Ответом послужило увеличение пустых мест. Письмо в «Райтсвиллский архив» за подписью «Кассандра», чей литературный стиль не отличался от стиля Эмелин Дюпре, предлагало переименовать «Райтсвиллский театр» в «Театр с привидениями».

Когда городские насмешки достигли Холма, розовые глаза Скатни стали угрожающе красными. Очень немногие жители Райтсвилла знали, насколько тонка кожа Скатни Блуфилда.

В своем необъятном кабинете он бросился в кресло, похожее на трон викингов, и стал напряженно думать, покуда ему в голову не пришло имя Арчера Даллмена.

Спустя десять минут райтсвиллский покровитель театральных искусств уже мчался в своем автомобиле к аэропорту и первым же самолетом вылетел в Бостон, а оттуда в Нью-Йорк.

Зарегистрировавшись в отеле «Холлис», Эллери принял душ, переоделся, вышел на улицу, обошел вокруг площади и вернулся в гостиницу, не увидев ни одного знакомого лица.

Он поджидал метрдотеля (также незнакомого ему) в очереди у входа в ресторан, обуреваемый мрачными мыслями, когда сзади послышался голос:

— Полагаю, вы мистер Квин?

— Роджер! — Эллери стиснул руку молодого Фаулера, как доктор Ливингстон в Уджиджи,[7] хотя встречал его во время предыдущих визитов в Райтсвилл не более дюжины раз. — Как поживаете? Что происходит в городе?

— Я — превосходно, а город на месте, хотя и с некоторыми модификациями, — ответил Роджер, дуя на руку. — Что привело вас сюда?

— Направляюсь в Махогани на каникулы. Я слышал, вы — последняя райтсвиллская вспышка индустриального гения.

— Так говорят мне, но кто сказал вам?

— Я уже давно выписываю «Райтсвиллский архив». Что привело вас в театр, Родж? Я думал, вы наслаждаетесь пребыванием в химической лаборатории.

— Любовь, — вздохнул Роджер. — Или то, как теперь ее называют.

— Ну конечно — Джоан Траслоу! Но разве предприятие не прогорает? Это должно сразу бросить Джоан вам на колени.

Роджер выглядел мрачным.

— Мы ставим «Смерть Дон Жуана».

— Это старье? Даже для Райтсвилла…

— Вы не улавливаете суть. С участием Марка Мэнсона в камзоле, панталонах и гульфике. Премьера завтра вечером.

— Мэнсон? — Эллери уставился на Роджера. — Кто его откопал?

— Скатни Блуфилд через гробовщика с Таймс-сквер по имени Арчер Даллмен. Мэнсон — привлекательный живой труп, Эллери. У нас аншлаг.

— Значит, старик все еще этим занимается, — с восхищением произнес Эллери. — «Смерть Дон Жуана»… Я бы хотел посмотреть спектакль.

— За угловым столиком сидят Скатни с Мэнсоном и Даллменом. Я встречаюсь с ними за ужином. Почему бы вам не присоединиться к нам?

Эллери успел забыть, насколько Скатни Блуфилд похож на счастливого кролика.

— Очень рад, что вы приехали к премьере! — воскликнул Скатни. — Надеюсь, вы придете, Эллери?

— Даже если мне придется висеть на люстре. Я не имел удовольствия видеть игру мистера Мэнсона… — Эллери собирался сказать «очень много лет», но вовремя спохватился, — уже некоторое время.

— Как дела в посольстве, мистер Грин? — печально осведомился актер. Наклонив стакан из-под коктейля и найдя его пустым, он провел указательным пальцем по внутренней стороне стекла и облизал палец. — Вам следовало видеть меня в паре с Бутом, сэр, — я имею в виду Джона Уилкса.[8] Вот это были дни! Гарсон, могу я попросить еще порцию? — Дрожащий палец отодвинул пустой стакан к девяти другим, после чего Мэнсон улыбнулся Эллери и заснул. С откинутой назад головой он напоминал мумию — его точеное аристократическое лицо было испещрено сетью морщин.

Официантка подошла к столику. Мэнсон проснулся, вежливо заказал «Шо-Фруа-де-Кей-ан-Бель-Вю» и тут же заснул снова.

— Что это такое? — осведомилась официантка.

— Не важно, малышка. Принеси ему недожаренный стейк.

Скатни выглядел встревоженным.

— Надеюсь…

— Не беспокойтесь, Блуфилд. Он никогда не опаздывает к подъему занавеса.

