Александр Варшавер хорошо известен читателям и кинозрителям. Его рассказ «Глоток воды» лег в основу сценария кинофильма «Тринадцать», завоевавшего широкую популярность в нашей стране. Повесть «Тачанка с юга» также хорошо знакома по одноименному фильму.

Александр Варшавер окончил военное училище, служил на южной границе. Во время Великой Отечественной войны Александр Эммануилович сражался на Ленинградском и Волховском фронтах в должностях начальника штаба и командира полка, был дважды ранен. Удостоен правительственных наград.

Герои произведений Александра Варшавера — люди мужественные: пограничники, разведчики, чекисты. В нелегкой, часто опасной работе им помогают подростки, которых чекисты любовно называли «юнгами ЧК». В повестях «Где гнездо Ворона?», «Следы затерялись в лесах», «Комсомольское поручение» подростки являются главными героями. Им же посвящает автор и свое новое произведение «Повесть о юных чекистах».

— Есть, товарищ комбриг! Удержу!

— Есть, есть! Никак не привыкну к вашему моряцкому «есть!». Вот когда выполнишь, говори есть, а то…

Сухощавый, высокого роста командир в кителе морского офицера со споротыми погонами и нарукавными нашивками в ответ только улыбнулся.

— У нас на флоте не бывает так, чтоб полученное задание не выполнялось. Потому мы и говорим есть!

— Верю, верю! Товарищ Горлов, а все же, чтоб было поспокойнее, дам тебе в прикрытие человек двадцать из охраны штаба.

— Спасибо, товарищ комбриг! Вот только снарядов маловато, по десятку штук на ствол…

Комбриг развел руками:

— Тут я тебе ничем помочь не могу. Нет снарядов. Перейдем в наступление — будет достаточно. Отобьем у беляков. У них неподалеку большие склады.

Командир батареи вздохнул.

— Ты не вздыхай, — заметил комбриг. — Наступление во многом зависит от твоей батареи. Задержишь казаков у переправы на несколько часов — подоспеют наши полки. Пропустишь к бродам — пиши пропало! Будут они гнать нас до самого Царицына[1]. А ждать их надо к вечеру или к ночи.

Комбриг встал, прихрамывая обошел стол и протянул руку артиллеристу.

— Ну, пушкарь, ни пуха тебе, ни пера! — Он долго тряс руку командиру, потом обнял его и трижды поцеловал. — Иди! Если придется отходить, отходи перекатами. Два орудия отходят, третье стре… — он осекся и махнул рукой.

— Все ясно, товарищ комбриг! Батарея не подведет!

Трехпушечная батарея трехдюймовых орудий точно в назначенный срок заняла огневые позиции, неподалеку от места впадения Иловли в Дон. Под ее прицелом были два брода и дорога, ведущая с той стороны к переправам. Пушки окопали, замаскировали, лошадей увели в ближайший овраг. Командир батареи, сидя на станине одной из пушек, что-то записывал, изредка оглядывая в бинокль противоположный берег.

За дальними холмами садилось солнце, отбрасывая длинные тени на замершую степь. К командиру батареи подошел вразвалочку широкоплечий моряк с пышной русой бородой. В руках у него был пулемет «Шош»[2], на поясе висели несколько ручных гранат и тяжелый морской кольт в черной кобуре. Опустив пулемет на землю, моряк представился:

— Начальник охраны штаба бригады Бардин, привел бойцов для прикрытия батареи. Где нам располагаться?

Командир батареи улыбнулся. Уж очень смешно прозвучало слово располагаться, будто шла речь об отдыхе на берегу реки.

— Здравствуйте, товарищ Бардин! А позицию займете в-о-он там впереди, шагов за сто от воды. Только прежде придется отрыть ячейки для стрельбы стоя, а впереди, как можно ближе к бродам, посадите двух наблюдателей с ракетницами. Вдруг беляки полезут ночью. Ракетницы есть?

— Нет, товарищ комбат.

— Возьмете у старшины батареи.

— Есть взять ракетницы и ракеты у старшины, отрыть ячейки для стрельбы стоя и выставить наблюдателей! — четко, по-морскому повторил распоряжение моряк. — Разрешите выполнять?

