Когда он прочел предписание немедленно прибыть на аэродром для того, чтобы утром следующего дня вылететь с эскадрильей в Африку, он вспомнил о прочитанном им в утренней газете.

— Я вынужден прервать игру, господа, — сказал он, обращаясь к партнерам. — Меня срочно требуют по месту службы. Я надеюсь, что вы извините меня. Через, — он остановился, что-то высчитывая, — через пять дней я буду здесь и мы сможем окончить партию. А пока…

Когда он повернулся, чтобы уйти, ему крикнули вслед:

— Да заберите ваши двадцать тысяч, де Лорм, — вы сняли банк!

Он спрятал в бумажник шелестящие банковые билеты, думая, что деньги всегда и везде пригодятся, даже в Африке.

Прямо от клуба автомобиль помчал его за город, туда, где широким квадратом раскинулся величайший в мире полувоенный, полугражданский аэродром. Оборудованный по последнему слову летной техники, он был особенно красив ночью, когда приспособления для ночных полетов заливали ярким светом всю его безукоризненно ровную, с помощью точной математики выверенную поверхность.

Машина на минуту задержалась у ворот, чтобы предъявить пропуск охране, и потом помчалась дальше, минуя освещенные пристани для пассажирских аэропланов, совершающих регулярные рейсы над страной. Слушая указания де Лорма, шофер пересек аэродром в западном направлении и через несколько секунд остановился у ряда ангаров, где уже копошились летчики и механики, выводившие, проверявшие и осматривающие машины.

В составе эскадрильи были аэропланы всех употребляющихся в воздушной войне типов. Де Лорм летал на истребителе. Он знал, что в африканской стычке с дикарями его игрушке, предназначенной для боев с аэропланами противника, делать абсолютно нечего и удивленно спросил начальника эскадрильи: зачем он должен лететь вместе с другими.

— Не забудьте, — ответил тот, — что мы пролетим над Гибралтаром и английскими колониями. Наше правительство уже получило разрешение на этот кратчайший путь. Надо показаться во всем своем блеске. Пусть знают, как мы выглядим в воздухе!

Это соображение де Лорм счел достаточно веским и с особым старанием приводил в порядок свою машину, почти до утра провозившись с ней.

На рассвете эскадрилья поднялась в воздух и над сонным Парижем двинулась по направлению к югу.

Начало полета не предвещало никаких неприятностей. Для де Лорма, да и для других участников этой экспедиции, она казалась чем-то вроде увеселительной прогулки и они превратили полет в учебно-маневровую вылазку. Аэроплан командира непрестанно передавал приказания и, послушные его голосу, остальные аэропланы перестраивались так же гладко и быстро, как хорошо обученные солдаты в роте. Погода стояла ровная и теплая, легкий ветер дул с севера, умножая скорость машин, моторы работали совершенно исправно и до самых берегов Африки ничто не нарушало хорошего настроения и спокойного состояния летчиков.

При приближении к африканскому берегу, начальник эскадрильи отдал распоряжение снизиться и все поняли, что делается это для того, чтобы лишний раз пугнуть еще не вполне пришедшие к повиновению племена пограничных с Алжиром областей.

Эскадрилья теперь летела так низко, что с земли можно было разглядеть не только очертания аэропланов, но и фигуры сидевших в них летчиков.

Сверху видно было, как в панике метались верблюды, сбрасывая груз и всадников, а один раз де Лорм разглядел в бинокль льва, вылезшего из какой-то расселины и посылавшего негодующий рев навстречу дерзким нарушителям его покоя. Один из аппаратов угостил царя пустыни дождем пулеметных пуль, но они не попадали в цель и только вырыли землю в нескольких шагах от животного. Лев стоял, волнуясь и рыча, нервно взрывая землю когтями передних лап. Потом внизу показались гордые и прекрасные туареги на своих огромных верблюдах. Эти люди, живущие в самом сердце пустыни, ничем не выражали своего волнения и только мельком взглядывали на аппараты, рассекавшие раскаленный воздух.

Того, что случилось несколькими минутами позже, не ожидал ни начальник эскадрильи и никто из летчиков. Любопытство и желание пугнуть обитателей Сахары заставило их снизиться еще больше и они не успели опомниться, как налетел вихрь, поднимая тучи песка и осыпая им людей и машины.

