Петя потрепал его по щеке:
- Эка невидаль! Мы тебя усыновим! Как сына полка...
Вообще-то время в гнезде своем имеет странные свойства. Оно явно относительно! То сжимается до неизмеримых величин, то растягивается беспредельно. В нашем случае оно, конечно, здорово ужалось. Глазом не успели моргнуть, как услыхали Олин голос:
- Петр, плати!
Петя, поперхнувшись красным вином "Христова кровь", кое-как сполз с табурета.
- Ке паса, ми амор? - удивился он по-испански. - За что платить?
- Я выбрала гарнитур - кольцо и серьги.
- Ах, ми амор! - раскинул Петя руки. - Ты еще не знаешь - здесь все даром!
- Надо же, какая свинья, - тихо сказала Оля. - Плати, барбос.
- Все гратис! Даром! - упорствовал Петя. - Здесь угощают! Бери - и носи на здоровье.
- Ошизел! - резюмировала Оля, мило улыбнувшись Чучо.
- Сеньора! - сказал он, падая головой на стойку бара. - Все гратис!
- Это сумасшедший дом! - говорила Оля, таща нас к выходу. - Не нужны мне никакие гарнитуры - только бы в полицию не угодить.
- Друзья! - кричал нам вслед Чучо. - Вернитесь, еще кое-что осталось!
Столик мы купили за углом. Как только я увидел его, понял, что он создан для Оли. Он был каменный, но напоминал Пятое солнце. В глубинах ониксовой столешницы был целый мир. Там что-то поблескивало, перетекало, пульсировало, струилось и заворачивалось спиралью. Это было окаменевшее время.
- Оникс повышает сопротивляемость организма, - наукообразно заметил продавец.
- У моей мамули сопротивляемость - дай Бог каждому, - брякнул Петя, но осекся, глянув на Олю.
Было очевидно, что столик тронул ее душу. Энергия оникса проникла до таких глубин, которых не смогли достичь рубины и бриллианты. Такое, поверьте, бывает в жизни.
- Я буду пить за ним свой утренний кофе, - сказала Оля.
- Мамуля, а мне разочек дашь попить? - подлизывался Петя.
- Барбосам место под столом, - заметила Оля беззлобно. - Неси аккуратненько!
Петя, подобно атланту, взвалил ониксовый стол на плечи. Оля страховала сбоку. А я шел позади, имея в виду подхватить в случае чего набравшегося атланта.
- Стол есть, - сказал он. - Пора и пожрать!
И в этом был, конечно, глубокий смысл.
Мне не хотелось, чтобы читатель думал, будто речь здесь идет о русских забулдыгах. Это не так. Как говорится, не генеральный момент во взаимоотношениях с действительностью. Но когда эта действительность, эта реальная жизнь чрезмерно отягощает, хочется разделить ее тяготы, по меньшей мере на троих. Случается! Простите - случается.
ПОК-ЧУК И ПРОЧЕЕ СВИНСТВО
В ресторане "Мой старик" было чрезвычайно уютно. Что-то откуда-то свисало, где-то журчало, мягко освещало и даже порхало над нашими головами.
Первое, что нам подали, - это небольшие пуховые подушки.
- Чтобы отдыхали ваши уважаемые ноги, - сказал официант с полупоклоном.
Мы скинули сандалии и возложили ноги.
- Нет, братцы, моя голова уважаемей ног, - сказал Петя, пристраивая подушку на столе.
- Простите, это вы говорите на португальском? - спросил официант.
- Вообще-то на русском, - ответил Петя. - Только, когда мы поддавши, он звучит, как португальский.
- Так вы русские? - приятно поразился официант. - А знаете, как меня зовут? Ленин Иван!
- Елки-палки! - Петя тяжело привстал и запел вышедший из употребления, но до боли родной гимн.
Ленин Иван выслушал его с большим почтением.
- Я принесу вам лучшую еду полуострова Юкатан! - сказал он, смахивая счастливые слезы.
Исполнив гимн, Петя разом ослаб и задремал, устроив уважаемую свою голову на пуховой подушке.
- Ну вот какое свинство! - сказала Оля довольно, впрочем, дружелюбно. Будите его, будите, а то храпеть начнет.
Я потрепал Петино ухо, приговаривая:
- Не спи, не спи. Не предавайся сну!
- Ты вечности заложник, у времени в плену! - с выражением добавила Оля.
- Кстати, о времени, - сказал я. - Понимаю, что это не слишком деликатно, но меж друзей возможно. Сколько вам стукнуло?
