— Да уж, — отозвался на удивление спокойный и приятный баритон, никак не верилось, что это голос Джима Фэнтома. — Чего-чего, а уж запылился я основательно. Послушай, приятель, может быть зайдешь и составишь мне компанию? Ненавижу пить в одиночестве.

— Благодарствую, — ответил невидимый собеседник, и теперь уже не оставалось никаких сомнений, что это был все тот же самый ясноглазый старик. — Но вынужден отказаться. Я свое уже отпил. К тому же там и без меня полно народу.

— Что, уже молятся? — хохотнул в ответ Джим Фэнтом.

И Лэрри Фелан внезапно осознал, что в салуне Бертрама воцарилась гробовая тишина, не нарушаемая ни шепотом, ни шорохом, ни звоном стаканов. Стремительная дробь шагов прокатилась по веранде, дверь настежь распахнулась, и на пороге возник Джим Фэнтом.

Его было невозможно узнать! Из дома он уехал восемнадцатилетним юношей, а вернулся обратно двадцатитрехлетним, но уже умудренным жизнью мужчиной. Лицо его осунулось и казалось теперь несколько вытянутым. Волосы у висков тронула ранняя седина, отчего он выглядел лет на тридцать пять по меньшей мере; и теперь в облике его осталось лишь две черты, напоминавшие о мальчишке, не по своей воле несколько лет назад покинувшем родные края — узкий нос с изящными ноздрями и чуть заметной горбинкой и глаза небесно-голубого цвета. Взгляд их казался ещё пронзительней и голубее — возможно, из-за бледности лица и седины на висках.

С юным Джимом Фэнтомом что-то произошло. Он прошел сквозь огонь и получил ту закалку, что превращает железо в сталь, делая металл ещё прочнее и в то же время более гибким. И тут Лэрри Фелану вспомнился один эпизод из его жизни. Как-то раз во время поездки в Денвер, он забрел в музей, где в витрине был выставлен изящный клинок, поверхность которого была покрыта странными голубоватыми разводами.

Рядом находилась табличка, гласившая следующее:

«Дамасская сталь. Секрет изготовления этой отменной стали утрачен. Острие столь тонко, что разрезает шелковую ткань, не выдернув ни единой нити; в то же время клинок пробивает самую прочную броню и при этом не затупляется. Секрет этого сплава восточные оружейники унесли с собой в могилу.»

Теперь Лэрри Фелан вспомнил эту надпись, и у него возникло ощущение, как будто секрет был обретен вновь. Он нервно провел языком по пересохшим губам.

Весь этот рой мыслей вихрем пронесся у него в голове всего за какую-то долю секунды, пока вошедший задержался на пороге, окидывая взглядом собравшихся — и не просто глядел по сторонам, а вглядывался в лицо каждого из присутствующих, как будто соизмеряя свои силы.

Лэрри Фелан был настроен самым решительным образом! Он с такой силой вцепился в свой тяжелый обрез, что от непомерного напряжения у него задрожали руки. Малейшее неосторожное движение в его сторону — и он не раздумывая спустил бы оба курка. Потому что, сказать по совести, трусом он не был никогда, и в его жилах бурлила горячая кровь.

К тому же от его внимания не ускользнули ещё кое-какие подробности. Так, например, руки Джима Фэнтома были затянуты в перчатки, а как известно, человеку в перчатках хвататься за оружие не с руки; но, с другой стороны, перчатки эти были сшиты из тончайшей кожи, плотно обтягивавшей пальцы.

Он решил выждать. Тем более, что не в его правилах было первым лезть на рожон; в конце концов, ведь это ему хотели отомстить, а не наоборот.

Джеймс Фэнтом повернулся спиной и к толпе, и к направленному в его сторону дулу обреза. Он подошел к стойке бара и протянул руку.

— Привет, Бертрам, — сказал он.

— А, здрасте, — дрогнувшим голосом ответил бармен, пожимая протянутую руку. — Я… то есть, мы… ну, в общем, очень здорово, что ты вернулся!

— Мне стакан пива, — сделал заказ Фэнтом. — В горле пересохло от пыли. Ну и себе налей чего-нибудь.

