Джиа хотела надёжно обезопасить брак, а ещё ей хотелось детей. Она получила двух по цене одного, настояв на процедуре вспомогательной репродукции, чтобы наверняка родить сразу двух и избежать необходимости беременеть повторно. Мартин с ней согласился. Как говорится, любовь слепа. Потребуй она грёбаную Эйфелеву башню, он бы обанкротил свою компанию, но добыл бы её для Джиа. И вот теперь, она — ноющая стерва. Кажется, кому-то скоро светит развод через суд, и я бы порадовался этому факту, если бы не их дети.

Я спускаюсь вниз в новой рубашке, захватив ещё и пару полотенец. На этот раз Ричард меня не проведёт. Если только я сам не поддамся.

Мартин сидит в кресле и кормит ребенка из бутылочки.

— Ему был нужен не ты, а еда. Я догадался об этом после слов Дэна о том, что у тебя младенец, и предположил, что у тебя ничего нет.

Слава всему!

— И всё-таки, чувак, что ты собираешь делать? Одно могу сказать точно: баб у тебя только прибавится! — ухмыляется Чед, кивая на Мартина.

— Тебе всегда надо быть таким пошляком? — вздыхает Мартин.

Тут Дэн вскакивает так, словно только что решил суддоку.

— Чёрт, да он прав. Девчонки обожают отцов-одиночек. Для них это прямо магнит.

— Следи за языком! Он же младенец. Необязательно при нём использовать такие выражения.

Мартин продолжает кормить Ричарда, а Чед отмахивается.

— Вот именно, что младенец!

Ричард не сын Мартину, но тот умиляется ему, словно собственному. Они даже смотрятся вместе симпатично. Я замираю абсолютно без понятия, как быть дальше.

— Надо сделать тест ДНК.

Это был максимум того, что я придумал относительно Ричарда. С провалами, телятами и даже девицами я могу справиться, а вот с младенцем — совсем другое дело.

— Ну, вот и всё, — вздыхает Мартин, глядя на засыпающего Ричарда.

Он поднимает ребёнка и начинает аккуратно похлопывать его по спинке. Мне хочется попросить его, даже умолять, но тут он отрицательно мотает головой, словно отвечая на мои мысли: «Нет».

Я думал, что мы друзья, а он так хорошо управляется. Ричард мог бы пожить с Мартином, пока я пытаюсь со всем разобраться.

— Тебе понадобятся кроватка, чтобы он нормально спал по ночам, подгузники на смену, влажные салфетки… И детское кресло, когда будешь его куда-то возить.

— Стоп, какое ещё детское кресло? Он здесь не останется.

— И куда же ему деваться, Ноа? Его мамаша оставила его на тебя.

— Да, но мне надо сделать тест, убедиться, что он действительно мой, а потом найти её.

— Зачем? Чтобы она подкинула его ещё кому-нибудь?

Он видит, что я не способен здраво мыслить от непонимания.

— Слушай, я принёс только одну бутылочку и пару подгузников с влажными салфетками. Я напишу список, а ты потом сам разберёшься.

— А ты поможешь?

Я падаю перед ним на колени, но в это время он берёт телефон. Даю сто процентов, что это Джиа. Даже когда Мартин на работе, она всё равно звонит ему с требованием сделать то, что не нравится делать ей. А это всё, что не входит в понятия «педикюр», «массаж» и «маникюр». Даже имея двух нянь, она названивает ему.

— Я хотел сказать «да», но…

— Джиа, — хором угадываем мы.

— Да, Джиа вызывает меня домой.

— Чёрт возьми, брат, когда же ты скажешь ей перестать тебе названивать? Ты же мог быть на работе, — со вздохом произносит больше всех сочувствующий Чед.

Они с Мартином были лучшими друзьями. Они постоянно тусили вместе и всё делали сообща, пока Мартин не связался с Джиа, и она положила конец всему, как и любой другой вещи, которая не устраивала её в жизни Мартина.

Мартин игнорирует друга, избегая возможного разговора. Он ссорится с Джиа из-за Чеда, и последнее, что ему бы хотелось, так это ссориться с Чедом из-за Джиа.

— Мне пора. Подвезёшь, Дэн?

Дэн кивает и идёт хлопать Чеда по спине. Мартин направляется на кухню и начинает писать на магнитно-маркерной доске всё, что мне нужно купить для маленького человека. Оказывается, младенцам столько всего нужно! Даже взрослым столько не требуется. Теперь я понимаю, почему говорят, что дети — это тяжкий труд. Они слишком дорогие и слишком требовательные. Я всё жду, когда же Мартин остановится, но он всё пишет и пишет. И с каждой строчкой моя растерянность только растёт.

— Ему не понадобится столько вещей всего на одну ночь.

— Одну ночь?

— Его мамаша вернётся уже завтра, когда поймёт, что натворила.

— Ни одна мать не оставляет ребёнка, если не собирается вернуться.

— Что?

— Эта Кэнди, или как её там. Она оставила Ричарда под твоей дверью, словно мешок с картошкой. Сколько Ричарду? Пару месяцев?

У меня ещё со школы было плохо с математикой. И я не собирался проверять его теорию теперь.

— Я имею в виду, — продолжает Мартин, опустив маркер, и я облегчённо выдыхаю, — пока она не вернётся. Тебе надо подготовиться к тому, что теперь с тобой младенец. Если точнее, то никаких ночных загулов и регулярных возлияний. В каком-то смысле, это даже хорошо.

— Для кого? — уточняю я, борясь с предательскими слезами.

