Андервуд (показывая рукой). Вот там, у стены, есть стулья, Робертc. Подвигайте их и садитесь.
Робертc. Благодарю вас, мистер Андервуд, мы постоим… в присутствии членов правления. (У него резкий, отрывистый голос. Отчетливый выговор.) Как поживаете, мистер Харнесс? Не ожидал, что буду иметь удовольствие встретить вас до собрания.
Харнесс (ровно). Значит, встретимся еще раз.
Робертc. Рад слышать, у нас есть кое-какие новости для вашего начальства.
Энтони. Чего хотят рабочие?
Робертc (язвительно). Прошу прощения, я не совсем расслышал председателя.
Тенч (стоя за креслом Энтони). Председатель желает знать, что имеют сказать рабочие.
Робертc. Мы пришли, чтобы услышать, что скажет правление. Пусть сначала говорят члены правления.
Энтони. Правлению нечего сказать вам.
Робертc (оглядев своих товарищей). В таком случае мы понапрасну отнимаем у джентльменов их драгоценное время. Не станем пачкать этот дорогой ковер и удалимся.
Он поворачивается, чтобы уйти, и остальные рабочие, словно загипнотизированные, готовы следовать за ним.
Уэнклин (урезонивая). Робертc, не за тем же мы в этакий холод ехали сюда.
Томас (чистокровный валлиец). Нет, сэр, и вот что я хочу сказать…
Робертc (язвительно). Продолжай, продолжай, Генри Томас. У тебя это лучше получается, чем у меня, — разговаривать с членами правления.
Томас замолкает.
Тенч. Робертc, председатель хочет напомнить, что именно рабочие добивались переговоров, и поэтому правление ждет, что они скажут.
Робертc. Если я начну выкладывать все, что они хотят сказать, то я не кончу до завтра. И тогда некоторые из присутствующих здесь пожалеют, что они не в своих лондонских дворцах.
Харнесс. Что вы предлагаете? Будьте благоразумны.
Робертc. Вы взываете к благоразумию, мистер Харнесс? Когда сегодня пойдете на митинг, оглядитесь вокруг. (Он смотрит на рабочих, те внимательно слушают, стараясь не пропустить ни звука.) Такое увидите…
Харнесс. Дорогой мой, вы увиливаете от ответа.
Робертc (рабочим). Мы не станем увиливать от ответа, правда? Выпейте перед митингом шампанского, мистер Харнесс, это подкрепит вас, сэр.
Xарнесс. Ближе к делу, ближе к делу!
Томас. Послушайте, ведь мы же просим просто справедливости.
Робертc (ядовито). Просить справедливости у Лондона? О чем вы говорите, Генри Томас? Вы что, с ума сошли? (Томас молчит.) Разве неизвестно, кто мы? Собаки. Вечно недовольные. Ничем на нас не угодишь. Помните, что сказал мне председатель в Лондоне? Он сказал, что я говорю чепуху. По его мнению, я тупой, необразованный выскочка, который понятия не имеет о нуждах рабочих.
Эдгар. Пожалуйста, не отвлекайтесь.
Энтони (подняв ладонь). В доме должен быть один хозяин, Робертc.
Робертc. Тогда, черт возьми, хозяевами будем мы.
Пауза. Энтони и Робертc в упор смотрят друг на друга.
Андервуд. Робертc, если вам нечего сказать членам правления, может быть, позволите высказаться от имени рабочих Грину или Томасу?
Переглянувшись, Грин и Томас с тревогой смотрят на Робертса и на других рабочих.
Грин (как истинный англичанин). Если джентльменам будет угодно выслушать меня…
Томас. Я хочу сказать, что мы все думаем…
Робертc. Не говори за других, Генри Томас.
Скэнтлбери (сделав досадливый жест). Пусть они выложат, что у них на душе!
Робертc. В чем только у них душа держится благодаря вашим стараниям, мистер Скэнтлбери! (Он произнес имя язвительно и подчеркнуто, как будто оно само по себе — оскорбление. Рабочим.) Ну, будет кто-нибудь говорить или доверите мне?
Раус (неожиданно). Ну говори же, наконец, Робертc, или дай сказать другим.