— Выполняйте! — комбат кивнул головой и продолжил свои записи.

Бардин взял пулемет и неторопливо направился к реке. Из-за холмов появилось человек двадцать бойцов, они выслушали его приказ и, рассыпавшись жидкой цепочкой, стали копать ячейки. До батареи донеслись покрикивания моряка:

— Не жалей, ребята, пота! Жалей свою голову! Рой глубже! Смотри, как зарылись пушкари! — Он стал прохаживаться вдоль будущих окопов, изредка покрикивая: — Глубже! Глубже! Землю бросай перед собой, а не по сторонам.

Когда солнце скрылось за холмами, Бардин пришел на батарею и доложил:

— Товарищ комбат! Ваше приказание выполнено.

— Окопались? — не отрываясь от бинокля, спросил Горлов.

— Заканчиваем! Двух человек с ракетницей посадим в ямы у самой воды. Будут сидеть до рассвета!

— Добро! — кивнул Горлов. — Люди накормлены?

— Пожевали немного…

— Всухомятку?

Бардин кивнул.

— Кто ж даст на двадцать человек кухню?

Артиллерист спрятал бинокль в футляр, встал.

— Скоро у нас будет готова каша. Пошлете своих бойцов! Посуда есть?

— Котелки, но не у всех…

— Ладно! Наши кашевары одолжат.

— Спасибо, товарищ комбат! — Бардин собрался уходить, но Горлов его остановил.

— Где служили?

— На Балтике! На минзаге[3] «Сметливый», дальномерщиком.

— У старшего лейтенанта Бодянского?

— У него! Вечная ему память! А вы откуда его знаете?

— Учились вместе в гардемаринских классах[4]. В один год кончили. Он ушел на минзаг, а я в крепостную артиллерию. Служил в Кронштадте, а потом на форту Ино.

— О-о! — воскликнул Бардин. — У меня на Ино было корешей — целый вагон. Все, кто остался живой, сейчас воюют по сухопутью…

— Вот и я, — улыбнулся артиллерист, — только и осталось флотского — китель да черная шинель…

Так состоялось короткое знакомство бывшего лейтенанта крепостной артиллерии Горлова Василия Сергеевича с бывшим дальномерщиком с минзага «Сметливый» Бардиным Кириллом Митрофановичем.

«Беляки» появились на рассвете. Над рекой стоял густой туман, укрывший реку и противоположный берег. Наблюдатели увидели казачий разъезд, когда он достиг середины брода. Взлетела ракета и тотчас захлопали винтовочные выстрелы из окопов прикрытия. Не отвечая, казаки повернули лошадей и скрылись в тумане. Когда солнце поднялось высоко и рассеялся туман, прилетел самолет с бело-сине-красными кругами на крыльях. На большой высоте он покружил над батареей, окопами прикрытия и улетел. Не прошло и получаса, как из-за горизонта стала бить белогвардейская батарея. Тяжелые снаряды падали с недолетом, но довольно точно против батареи. Два снаряда разорвались позади, в овраге, уничтожив полевую кухню и два артиллерийских уноса[5].

«В случае отхода одну пушку придется бросить», — подумал комбат, получив донесение о первых потерях.

На холмах противоположного берега замаячили всадники. Батарея молчала, умолкли и белогвардейские пушки. На дороге к бродам появился броневик, вокруг него и позади десятка три верховых.

— Первое орудие! По броневику! Гранатой на удар! Огонь! — скомандовал Горлов. Пушка ударила. Было хорошо видно, как поскакали обратно казаки. Броневик развернулся и быстро покатил назад, а на дороге остались лежать три лошади и два человека.

— Второе орудие! По броневику! Беглым! Огонь! — повторил команду Горлов.

Снаряд взрыл землю около броневика, еще две лошади забились на дороге. Броневик и конные скрылись за холмами. Батарея белых снова возобновила обстрел. Снаряды ложились все ближе и ближе. Осколками в расчете первой пушки были ранены двое. Один снаряд взорвался у второго орудия. Пушка перевернулась, от нее отлетело колесо. Весь расчет вышел из строя.