— В гостинице «Золотые Ворота» в Ковент-Гардене. Меня поразило ее название — в этом вашем климате.

— Я хотел бы обдумать это дело. Я поговорю с Маркемом Мэйсом и напишу вам.

Уже взявшись рукою за дверь, посетитель с минуту помолчал, а потом свирепым тоном произнес:

— Эта пустыня три раза чуть было меня не угробила, и я поклялся с ней рассчитаться.

Керситер, который опустил глаза, чтобы избежать зрелища столь неделовой свирепости, поднял их снова. Посетителя уже не было.

Он сидел, и воображение рисовало перед ним бесконечную желтую равнину, освещенную ярким солнцем, а на губах его, над которыми слегка нависал тонкий нос, играла слабая улыбка. На улице, где действительно сгущался желтый туман, только что зажгли фонари. Ему еще ни разу не делали столь несуразного предложения, и, однако, оно пробудило в нем какой-то скрытый инстинкт. Как все, кто имеет дело с акционерными обществами, он гордился своей практичностью и ничего не принимал за чистую монету. Наверное, именно поэтому он представил себе, как эта огромная желтая равнина зазеленела. Когда вернулся маленький Уотнот, он все еще не мог оторвать глаз от этого зрелища.

— Проспект в типографии, сэр; в четверг он будет готов.

— А! Да-да! — сказал Керситер с такой легкостью, словно «Рангунский Т. И. С.» вовсе и не был последней жердочкой, отделявшей его от бездны банкротства.

— Ужасный туман, Уотнот. Чего нам не хватает, так это… э-э-э… воды,

От неожиданности маленький Уотнот вздрогнул.

— Вы хотите сказать, дождя, сэр? — спросил он.

Как все, кто действительно способствует развитию промышленности, Керситер всегда смирялся перед неизбежностью. Развилось ли это свойство, подобно шкуре арктического животного, вследствие приспособления к среде, или просто люди, лишенные его, не способствуют развитию промышленности, неизвестно. Так или иначе, оно оказалось весьма кстати. С деньгами было туго, выпуск акций провалился с таким треском, что «Рангунский Т. И. С.» начал тотчас же оседать; не пройдет и шести месяцев, как его останки погрузятся на дно морское, а среди шпангоутов деловито заснуют рыбы. И все же, когда Керситер созерцал этот подводный пейзаж, ему то и дело мерещилась иссохшая земля, жаждущая воды. Вернувшись от маклеров, ведавших выпуском акций, с известием о том, что дело не сдвинулось ни на йоту, он почти машинально направился в контору Маркема Мэйса. Этот известный человек, председатель «Концессии Брисбейн и Перт Лимитед», только что закончил свои утренние дела. Проставив свою подпись четыреста раз подряд, он уже взялся за шляпу. Увидев Керситера, он ее надел.

— А, Керситер! А я как раз еду завтракать.

Глядя на это непроницаемое лицо с его наполеоновскими, хотя и мелкими чертами и слушая, как он растягивает слова, Керситер почувствовал нечто вроде зависти. Маркем Мэйс — такой счастливчик. Талантлив, что и говорить, но некоторым людям просто везет.

— Я вас не задержу. Я хотел только осведомиться об одном человеке, которого вы ко мне послали.

— А, — произнес Маркем Мэйс. — Поедемте завтракать. Я всегда завтракаю в Вест-энде — это отнимает не так уж много времени.

Керситер, принадлежавший к тем людям, которые стоя проглатывают чашку кофе и жуют бутерброд, выводя пером: «Я просмотрел ваш доклад о солончаках в Кохинхине», сказал, что у него нет времени и вскоре ехал в Вест-энд в автомобиле Маркема Мэйса.

На красивом фоне старомодного Бертоновского клуба Маркем Мэйс выглядел гораздо более естественно.

— Кофе по-турецки? — проговорил он наконец. — Так о чем вы, собственно, хотели у меня спросить?

— О человеке по имени Джерард Дикон, которого вы послали ко мне насчет предложения, связанного с водой в Австралии.

Маркем Мэйс лукаво усмехнулся,

— А, насчет того субъекта? Да он же полоумный,

— Зачем же вы тогда послали его ко мне? — спросил Керситер.

— Просто вы были первым, про кого я вспомнил.

— Вы хотели выставить его вон?