Робертc (иронически). Благодарю вас, Джордж Раус (обращаясь к Энтони). Председатель и члены правления оказали нам честь, приехав сюда из Лондона, чтобы на месте выслушать наши требования. И просто невежливо заставлять их ждать так долго.
Уайлдер. Слава богу, кажется, он перешел к делу.
Робертc. Вы несколько преждевременно возносите хвалу богу, мистер Уайлдер, хотя вы и известны набожностью. Может быть, вашему богу там, в Лондоне, некогда выслушать трудящегося человека. Говорят, что он очень богатый, этот бог, но если все же он выслушает меня, то узнает такое, — о чем он никогда не услышал бы в Кенсингтоне.
Харнесс. Бросьте, Робертc! У вас есть свой бог, так научитесь уважать бога, которому поклоняются другие.
Робертc. Совершенно верно, сэр! У нас здесь другой бог. И я думаю, что он отличается от бога мистера Уайлдера. Спросите у Генри Томаса — он скажет, что наш бог ничуть не похож на вашего.
Томас возводит очи и пророчески поднимает руку.
Уэнклин. Ради бога, Робертc, не отвлекайтесь в сторону.
Робертc. Я не отвлекаюсь, мистер Уэнклин. Если вы сумеете сделать так, чтобы бог Капитала прошелся по улицам Труда и поглядел хорошенько, что творится у нас, значит, при всем вашем радикализме вы гораздо умнее, чем я думал.
Энтони. Слушай меня, Робертc. (Робертc умолкает.) Ты говори от имени рабочих, а я потом скажу от имени правления.
Он медленно обводит взглядом членов правления. Уайлдер, Уэнклин и Скэнтлбери ерзают на своих местах, Эдгар уставился в пол, Харнесс слегка усмехается.
Ну, с чем вы пришли? Отвечайте!
Робертc. Отлично!
На протяжении следующей сцены он и Энтони смотрят в упор друг на друга. Рабочие и члены правления, каждый по-своему, выказывают какую-то неловкость, словно никто из них не решился бы вслух сказать то, что говорят Энтони и Робертc.
У рабочих нет денег, чтобы без конца ездить в Лондон. И они не уверены в том, что в правлении вполне понимают то, что мы пишем черным по белому. (Кинув выразительный взгляд на Андервуда и Тенча.) Почта у нас ненадежная, и мы знаем, как на правлении разбираются дела: «Отослать письмо управляющему с тем, чтобы он информировал нас о положении рабочих. Нельзя ли выжать из них побольше?»
Андервуд (тихо). Это запрещенный удар, Робертc!
Робертc. Разве, мистер Андервуд? Спросите у рабочих. Когда я был в Лондоне, я четко изложил нашу позицию. А что из этого получилось? Мне сказали, что я болтаю чепуху. Я не могу позволить себе снова ехать в Лондон, чтобы услышать то же самое.
Энтони. Так что же все-таки ты хочешь сказать?
Робертc. Я вот что хочу сказать… Прежде всего о положении, в котором находятся рабочие. Вам нет необходимости спрашивать управляющего. Из них нечего больше выжать. Каждый из нас почти что голодает. (Рабочие удивленно перешептываются. Робертc оглядывает всех.) Чему вы удивляетесь? Мы обессилели. Последние недели мы живем так, что хуже некуда. Но не ожидайте, что вы вынудите нас выйти на работу. Мы лучше все умрем с голоду. Рабочие хотели, чтобы вы приехали и сами сказали, собирается ли Компания удовлетворить наши требования. Я вижу в руках у секретаря какую-то бумагу. (Тенч заерзал.) Это, очевидно, наши требования, мистер Тенч? Как видите, бумага не очень большая.
Тенч (кивает). Да, угадали.
Робертc. Все, что там написано, — это самое необходимое, без чего нам не обойтись.
Рабочие задвигались. Робертc резко поворачивается к ним.
Разве это не так?
Рабочие с видимой неохотой соглашаются. Энтони берет у Тенча бумагу и читает.
Наши требования справедливы. Мы просим то, что полагается нам по праву. Я говорил в Лондоне и повторяю сейчас: в этой бумаге содержится только то, что по всем нормам справедливости мы можем просить, а вы обязаны дать.