?

Бледные щёки Урирун снова покрылись румянцем. Белая лошадка, смеющиеся глаза, золотой мотылёк... Но её уста смыкала печать трепещущей тайны, и принцесса смущённо промолчала. Королева проницательно улыбнулась.

– Что-то мне подсказывает, что за твоим молчанием стоит большое чувство. Но я не хочу настаивать и давить: не хочешь – не рассказывай. Позволь дать только один совет: береги это чудо.

С этими словами королева поцеловала наследницу в лоб и величественным жестом руки дала знать, что аудиенция окончена. А Урирун, благодарная царственной сестре за деликатность, поспешила вернуться в свои покои – к размышлениям и сладким сердечным мукам.

Спустя несколько дней она вновь каталась верхом неподалёку от границы. Сердце ей подсказывало, что Виви должна быть там... И предчувствие не обмануло: светлая наездница красовалась на своей белой лошадке среди цветущего луга.

– Желаю здравия, ваше высочество, – поклонилась Урирун, скомкав в тесную шкатулочку светской учтивости весь трепет своей невысказанной нежности.

– А, это снова вы, госпожа зануда, – усмехнулась дневная принцесса.

– Вы несправедливы ко мне, Виви, – пробормотала Урирун. – Я лишь стараюсь следовать той науке, которую мне внушали с детства.

Солнечная синева глаз девушки просияла ласковой улыбкой.

– Поступайте так, как вам подсказывает сердце, и вы не ошибётесь, – засмеялась она.

Урирун протянула ей букет ночных цветов – влажных белых кувшинок, собранных ею собственноручно на королевском пруду. Для этого ей пришлось приблизиться к границе совсем вплотную, так что лиловый закат озарил иссиня-чёрную гриву её коня.

– О, как мило! – смутилась Виви, кокетливо опустив ресницы, но голубой огонь её глаз говорил красноречивее слов. Он был выше любого кокетства – подлинный свет её чистого сердца.

В этот раз они просто катались вдоль границы, беседуя обо всём подряд. Урирун была в ударе, и Виви то и дело покатывалась со смеху над её шутками.

– Вот видите! Вы умеете быть славной, когда захотите, – молвила она, протягивая руку принцессе Ночи.

Урирун вспыхнула, не зная, что делать с этой прелестной ручкой. Прозрачный фарфор этих пальчиков хотелось покрывать поцелуями, но она не смела осуществить такую дерзость. Сняв жёсткую перчатку, она бережно приняла руку Виви на свою жаждущую прикосновений ладонь. Глаза светлой принцессы сияли мягко и поощрительно, и Урирун пролепетала:

– Я люблю вас, Виви.

Год назад она посмеялась бы над своими трепетными признаниями. Тогда она, упражняясь в выездке, впервые увидела милую всадницу с золотыми волосами; Венивит была ещё не так искусна, как сейчас, и всё кончилось её падением с седла. Урирун, уделявшая много времени изучению лекарского искусства, вправила ей вывих и нашла целебные травы, снявшие боль. В тот миг она и почувствовала тонкое, детски-нежное благоухание волос Виви и тепло её дыхания.

– Вижу, вы больше не находите моё имя глупым, – проговорила Виви, и в её ясных, как у ребёнка, глазах лукаво мерцали женские чары.

Вот эта черта в ней – наивная детскость с вполне осознанным, зрелым стремлением очаровывать – и сводила Урирун с ума. Она сравнила бы светлую принцессу с бриллиантом, переливающимся всеми своими гранями на её ладони. Трогательная доверчивость соединялась в ней с какой-то бессознательной мудростью – мудростью безупречного, как звезда, сердца.

– Виви, ваше имя – самое прекрасное сочетание звуков, какое только возможно придумать...

И это было правдой. Оно ласкало и слух, и сердце, от него хотелось плакать сладкими слезами, но слёзы Урирун прятала в глубине души. Один-два раза за всю жизнь – именно такую частоту их появления предписывал ей королевский этикет, но рядом с Виви условности становились глупыми и нелепыми. Хотелось плакать и смеяться не по правилам, а когда вздумается.

– А прокатите меня в своём седле, – попросила Виви.

Даже если бы это запрещалось под страхом смертной казни, Урирун выполнила бы её просьбу. Виви отпустила свою лошадку, переступила границу и протянула руки к принцессе Ночи с детски-простодушным видом. Ну ни дать ни взять – малышка, которая просится на ручки. Смех вырвался из глубин сердца Урирун, и она подхватила Виви, усадив к себе в седло.

– Для вас – всё, что угодно, милое дитя, – выдохнула она, касаясь губами её ушка.

Мрак понёс их со всей степенностью и плавностью, на которую был способен. Одной рукой бережно обнимая девушку за талию, другой Урирун правила жеребцом, а ночь раскинула над ними звёздный полог неба.

– Как красиво! – очарованным полушёпотом пролепетала Виви, оглядываясь по сторонам.

И здесь было чем полюбоваться: каньон совсем скрылся под клубами тумана, только виднелись цветущие кусты и верхушки скал. Конь брёл по колено в тумане, понимающе кося глазом в сторону хозяйки. Казалось, он вполне осознавал всю важность момента.

– Я всегда боялась Ночной страны, – сказала принцесса Дня, прильнув к Урирун. – Она внушает какой-то трепет и уважение...

– Бояться нечего, милая Виви. – И наследница ночного престола, прижав девушку к себе, прильнула к тёплым губкам поцелуем.

Руки Виви тотчас обвились вокруг её шеи цепким и нежным кольцом объятий. «Попалась», – со сладостной обречённостью проплыла мысль. И это был самый желанный плен на свете. Уста Виви робко отвечали на поцелуй, руки доверчиво обнимали, и Урирун хотелось то ли пустить Мрака неистовой рысью, то ли замурлыкать колыбельную, чтобы не спугнуть это чудо. «Береги его», – аукнулось эхо голоса королевы.

– Виви... Вы меня любите? Скажите это!.. – блуждая губами по милому личику, шептала Урирун, словно в бреду. – Потому что если вы не любите меня... я умру!

– Я давно люблю тебя, глупенькая, – проворковала Виви, прижимаясь к ней теснее.

И она принялась рассказывать, как впервые увидела принцессу Ночи и какой загадочно-прекрасной она ей показалась. Даже в её надменности была своеобразная привлекательность. За маской неприступности крылась печаль, и Виви хотелось разгадать эту будоражащую тайну, растопить этот соблазнительный лёд. Пробираясь по сумрачным лабиринтам души ночной принцессы, дневная красавица многому училась, на некоторые вещи посмотрела с другой стороны и в другом свете – да уж, тот ещё каламбур, учитывая столь малую освещённость предмета изучения. Сколько раз она рисковала навлечь на себя насмешку, садясь в седло! А ведь она совсем не умела ездить верхом и взобралась на лошадь только из-за Урирун, дабы произвести на неё впечатление и в этом отношении.