Эллери с удивлением повернулся. Эти слова произнес человек, которого ему представили как Арчера Даллмена. Теперь Эллери понимал, почему забыл о его присутствии. Даллмен был не большим и не маленьким, не толстым и не худым, не румяным и не бледным. Волосы, глаза, голос казались абсолютно нейтральными. Было трудно вообразить его возбужденным, сердитым, влюбленным или пьяным. С этого момента Эллери начал к нему присматриваться.

— Вы менеджер мистера Мэнсона, мистер Даллмен?

— Можно сказать и так.

Прошло некоторое время, прежде чем Эллери осознал, что Даллмен не вполне ответил на его вопрос. Эллери намазал маслом рогалик.

— Кстати, разве профсоюз актеров не запрещает его членам выступать с любителями?

Ему ответил Скатни — как показалось Эллери, слишком быстро:

— Но в особых случаях всегда можно получить разрешение профсоюза. Если в районе нет профессиональной труппы и любительский коллектив обращается с просьбой, гарантируя профессионалу гонорар члена профсоюза, и так далее… А вот и суп! — Он с явным облегчением приветствовал вернувшуюся официантку. — Лучшая похлебка в городе — верно, Минни?

Эллери интересовало, что гложет маленького человечка. Потом он вспомнил.

Его ввело в заблуждение имя Арчер. На Бродвее Даллмен был более известен как Тупица.[9] Это была типично бродвейская шутка — Даллмена считали одним из самых проницательных людей в его бизнесе. Если Скатни Блуфилд заключил с ним сделку…

— Нас называли «Театром с привидениями» и смеялись над нами, — ликовал Скатни. — Интересно, кто смеется теперь?

— Только не я, — проворчал Родж Фаулер. — Эта сцена Мэнсона и Джоан на кушетке в первом акте — сплошное бесстыдство.

— А как, по-вашему, Дон Жуан должен вести себя на кушетке? — с улыбкой спросил Даллмен.

— Вы не должны были ставить эту сцену таким образом, Даллмен!

— Значит, вы режиссер? — пробормотал Эллери. Но никто его не слышал.

— Подумайте о богатых старых леди, Фаулер.

— Я думаю о Джоан!

— Ну-ну, Родж, — успокаивающе произнес Скатни.

Мэнсон выбрал этот момент, чтобы проснуться. Он огляделся вокруг и начал вставать. Его парик съехал набок, демонстрируя лысое полушарие. Актер стоял, как престарелый Цезарь, кланяющийся своему народу.

— Мои дорогие друзья… — сказал он и сполз в объятия Даллмена.

Скатни и Роджер приподнялись со стульев. Но Эллери уже поддерживал актера с другой стороны.

— Мэнсон может идти, Даллмен. Ему просто нужна опора.

Они вдвоем поволокли продолжающего улыбаться Мэнсона из ресторана. Вестибюль кишел людьми, пришедшими на женский благотворительный бал — многие ждали лифтов.

— Нам не протащить его через эту толпу, Даллмен. На каком этаже его номер?

— На втором.

— Тогда пусть идет сам. Шевелите ногами, Мэнсон. Вот так, превосходно!

Эллери и Даллмен подтолкнули его к лестнице. Даллмен шептал актеру на ухо:

— Больше никаких мартини, ладно, Марк? Чтобы завтра вы могли выйти на сцену в вашем сексуальном трико и порадовать деревенских леди. Помните, что вы великий Марк Мэнсон.

Актер издавал довольные звуки. Скатни и Роджер догнали их.

— Как он? — пропыхтел Скатни.

— Думаю, он слегка не в форме, — ответил Эллери. — Что скажете, Мэнсон?

— Мой дорогой сэр, — снисходительно отозвался актер. — Можно подумать, будто я пьян. Право, это недостойное предположение.

Он шагнул на лестничную площадку второго этажа и остановился, чтобы собраться с силами. Эллери посмотрел на Даллмена, и тот кивнул. Они отпустили актера, но это было ошибкой.

— Держите его! — закричал Эллери, хватая руками воздух. Но Скатни и Роджер окаменели от неожиданности. Мэнсон, все еще улыбаясь, рухнул между ними на лестницу.

Словно зачарованные, они наблюдали, как звезда «Смерти Дон Жуана» скатился вниз по мраморным ступенькам, приземлился на пол вестибюля и остался лежать без движения.