Был уже 1862 год. Лечил ее старый ярославский доктор Карл Богданович Севен, обрусевший немец-романтик, способный рыдать над увядшею розой. Юлия Жадовская привыкла к нему, считая Севена почти родным человеком, и была удивлена, когда в один день он поднес ей цветы, предложив свою руку и сердце. Слова старого холостяка были трогательны.

- Я не прошу у вас любви, - сказал он, - и было бы нелепо, если бы вы от меня, старого человека, требовали юношеской пылкости. Я делаю вам предложение - как человек человеку, и пусть наши одинокие сердца согревают чувства большого добра и уважения одного к другому. Поймите меня.

Юлия Жадовская поняла, что старый добряк желает избавить ее от деспотии отца, и согласием отозвалась на эти слова.

- Благодарю вас, Карл Богданович, - сказала она.

Они обвенчались, но отца в церкви уже не было: разбитый параличом, он был уже близок к смерти. Но, принимая ухаживания дочери, он по-прежнему отдавал команды - как надо жить, когда гасить свет, кого пускать, а кого и гнать в три шеи. Валериан Никандрович, был, конечно, жалок в такие моменты, все люди давно покинули его, всеми забытый, он лежал в постели, развороченной, словно цыганский рыдван. И только она, его дочь, которую он так безжалостно тиранил, оставалась при нем, верная и заботливая.

Перед смертью отец не выдержал - разрыдался:

- Прости! - крикнул он дочери. - Прости меня, подлеца, что сделал тебя несчастной. не хотел, видит Бог, не хотел! Я был несправедлив к тебе, и не потому ли всевышний и наказывает меня столь жестоко? Если можешь - прости.

После его смерти Юлия Валериановна продала дом в Ярославле и на вырученные деньги купила небольшое именьице в семи верстах от уездного Буя, где природа напомнила ей те самые места, где прошло ее детство под надзором бабушки, где впервые с полок книжных шкафов дедушки ей горько усмехнулся "дядя Вольтер", где ее сурово поучал "дядя Руссо".

Карл Богданович Севен, воспитанный на выспренности поэзии Клопштока, поклонник Гёте и Шиллера, боготворил свою жену, считая себя самым счастливым мужем на свете.

- Сударыня, - старомодно раскланивался он перед нею, - я счастлив иметь вас своею супругой, для имени которой уже уготовано место в грандиозных анналах истории.

За два года до своей кончины она потеряла Карла Богдановича, отдавшись разведению цветов с такою же страстью, с какой когда-то сочиняла стихи.

Впереди ничего уже не было.

Впереди была только смерть, и она пришла к ней, почти спасительная, ибо "в стороне от большого света" Жадовская сделала все, что могла, а чего не могла - того и не делала.

Вспомним же ее! Вспомним и. не забудем.