А затем добавил, небрежно махнув в сторону толпы завсегдатаев, когда Бертрам, налив ему пенящегося пива, плеснул себе в бокал самого лучшего виски:

— Что-то скучно у тебя, Бертрам. Не вижу здесь ни одного нормального мужика, даже выпить не с кем!

Он взял стакан и сделал приветственный жест в сторону бармена, который с неподдельным страхом уставился на полукруг своих клиентов.

Затем Фэнтом обернулся. Его хлесткое замечание больно ударило по самолюбию каждого из присутствующих, и теперь голубые глаза Призрака медленно скользили по лицам, повторяя этот удар. В правой руке у него был бокал с пивом, которое он потягивал маленькими глотками, стараясь продлить удовольствие. В левой руке он держал перчатку, только что снятую с правой руки. Итак, обе руки у него были заняты. Подумать только, какое искушение пальнуть в него прямо сейчас!

Эта идея показалась Лэрри Фелану чрезвычайно заманчивой, и он хищно усмехнулся, предвкушая скорую расправу. И все же нечто удерживало его от этого шага. Трудно сказать, что это было — то ли презрительный взгляд в глазах этого человека, то ли его явное равнодушие и некоторая отчужденность.

— Тебе следовало бы получше вести торговлишку, Бертрам, — продолжал Джим Фэнтом. — Будь я на месте законодателей этого штата, то я запретил бы впускать в салуны детей и недоумков — всех этих трусливых, жалких придурков с куриными мозгами, которые к тому же и ведут себя по-свински. Я бы на твоем месте вытолкал бы их взашей и больше никогда не пускал на порог.

Он сделал медленный жест рукой все ещё державшей стакан, и вся шеренга в едином порыве отшатнулась от него.

Это были храбрые, решительные парни, каждый из которых скорее расстался бы с жизнью, чем стерпел такое оскорбление, доведись ему встретиться с обидчиком один на один. Но это был явно не тот случай. Теперь каждый из них был частью толпы и, теряя свою индивидуальность, подчинялся её психологии, чувствуя себя одновременно смелее любого храбреца и в то же время нерешительнее самого распоследнего труса. Они были в замешательстве. Украдкой поглядывали друг на друга, ища поддержки в глазах соседа, но не видели там ничего, кроме все того же страха и смятения. Кое-кто из них даже пытались изобразить на лице некое подобие улыбки, словно желая тем самым показать, что все происходящее не имеет к ним ровным счетом никакого отношения. Но все это было не более, чем жалкое, беспомощное притворство, легче от которого не становилось никому.

Джим Фэнтом допил свое пиво. Теперь он полностью развернулся, и утвердив локти на полированной стойке, снова пристально оглядел толпу, подобно тому, как сторожевой пес смотрит на вверенное его попечению стадо овец. Под этим взглядом они невольно зашевелились, переминаясь с ноги на ноги, и по салуну пронесся шорох, как будто осенний ветер разворошил сухую опавшую листву.

— Я приехал сюда, чтобы разобраться кое с кем, — объявил он. — Тома Доллара дома не оказалось. Видимо, он прослышал о том, что я собираюсь его навестить.

Его голубые глаза сверкнули, останавливаясь на лице Лэрри Фелана. Фэнтом впился в него взглядом, который высасывал последние жизненные соки из бедного Лэрри.

— Вторым моим визави должен был стать Фелан, и я застал его здесь.

Он кивнул Фелану.

— Ты догадываешься, зачем я приехал? — спросил он.

Лэрри был настроен самым решительным образом и был готов ко всему, но вот разговоры не входили в его планы. Развязка этого противостояния представлялась ему в виде молниеносного поединка со стрельбой. Его нервы попросту не были готовы к иному испытанию. Он открыл рот, собираясь, что-то сказать в ответ, чувствуя, как кровь стынет у него в жилах, как будто он вдохнул полной грудью обжигающий морозный воздух. Он не мог вымолвить ни слова; и больше всего на свете ему хотелось выпить!

— Неужто не знаешь? — удивился Фэнтом. — Ну, Фелан, от тебя я такого никак не ожидал. Я-то думал, что уж ты-то должен догадываться о том, что в столь длительное путешествие я отправился исключительно ради того, чтобы свидеться с тобой и поворковать наедине о том о сем. Так что я прибыл сюда только из-за тебя, тем более, что это по твоей милости мне сейчас приходится носить короткую стрижку!