В отсутствии вечеринок я не вижу для себя ничего хорошего.

— Мы больше не в школе. Вечеринки, загулы… Всё это должно было прекратиться давным-давно.

— Чёрт, Мартин, нам всего двадцать три, а не сорок.

— Ну, он уже где-то в этом возрасте, так что это его примерное текущее состояние. Он ведёт себя, ходит и говорит, как человек, которому перевалило за шестьдесят, не говоря уже о сорока годах, — комментирует слова Мартина зашедший на кухню Чед.

Может, дело в этом, но, с другой стороны, Мартин всегда был самым взрослым из нашей четвёрки ещё со времён школы, и у него всегда был план. Жаль, что плана не оказалось, когда его угораздило влюбиться в не ту женщину. Я хочу ему что-то сказать, из серии, что если он женат и с детьми, это не значит, что надо вести себя так, будто ты уже умер. Но слова не идут. Это мне следовало повзрослеть, а уж точно не Мартину.

— Дэн, ты готов?

— Да. Могу заехать попозже и помочь, если хочешь, Ноа.

— Нет, не надо. У меня есть список.

Чед улыбается и ободряюще хлопает по спине.

— Ну, ещё бы.

А затем они уезжают так же быстро, как приехали. Ричард затих. Взглянув на него, я замечаю, что Мартин крепко его запеленал. Чёрт, да он находится, будто в коконе, надо как-то его оттуда достать, чтобы он мог двигать хотя бы ручками. Но я тут же понимаю, что он крепко спит впервые за время пребывания в моём доме. Я беру его и кладу себе на грудь. Устал не только он. Я вот вообще офигеть, как задолбался.

Глава 4

КАЙЛИ

У мамы просто не закрывается рот, стоило нам вернуться домой. Она жужжит над ухом словно комар. Так уже было в Египте. Эти мелкие твари постоянно пищали, и сколько бы раз я не отмахивалась от них, они всё равно возвращались и зудели с удвоенной силой.

— Суть в том, что тебе придётся отправиться на ранчо. Иначе ты будешь жалеть об этом до конца своих дней.

Мне всего двадцать четыре. Впереди целая жизнь. То, что меня кинули агент, звукозаписывающая компания и даже личный визажист — это ещё не конец света.

— Ты веришь словам Трейси? Её жалобам? Она не такой уж и профессионал, а пожелала избавиться от меня, — защищаюсь я.

Мама хватается за мои плечи, словно пытается пробудить от кошмара.

— Ты же слышала, что они говорили, правда, дорогая?

Как же хочется, чтобы она перестала так меня называть. Пожалуй, это самое унизительное слово, с которым она обращалась ко мне в течение последних двух недель.

— Да, матушка.

— Мне бы хотелось, чтобы ты перестала так меня называть. Я сразу чувствую себя старухой.

— А ты перестань звать меня «дорогая».

Именно так я ей и сказала, когда она начала обращаться ко мне подобным образом. Я только и слышала: «Дорогая, не положишь это на стол? Дорогая, не могла бы ты это не есть? Дорогая, не могла бы ты носить что-то, кроме худи?»

— В общем, я поговорила с Терренсом, — продолжает она, входя в гостиную.

Терренс, мой отчим, когда бы я не приходила в его дом, всегда сидит в кресле. Он постоянно читает спортивные новости. Честное слово, будь у него работа в спортивной сфере, стал бы уже миллионером.

— Когда?

Мама игнорирует мои слова.

— Кажется, наши дети слегка отбились от рук. Я всё никак не возьму в толк, вы уже не маленькие, но почему-то ведёте себя именно так.

Мне, правда, надо на это отвечать? К тому же, если она намекает на Джейсона, так он всегда был со странностями, это не новость.

— И поэтому мы решили, что жизнь на ранчо — отличный вариант. Подышишь свежим воздухом. Никаких «Макдональдсов» или «Бургер Кингов». Никаких побегов за ночными перекусами, потому что вокруг всё будет закрыто.

Я что-то не пойму. О каком ранчо идет речь?

Я хочу спросить, но мама, как обычно, толкает речь. Так что я, как и всегда, в момент её бесконечных монологов просто отстраняюсь. Вот тогда-то я понимаю, что оставила телефон на столе. А теперь он в её руках, и мама уже кому-то звонит. Я паникую.

— Мама, я не поеду к Джейсону.

— Я бы не стала тебя об этом просить, — смеётся она.

А это значит, что речь идёт о другом сводном брате, Ноа. Блин, я не при каких обстоятельствах не хочу быть с ним в одной комнате, не говоря уже о том, чтобы вообще жить с ним какое-то время.

— Вот ему-то я и звоню. Думаю, будет здорово, если ты его спросишь.

Она всучивает мне трубку. Я слышу, как оттуда доносится его приветствие.

— Ноа, это я.

Кстати, режим Ноа заключается в том, чтобы как следует наедаться с понедельника по пятницу и от души напиваться в местном баре каждые выходные. Чёрт, порой я просто ненавижу сводного братца, а теперь особенно.

— Кайли, сколько зим! Я уже решил, что раз ты теперь знаменитость, то и думать забыла о простых смертных.

Что касается Ноа, то он точно не простой. Ростом за метр восемьдесят, с убийственным телом от работы на ранчо и улыбкой, которая обеспечивает ему еженедельный перепихон.

— Нет.

— Тогда чем обязан таким удовольствием?

При словах «удовольствие» и «Ноа» в одном предложении я начинаю увлажняться. Чёрт, почему он так влияет на меня до сих пор, хотя прошло немало времени?