— Разумеется. Впрочем, он бы и так ушел. Нет, я пожалел этого несчастного попрошайку — у него водянка головного мозга. Обычная история с этими австралийцами — все они свихнулись в своей пустыне.

Керситер нахмурился.

— Что привело его к вам?

Маркем Мэйс снова благосклонно усмехнулся, словно оказывая ему огромное одолжение.

— Он сказал, что его внимание привлекли слова «Брисбейн и Перт» в справочнике.

В душе Керситера зашевелилась неприязнь.

— И поэтому вы напустили его на меня?

— Я хотел помочь бедняге. Странное совпадение: его отец был моим учителем в Оксфорде — чертовски славный малый был этот Джереми Дикон, хотя и фантазер, каких мало.

Это хотя бы в какой-то мере подтверждало рассказ Дикона. Однако осторожно, ведь и Маркем Мэйс может ошибаться. Его захлестнула жалость к этому неприкаянному человеку в темно-синей рубашке.

— Что ж, — сказал он, — я вовсе не уверен, что он сумасшедший.

Долгий насмешливый взгляд, последовавший за этими словами, изрядно его раздосадовал. Маркем Мэйс, быть может, и талантлив, но это уже граничит с наглостью.

— Ну, мне пора. Благодарю вас! — отрывисто произнес он и откланялся. Нечего терять время на Дикона и его предложение насчет воды — он не станет больше об этом думать!

Гостиница «Золотые Ворота» в Ковент-Гардене — плоское желтоватое здание, внутри, как и снаружи, являло собою непревзойденный образчик унылого запустения. В ответ на просьбу вызвать «кого-нибудь вроде коридорного» последовало долгое молчание. Керситер остался стоять в небольшой унылой комнате, где висели красные суконные шторы, стояли три плевательницы, два столика с грязными мраморными досками, а над чугунной каминной решеткой красовалась картина, изображающая коронацию королевы Виктории. Он уже решил было уйти, как вдруг в дверях показалась голова «кого-то вроде коридорного», произнесла: «Джентльмен сейчас идет» — и снова скрылась. В эту минуту здравый смысл, воспитанный в Керситере двадцатипятилетним добыванием денег, приказал ему «убираться подобру-поздорову», и лишь уверенность в своей проницательности и самообладании да какой-то неосознанный инстинкт побудили его остаться стоять спиной к дверям между красовавшимися у его ног плевательницами и висевшим над головой изображением коронации. Чей-то голос произнес:

— А! Это вы.

Изысканное произношение в нос звучало успокоительно; в конце концов Дикон — джентльмен. Он обернулся и протянул руку.

— Я только что был у Маркема Мэйса. Быть может, вам удалось заинтересовать кого-нибудь вашим предложением?

Слабая улыбка была ему ответом.

— У вас здесь слишком много воды. Керситер утвердительно кивнул.

— Да, — сказал он. — Но я был в Аризоне. Там с водой делают чудеса.

— Я взял билет обратно. Почему бы вам не поехать и не убедиться самому?

— Поехать в Австралию? — засмеялся Керситер. — Что за фантазия! Боюсь, что я слишком занят.

Занят? Скорее наоборот, если принять во внимание безнадежно севший на мель «Рангунский Т. И. С.». Разве это не подходящий случай для того, чтобы, подобно Наполеону, одним ударом распахнуть готовые захлопнуться врата Судьбы? И он стоял, созерцая темно-синюю рубашку и желтое лицо, — в ярком свете дня они казались синее и желтее прежнего.

— Сколько это займет времени? — спросил он вдруг.

— Если ехать поездом через Сицилию, вы сможете вернуться через пять месяцев. Песчаные бури кончатся до вашего приезда. Вот смотрите! — Он вытащил из нагрудного кармана старую карту и расстелил ее на покрытом кофейными пятнами мраморном столике. На его губах и бороде Керситер заметил маленькие пятнышки, тоже вроде пятен от кофе, а когда они оба плечом к плечу склонились над картой, он почувствовал какой-то тошнотворный запах.

— Вот Барагавулла, — сказал Дикон. — От нее до моего дома два дня пути, а до того места еще пять дней пути на юг. Это в ста пятидесяти милях от моря, примерно вот здесь. — Он ткнул пальцем в точку, возле которой не было никакого названия. — Кругом пустыня — ни единой фермы, ни единого дерева, ни единого колодца — ровно ничего. Чистый песок да кое-где низкорослый кустарник.