— Ни в коем случае нельзя оставить в таком виде, — повторила дама с седыми волосами.

— А что, по-вашему, здесь плохо, миссис Шортмэн?

— Это оскорбляет. Подумайте о леди Молден и других наших подписчицах. Вряд ли им будет приятно даже мысленно поставить себя на место бедной Евы. Я уверена, что им это придется не по вкусу.

Грегори провел ладонью по волосам.

— Неужели это их шокирует?

— Все потому, что вы привели столько ужасных подробностей того, что случилось с бедной Евой.

Грегори поднялся и зашагал по комнате. Миссис Шортмэн продолжала:

— Вы давно не живали в деревне, мистер Виджил, и вы уже все забыли. А я помню. Люди не любят читать неприятное. К тому же им нелегко вообразить себя в подобном положении. Это шокирует их, а мы лишимся подписчиц.

Грегори протянул страничку девушке, сидевшей в углу за машинкой.

— Пожалуйста, прочитайте это, мисс Мэллоу. Девушка читала, не поднимая глаз.

— Ну как, вы согласны с миссис Шортмэн? Мисс Мэллоу, залившись румянцем, вернула листок Грегори.

— Конечно, это прекрасно, только все-таки, по-моему, миссис Шортмэн права. Многим это покажется оскорбительным.

Грегори быстро подошел к окну, распахнул его и стал смотреть в небо. Обе женщины смотрели ему в спину. Миссис Шортмэн проговорила мягко:

— Только немного изменить после слова «роскошь», — ну хотя бы так: разве не простили бы они и не пожалели бы эту несчастную, очутившуюся в большом городе, без друзей, без денег, разутой и раздетой, где на каждом шагу ее подстерегают демоны в образе человеческом, промышляющие на несчастье женщины. На этом и остановиться.

Грегори вернулся к столу.

— Только не «простили», только не «простили», — сказал он.

Миссис Шортмэн взялась за перо.

— Вы не представляете себе, какое действие может оказать эта статья. Ведь среди наших подписчиков много священников, мистер Виджил. А нашим принципом всегда была деликатность. Вы слишком ярко описали этот случай, а ведь никакая порядочная женщина не сумеет вообразить себя в положении Евы, даже если бы и захотела. Ни одна из ста, особенно среди живущих в деревне и не знающих жизни. Я сама дочь сквайра.

— А я — сын деревенского священника, — сказал Грегори, улыбаясь.

Миссис Шортмэн посмотрела на него укоризненно.

— Не шутите, мистер Виджил, речь идет о существовании нашей газеты, мы просто не можем позволить себе написать подобное. Последнее время я получаю десятки писем, где наши читатели жалуются, что мы слишком уж живо описываем подобные трагедии. Вот одно из них:

«Бурнфилд, дом священника,

1 ноября

Сударыня,

Сочувствуя Вашей плодотворной деятельности, я тем не менее боюсь, что не смогу дольше оставаться подписчиком Вашей газеты, пока она выходит в своем теперешнем виде, ибо ее не всегда можно дать почитать моим дочерям. Я считаю неправильным и неразумным, чтобы они знакомились с подобными ужасными сторонами жизни, пусть это и правда.

С глубоким почтением

Уинфред Туденем.

P. S. Кроме того, газета может попасть горничным и оказать на них дурное влияние».

— Это письмо я получила сегодня утром.

Грегори, закрыв лицо руками, сидел с таким видом, будто молился, миссис Шортмэн и мисс Мэллоу не решились нарушить молчания. Но когда он поднял голову, он сказал твердо:

— Только не «простили», только не «простили», миссис Шортмэн.

Миссис Шортмэн зачеркнула это слово.

— Хорошо, хорошо, мистер Виджил, — сказала она, — но это рискованно.

В углу снова затрещала машинка.

— Теперь еще одно. И, мистер Виджил, опять эта Миллисент Портер, боюсь, нет никакой надежды спасти ее.

Грегори спросил:

— Что с ней?

— Снова запила. Это уже пятый раз.

Грегори повернулся к окну и взглянул на небо.

— Я навещу ее. Дайте мне адрес.

Миссис Шортмэн прочитала в зеленой книжечке:

— Миссис Портер, Блумсбери, Билкок Билдингс, 2. Мистер Виджил!

— Что?

— Мистер Виджил, мне иной раз хочется, чтобы вы поменьше нянчились с этими безнадежными субъектами. Толку все равно не будет, а вы только убиваете свое драгоценное время.

— Но разве можно бросить их на произвол судьбы! Так что ничего не поделаешь.

— Почему? Надо поставить себе какой-то предел. Простите меня, но мне кажется иной раз, что вы зря тратите время.