- Двадцать девять, - мило улыбнулась Оля. - Конечно, если считать по венерианскому календарю - 584 дня в году.
- А по календарю майя тебе, мамочка, семьдесят! - приоткрыл глаз Петя. - У них в году двести шестьдесят дней.
- Спасибо, Петр! - кивнула Оля. - Ты уж меня тогда называй бабушкой, а не мамочкой!
- А вообще-то здорово эти майя устроились, - продолжал Петя. - В месяце двадцать дней! Значит, получка-то куда как быстрее подходит. И набирается восемнадцать за год. Да еще, при хорошем раскладе, может быть девятнадцатая!
- Чего-то у тебя, Педро, с арифметикой фигово, - заметил я.
- Разве? - удивился Петя.
- Педро?! - четко отреагировала Оля. - Это что же за Педро такой? Педро, Педро, принеси ведро!
И она расхохоталась венерианским смехом.
Петя поглядел на меня укоризненно:
- Я тебя предупреждал. Горшки уже были, теперь ведра пошли!
Все-таки что-то волшебное происходит порой в этом мире. Не успели мы развить тему ведра, как оно приблизилось к нашему столу - об руку с Лениным Иваном. То есть он притащил ведерко с шампанским.
- Выпьем, друзья, за вождей и поводырей, - сказал я, наполняя бокалы.
- Это в каком смысле? - спросила Оля.
- Это без смысла, но за вас!
Мы выпили шампанского, и я неожиданно ощутил, что некоторые мои чакры приоткрылись, заструилось что-то слегка рифмованное, слегка ритмическое.
- О женщина! О Афродита! - воскликнул я, окончательно пробудив Петю. В душе ее сокрыт небесный дар! И даже в сердце зверского бандита любовный нанесет она удар! Всегда гляжу на женщину с любовью - мне трудно оторвать от ней глаза. Клянусь я в том мужскою кровью.
- Ну ты, брат, даешь дрозда! - заметил Петя.
- Молчи, Петр, молчи! - томно сказала Оля. - Это поэзия! - И глаза ее затуманились легкой слезой.
- Навряд ли муж за ссыльную женою пойдет терпеть лишения в Сибирь, несло меня дальше. - Мужчина не пожертвует собою, хотя жена - его духовный поводырь!
- Слушай, Петр, что писали умные люди! - кивала Оля. - Это, кажется, Некрасов?
- Что-то в этом роде, - скромно сказал я. - Да, женщина возвышенной любовью спасет заблудший этот мир. Клянусь я в том мужскою кровью!
- Спасибо, спасибо. Это лучший подарок на мой день рождения! приговаривала Оля. - Выпьем, друг мой, на брудершафт!
И только мы свершили это, как зазвучали барабаны типа там-тамов.
В ресторан ввалилась группа полуголых мужиков с перьями на голове и дико размалеванными физиономиями.
- Похоже, грабить будут, - равнодушно предположил Петя.
Но это были мирные индейцы. Они исполняли танец "Смерть оленя". В наличии имелись: охотник с луком, олень с чрезвычайно ветвистыми рогами и, очевидно, силы природы в количестве пяти парней с факелами и барабанами.
Олень, конечно, тоже был не прав! Без видимых причин остервенело набрасывался на охотника, норовя поддеть рогами.
Охотника было искренне жаль. В конце концов он сделал символический жест, обозначавший - ну ты меня достал, падло! - и засандалил оленю меж глаз пару стрел.
Тут и началась кульминация танца! Силы природы ухнули в барабаны и пригасили факелы - олень агонизировал. Это длилось минут пятнадцать, настолько живучим оказалось парнокопытное.
Мы уж думали, что олень совсем подох, да не тут-то было - опять подскакивал. Охотник с сокрушенным видом невольного палача стоял неподалеку, и олень все тщился добраться до него! Хоть копытом вдарить напоследок! В общем, образ оленя нам не показался слишком привлекательным. Когда он, побившись в последних судорогах, отбросил, как говорится, копыта, Петя горестно вздохнул:
- Эх, ребята, оленятинки бы сейчас!
Но нам принесли в основном свинину. Ленин Иван, расставляя блюда, пояснял их содержание.
- Это "салбутес" - жареные кукурузные лепешки с индюшатиной, луком и авокадо. Бульон "пучеро" - свинина, курятина, морковь, тыква, чайоте, картошка, кусочки банана, кинза, редиска и апельсин...