- Ты куда завез? - не сдержался Ванька. - Опять она!

- А у меня на это дело нюх, - ответил Велосипедист. - А ты, Вань, не беспокойся, крюк небольшой, сейчас подхватим девку и к тебе. В баньку сходим, за честным пирком погуляем дня три-четыре. О-кей?

- О-кей! - Махнул рукой Ванька. - Делай, что хошь, только быстрее: папеньку мово увидеть зело хоцца.

Долго ли, коротко ли они ехали к дому, только повстречали братьев Ванькиных - Петро и Василя. Петро и Василь, увидев столько богатств у Ваньки, конечно, убили бы его, а трофеи себе забрали, но при такой толпе народу постеснялись. Да и шуганулись слегка: как бы самих не порвали на портянки!

А Ванька, не зная ихних мыслей злых, предложил подбросить братьев до дому. А чего пешком-то корячиться?

Так и подъехали к Родине. А папа ихний, когда эдакую толпу увидел, аж прослезился, сказал такие слова:

- Вань, я все понимаю - жар-птица там, Безразмерный, Яжижка - вещи хорошие, - тут он снизил голос и покосился на Кандея. - А этого-то пидора зачем привез?

- Ах, папа, жалко было трофея терять! Да и пригодится на что-нибудь, ответил Ванька, глянул на Кандея и странно улыбнулся...

Тут и сказке конец, потому что в подробностях описывать дальнейшее мы не станем, на то есть специализированные издания - "Хастлер", "Кэтс" и прочие. Они сейчас везде продаются и стоят недорого...

ТРИ ПОРОСЕНКА

Никто бы с первого взгляда не сказал, что они братья, если бы не знал этого заранее! Разве что какой-нибудь экстрасенс. Но поскольку экстрасенсов не бывает на свете в количествах, достаточных для непредвзятого изучения феномена сверхчувственного восприятия, то и обратиться человеку незнающему было бы практически не к кому. Да больше того - в голову бы не пришло обращаться: настолько братья были непохожи.

Улугбек был низок, широк в кости, смуглокож, черноволос, имел азиатский разрез глаз, что, впрочем, отлично коррелировало с его именем. Даже по-русски он говорил с некоторым акцентом, что немало потешало окружающих и в первую очередь - его братьев.

- А ну-ка выругайся! - периодически прикалывал Улугбека младший брат Илья, который по-русски говорил, естественно, без акцента. Но не это выдавало в нем этнического русского. Льняные волосы, голубые глаза, есенинский чуб и склонность писать стихи - вот что безошибочно выдавало открытолицего, широкоулыбчивого рубаху-парня с гармошкой поверх тельняшки.

- Ой, билят, щто ты пристал, да?! - напускал показного раздражения Улугбек, опрокидывая очередную стопку вовнутрь организма. - Ой, зараз такой... Крепкий такой. Что такой водка, билят? Гиде такой бирал?

- Да это спирт, - смеялся Илья. - Спиртяга чистый! С Сибири друг привез. Питьевой!

Улугбек ругался, путая падежи, Илья хохотал, поигрывая на гармошке, и только средний брат - Сруль - мрачно сидел в углу, криво улыбаясь. А чего смеяться? Смеяться могут удачливые, богатые, веселые. А если жизнь не задалась сразу... Взять хоть имя. Впрочем, о настоящем имени Сруля знали только братья. Но даже смешливый Илья старался по возможности не шутить на эту тему. Понимал: больно. Слишком уж это обычное еврейское имя странно и двусмысленно звучало для русского уха. Поэтому всем окружающим Сруль представлялся как Арни или Арнольд.

Арни был тонок в кости, горбонос, пучеглаз. Его темные, выпученные как сливы глаза, легкое грассирование, черные как смоль кучерявые волосы и интеллигентские залысины с головой выдавали в нем физика-теоретика. Он и вправду был физиком. Причем, не просто физиком, а физиком с мечтой. Арни всю жизнь мечтал открыть тау-нейтрино, однако фундаментальная наука влачила не слишком богатое существование, что на корню перечеркивало все надежды. Ученым перестали даже выделять спирт на протирку оптики, так что Арни постоянно ходил в грязных очках.

- Хрен ты чего разглядишь в них, - порой говорил брат Илья, сочувственно глядя, какАрнольд безуспешно пытается наколоть на вилку соленый огурец. - Скажи, а тау-лептонное нейтрино, оно, небось, маленькое?

- Маленькое, - загадочно улыбаясь, отвечал Арни.

- И я говорю: хрен заметишь. Н у ладно, ты не горюй вообще-то. Открой что-нибудь покрупнее.

- Да все крупное давно открыли уже. Луну открыли, Америку открыли, электрические сети... "Покрупнее", главное... Не в 16 веке живем!

Тем не менее, несмотря на всю свою внутреннюю непохожесть, Арни, Улугбек и Илья были родными братьями, то есть произошли с помощью одного отца из одной матери. И даже носили одну фамилию - Насралиевы. И одинаковое отчество - Федуловичи.

- Насралиев Илья Федулович! - явно на что-то издевательски намекая выкрикивал бывало перед строем старшина Вовк, когда братья проходили нелегкую действительную службу в рядах Советской тогда еще армии.

- Я! - кричал Илья.

- Головка... - презрительно цедил старшина Вовк и переходил дальше по списку. - Насралиев Улугбек Федулович!

- Йа! - гортанно откликался Улугбек.

- Свинья... - глухим эхом вторил Вовк. - Насралиев Арнольд Федулович!

- Я-а! - звонко, но с тщательно скрытым внутренним достоинством выкрикивал Арни, зная, что будет дальше, ибо ритуал повторялся на каждой поверке.

- Жид, - коротко припечатывал старшина Вовк и ожидал пару секунд. Опять молчим? Что надо ответить на реплику начальника?

- Виноват, исправлюсь! - также звонко выкрикивал Арни.

- Два наряда вне очереди.

- За что?

- Р-разговорчики в строю!.. За то. За то самое...

Братья ненавидели старшину, но поделать с ним ничего не могли: он был старше по званию их всех вместе взятых. И к тому же старшина Вовк обладал неимоверной разрушительной силой. Вся рота была свидетелем как старшина перед строем одним ударом кулака забивал до трех поставленных друг на друга поросят, либо одного крупного хряка.

Конечно, забивать в таком количестве домашнюю живность - это не дело. Тем более, что живность крали его же солдаты из подсобного хозяйства окрестных пейзан - работников колхоза "План Ильича", который специализировался на выращивании конопли для веревочных фабрик. Но с другой стороны, ведь это же какое терпение надо иметь на наших солдат! Отечественные солдаты - те же свиньи. Вечно обделаются, перемажутся чем-то... Все х/б, выданное этим скотам, было в странных грязно-жирных пятнах. Старшина сам был свидетелем, как каша из бачков, которую сменные дежурные по столовой разносили для пропитания солдат, выплескивалась через край бачка и устремлялась вниз, попадая солдатику прямо на форменное галифе. Старшина Вовк относил это на неодолимую силу земного притяжения и мирился с неуставным действием планеты. Единственное, чего он не мог простить солдатам, так это то, что остатки каши они не очень спешили со штанов удалять. Особенно нелюбовью к стирке грешили трое братьев.