Способность каждой отдельной клетки ритмикой своих структур кодировать интегральный опыт приспособления к условиям данной среды всего организма, означает, что любая трансплантация живой ткани есть в то же время и трансплантация индивидуального опыта. Иначе говоря, путем вживления достаточно больших массивов донорских клеток можно было бы осуществлять даже направленное обучение, однако если это и оказывается доступным, то, как кажется, только там, где нет слишком существенных отличий между ритмами внутриклеточных вибраций.

Любая структурная единица любой биологической ткани, будучи помещена в среду иных, диссонирующих, элементов, как показывает опыт, становится обреченной. Ее выживание не может гарантировать не только биохимическая близость, но не исключено, что и полное биохимическое тождество. Другими словами, подлежащим отторжению может оказаться не только то, что принадлежит какой-то другой особи, но и ткани собственного тела. Прямой контакт с инородной тканью, пусть и принадлежащей все тому же организму, может оказаться куда более опасным, чем даже существование вне его. При определенных условиях биологическая ткань оказывается способной к самостоятельному (пусть и недолгому) существованию вне тела, но помещаясь в диссонирующую органическую среду она должна аннигилировать, одновременно разрушая все вокруг себя.

Это означает, что несовместимость биологических тканей определяется далеко не одними только генетическими отличиями, которые существуют между организмами. Не менее, а может быть, и куда более важным обстоятельством является детерминируемое особенностями функционального назначения принципиальное несовпадение способов шифрации того интегрального опыта индивида, который в конечном счете аккумулируется в поведении каждой отдельной клетки его организма. Несовместимость специфических ритмов движения - вот что, помимо структурных, биохимических отличий, может быть непреодолимым препятствием взаимозамене элементов.

Таким образом, нетерпимость всего живого к какому-то иному способу отображения, запечатлевания в сущности одного и того же прослеживается как на всех уровнях организации живой материи, так и на всех ступенях биологической эволюции.

8

Итак, мы видим, что определенность восприятия всех знаков окружающего нас мира детерминируется не столько внутренним строением каких-то специфических рецепторов, сколько согласованной ритмикой без исключения всех слагающих нашу плоть элементов. Если бы дело сводилось лишь к пассивному страдательному контакту с предметом каких-то специфических подсистем организма, живому существу, вероятно, так никогда и не удалось бы разложить всю окружающую его действительность на отдельные составляющие. Сплошной неразличимый "шум" - вот что было бы результатом такого восприятия. Ему так никогда и не удалось бы научиться правильно ориентироваться в этом сложном мире. А значит, эволюционное восхождение не то что к разумным, но и вообще к более высоким формам жизни было бы решительно исключено.

Сегодня накоплен большой опыт возвращения зрения слепым от рождения людям, и можно систематизировать впечатления тех, кому в зрелом возрасте делалась операция.

Оказывается, человек, впервые открывая глаза, испытывает отнюдь не удовлетворение от внезапно обретаемого дара видеть и различать цвета и формы; в действительности первое восприятие окружающего мира сопряжено с физической болью, свидетельствующей о том, что оперативное вмешательство отнюдь не восстанавливает утраченную когда-то гармонию, но, напротив, нарушает ее. Впрочем, ничего определенного он, вопреки ожиданию, и не видит; беспорядочно вращающиеся пятна света, цветов - вот все, что поначалу оказывается доступным ему. Он не способен идентифицировать вообще ни один объект, даже из числа тех, которые ему хорошо известны и привычны из повседневного общения с ними. Сначала воспринимаются только недифференцированные массы цвета, лишь со временем, по истечении многих недель с большим трудом начинают различаться элементарные формы, такие, как круг или квадрат. При этом поначалу предметы должны быть одного цвета и располагаться под одним и тем же углом; любое изменение цвета или пространственного их положения препятствует опознанию. Долгое время зрительная идентификация опознаваемых вещей требует обязательного подтверждения осязанием...

Словом, требуется не просто время, а годы и годы, чтобы человек научился видеть так, как, собственно и видит этот мир любой зрячий. Да и то только в том случае, если он будет очень упорен в достижении своей цели, в противном случае он может так никогда и не научиться пользоваться зрением.

Словом, только интенсивное обучение и длительные тренировки способны действительно вернуть человеку полноценное зрение, и через годы он научается даже читать. Но это значит, что для обретения способности видеть требуется определенная перестройка едва ли не всего организма. Впрочем, каждый из нас легко может убедиться в этом - достаточно просто поставить самого себя на место слепых и попробовать научиться ориентироваться в мире форм с той же степенью свободы, какая доступна им, на основе одних только тактильных и слуховых ощущений...

Так что вполне исправный орган отнюдь не гарантирует не только адекватное, но и вообще какое бы то ни было восприятие действительности; требуется специально вырабатываемое умение пользоваться им. А следовательно, обобщая, можно утверждать, что одного только воздействия на остающийся пассивным субъект совершенно недостаточно - строго необходимым условием опознания любого внешнего раздражителя даже у самого примитивного существа является согласованная работа в конечном счете всего организма в целом и всех элементов его структуры в частности. Подчеркнем, какая-то опережающая согласованная работа, ибо "инициатива" любого контакта может исходить только от самого субъекта. Там же, где этой опережающей инициативы нет, живое существо может пройти "сквозь" объект не только не опознав его, но и вообще не заметив. Поэтому известный принцип сенсуализма (в знании нет решительно ничего, что не содержалось бы в наших чувствах) оказывается абсолютно справедливым и ничуть не противоречащим ни Беркли, ни Марксу, но только в том случае, если не видеть в самих чувствах односторонне поляризованное пассивное страдательное начало.

Впрочем, здесь, вероятно, нужно различать устойчивые формы восприятия ключевых "стандартных" знаков среды от способа опознания чего-то такого, что впервые является субъекту.

Ставшее привычным, стереотипное, вполне способно отличаться и ограниченной частью специализированных тканей, для его опознания вовсе не обязательно вовлечение в действие всех ресурсов организма. Это прямо вытекает из того, что любой объект окружающего мира предстает перед живым существом исключительно в формах его взаимодействия с ним, и вся определенность предмета - это своеобразная "мера свободы" самого организма по отношению к нему. Интегральное представление о нем в известной степени может быть разложено на сумму устойчивых навыков обращения с ним. Между тем мы видим, что вся сумма практических навыков стандартного взаимодействия с предметом настолько глубоко укореняется в живых тканях, что носителем ключевой информации об интегральных поведенческих формулах становится в конечном счете каждая клетка организма. Но это значит, что инициировать опознание любого стереотипного знака среды (а следовательно, и активизацию какой-то специфической, уже задолго до этого пульсирующей на подпороговом уровне, структуры движения) в принципе может едва ли не любая из них в отдельности. Лишь бы только ею испытывалось хотя бы какое-то воздействие со стороны предмета. Правда, каждая из них - в зависимости от функционального назначения той или иной ткани - шифрует обеспечивающий выживание способ взаимодействия как-то по-своему; поэтому то, что "видит" одна структурная единица, далеко не всегда и далеко не обязательно совпадает с тем, что различается другой. Но это обстоятельство не только не затрудняет, но, напротив, способствует распознаванию, ибо позволяет отличать привычный предмет практически независимо от его "ракурса" по отношению к субъекту. Поэтому там, где фигурирует лишь рутинное, привычное, использование всех структур и ресурсов организма является явно избыточным и ненужным; вполне достаточным оказывается стандартное действие узкоспециализированных органов опознания.