Самум! Он страшен там, внизу, где целые караваны гибнут под горами налетающего со всех сторон песка, где люди и животные задыхаются в его бурных объятиях. Он страшен для жителей городов и оазисов, не успевающих вовремя закрыть входы и окна своих жилищ, он страшен для птиц и пресмыкающихся, для страусов, верблюдов и львов.

Но он страшен и здесь, наверху, куда долетают взметенные им песчаные струи, он страшен для хрупких аэропланов, для их пропеллеров, теряющих точность своих оборотов, для их двигателей, во все отверстия которых набираются песчинки и мелкие камни. Скорей вверх! Скорей вверх — туда, где небо спокойно, где нет песка, нет злобных порывов урагана. Взять высоту!

Такое именно распоряжение было отдано с командирского аэроплана, — последнее распоряжение, которое слышал де Лорм. Его легкий и хрупкий истребитель более других машин был сломлен и сбит злобным вихрем. Он буквально застревал в тучах песка, его мотор давал перебой, его полет сделался неровным и колеблющимся и он отказался повиноваться руке летчика. На несколько мгновений перед де Лормом встал весь ужас падения, падения туда, в пустыню, в жерло самума, в тучи взволнованного песка.

Страшным усилием воли прогнал он надвигавшийся страх и заставил свой мозг напряженно работать в поисках выхода. А выход был один. Отдаться воле ветра и заботиться только о том, чтобы машина не опрокинулась, не пошла в штопор. Его руки приросли к рычагам, его мысли, его воля были направлены в одну точку, к одной цели. Некоторое время он еще видел невдалеке от себя один из аппаратов эскадрильи, также, как и он, боровшийся с бурей, но потом этот аппарат взял высоту и скрылся из глаз де Лорма.

Один в море песка, один в порывах страшного урагана! Его попытки подняться выше, чтобы выйти из опасной полосы, не приводили ни к чему. Аппарат не повиновался рулю высоты, хоть руль, по-видимому, не был сломан. Сперва де Лорм не понимал причины этого, но потом сообразил, что густые песчаные тучи не только мешают подъему, но даже все больше и больше снижают аппарат. Гибель казалась неминуемой. Вся надежда была на бешеную скорость, с которой увлекаемый мотором и ветром аэроплан мчался вперед. Точно учесть эту скорость летчик не мог, так как указатель отказался работать, но он чувствовал по тому, с какой силой врывается воздух в его готовые разорваться легкие, что эта скорость огромна и от нее, от этой скорости, ждал он спасения.

Между тем, остальные аппараты эскадрильи благополучно вырвались в слой воздуха, свободный от песка и урагана. Летчики с ужасом и волнением смотрели вниз, туда, где бушевало желтое море, туда, где со всех сторон налетавшие вихря сплетались в хаотическом танце. С командирского аэроплана произвели перекличку. На призывы откликнулись все, кроме истребителя де Лорма. Командир спросил остальных летчиков, но де Лорма никто из них не видел. Очевидно, он остался там, внизу, и только чудо могло спасти его. Авиаторы не верят в чудо, и поэтому все они были уверены, что летчик де Лорм пал жертвой самума.

Мало-помалу самум стал ослабевать и де Лорм стал различать землю сквозь значительно поредевшие тучи песка. Ему необходимо было спуститься и привести машину в порядок, прежде чем продолжать полег.

Не переставая прислушиваться к течению воздушных струй и скорее инстинктивно, чем сознательно, выравнивать машину, он одновременно рассматривал расстилавшуюся внизу местность и с удивлением и испугом увидел, что он летит уже не над пустыней, а над лесом. Это открытие повергло его в крайнее уныние, тем более, что мотор почти отказывался работать, давая все время опасные перебои. Нельзя же планировать на деревья!

Но всем остальном дело обстояло благополучно. Несколькими пробами он убедился, что никаких серьезных поломок в управлении нет и что только кое-куда набившийся песок мешает правильному полету. Запас бензина имелся в достаточном количестве и, если бы только удалось найти место для спуска, то он сумел бы нагнать эскадрилью. Пока что он попытался несколько подняться, чтобы иметь разгон на случай спуска и вместе с тем избегнуть тех воздушных течений, которые всегда бывают над лесистой местностью. Это ему удалось и, едва взяв пару сотен метров высоты, он увидел прекрасную полянку, достаточную и для спуска и для обратного подъема. Правда, могло оказаться, что эта полянка с болотистой почвой, и что подъем с нее окажется невозможным, но раздумывать и выбирать не приходилось. Он остановил мотор, и без того готовый перестать работать, и легко скользнул вниз.