Грегори повернулся к девушке за машинкой:

— Мисс Мэллоу, как, по-вашему, права миссис Шортмэн? Я зря трачу свое время?

— Не знаю, мистер Виджил. Но мы так беспокоимся о вас.

Добродушная и немного недоуменная улыбка появилась на губах Грегори.

— А я верю, что я спасу ее, — сказал он. — Значит, Билкок Билдингс, 2. — И, продолжая глядеть на небо, спросил: — Как ваша невралгия, миссис Шортмэн?

Миссис Шортмэн улыбнулась.

— Ужасно!

Грегори тотчас обернулся.

— Ведь вам вредно открытое окно. Простите меня!

Миссис Шортмэн покачала головой.

— Мне нет. А вот разве что Молли?

Девушка за машинкой проговорила:

— Нет, нет, мистер Виджил. Пожалуйста, не закрывайте окна только из-за меня.

— Честное слово?

— Честное слово! — ответили женщины в один голос. И все трое секунду смотрели на небо. Потом миссис Шортмэн прибавила:

— Дело в том, что вам не добраться до корня зла — до ее мужа.

Грегори посмотрел на нее:

— А, этот негодяй! Если бы только она могла избавиться от него! Ей надо было бы давно уйти от него, пока он не научил ее пить. Почему она не ушла от него? Почему, миссис Шортмэн, почему?

Миссис Шортмэн подняла глаза, горевшие одухотворением.

— У нее, наверное, не на что было жить, — сказала она. — И она была тогда вполне порядочной женщиной. А какой же порядочной женщине приятен развод… — Взгляд Грегори заставил ее умолкнуть на полуслове.

— Как, миссис Шортмэн, и вы на стороне фарисеев?

Миссис Шортмэн покраснела.

— Бедная женщина, видно, хотела спасти его, — сказала она, — должна была хотеть спасти его.

— Значит, мы с вами… — начал было Грегори, но снова уставился в небо.

Миссис Шортмэн закусила губу и тоже устремила блестящий взгляд вверх.

Пальцы мисс Мэллоу летали над клавишами быстрее, чем всегда, лицо у нее было испуганное.

Грегори заговорил первый.

— Прошу вас, простите меня, — сказал он тихо, почти ласково. — Меня это близко касается. Я забылся.

Миссис Шортмэн отвела взгляд от окна.

— О, мистер Виджил, если бы я могла предполагать! Грегори улыбнулся.

— Ну, полно, полно, — говорил он. — Мы совсем напугали бедную мисс Мэллоу.

Мисс Мэллоу обернулась, глянула на Грегори. Грегори глянул на нее, и все принялись рассматривать кусок неба в окошке — что было главным развлечением этого маленького общества.

Грегори занимался делами до трех, затем отправился в кафе и выпил чашку кофе с булочкой. В омнибусе, шедшем в Вест-Энд, он сидел наверху, держа шляпу в руках и улыбаясь. Он думал об Элин Белью. Думать о ней как о самой прекрасной и доброй представительнице ее пола стало его привычкой; и пока он о ней думал, волосы его успели поседеть, так что теперь уже ему с этой привычкой не расстаться. А женщины на улице, глядя на его улыбку и непокрытую голову, говорили себе: «Какой красивый мужчина!»

Джордж Пендайс, увидев Грегори из окна своего клуба, тоже улыбнулся; только улыбка его была иного свойства: вид Грегори был всегда немного неприятен Джорджу.

Природа, создавшая Грегори Виджила мужчиной, давно заметила, что он вовсе отбился от ее рук, живет в безбрачии, бежит общества даже тех несчастных созданий, которых его Общество наставляло на путь истинный. И природа, которая не терпит ослушания, выместила свое недовольство на характере Грегори: нервы его были самые деликатные, а кровь то и дело бросалась в голову: темперамент у него был горячий (что нередко в нашем туманном климате), и как человек не может по своему хотению прибавить к своему росту ни вершка, так и Грегори не мог укротить свой нрав. Встретив горбатого, Грегори стал бы мучиться мыслью, что тот до могилы обречен носить горб. Он был убежден, что если окружить горбуна заботой и вниманием, то в один прекрасный день он станет стройным. Нет на земле двух индивидуумов, имеющих одни и те же убеждения, как нет двух людей с одинаковыми лицами, но Грегори свято верил, что люди, на свою беду имеющие собственную точку зрения, рано или поздно разделят его взгляды, если он не поленится достаточно часто напоминать им, что они заблуждаются. Грегори Виджил был не единственный человек на Британских островах с подобными понятиями.