На этой высоте музыка была лишь вибрацией, дальней пульсацией. Далеко внизу, под крышей, под кабинетами, совсем низко, в амфитеатре в форме перевернутой суповой миски, толпа топала, ревела, бросая вопли четырем музыкантам, занимающим глубину миски. Музыканты подбирали долетавшие до них вопли, вкладывали их в свои электрические гитары с усилителями и перебрасывали это на слушателей в виде какофонии звуков, заглушающих шум толпы, так что этот гам становился похож на пылающие волны, ударяющие по лицам. Но наверху это была лишь вибрация, отражающаяся от ног и от неровной крыши.

Паркер поднял топор над головой и изо всех сил ударил им по гудронированной крыше. “Бум-м” — раздался удар. Паркер и его товарищи отчетливо услышали удар топора, но этот звук потерялся в шуме, так и не дойдя до человека, стоявшего на охране довольно близко от пожарной лестницы.

— Это займет у нас целую ночь, — сказал Киган.

Но Киган был всегда пессимистом, и никто никогда не обращал внимания на то, что он говорил.

Паркер снова поднял топор, немного наклонив лезвие в момент удара, ударил, и на этот раз появился просвет, позволяющий увидеть сквозь гудрон и шифер крыши, дерево.

Паркер переместился влево, чтобы его следующий удар был перпендикулярен предыдущим, и снова поднял топор. Это был высокий мужчина, крепкий и мускулистый, с тяжелыми руками, на которых выделялись мощные, как канаты, вены, квадратное лицо, грубые, как бы высеченные резчиком, черты лица. Он носил черную нейлоновую блузу. Паркер и трое других были в дешевых бумажных черных перчатках.

Была весна, ночь сухая, но облачная, температура около 10 градусов. Десять минут первого. Внизу субботнее шоу было в полном разгаре... Последнее шоу старого “Сивис-зала”. В понедельник придут строители и начнут разрушать здание, чтобы освободить территорию. С вершины крыши можно было видеть бетонную супницу нового зала, расположенного в пятистах метрах отсюда, на землях, разровненных Новым Городом.

— Мне нравится здесь, — сказал Киган.

Это был коренастый, немного выше среднего роста шатен с красным цветом лица посетителя кабаков. Он тоже был одет во все черное.

Теперь с каждым ударом Паркера становилось больше просветов, больше видно дерева. На дереве были три сантиметра гудронированной бумаги, слой гудрона и гравия, и лезвие топора начинало покрываться черным. После полдюжины ударов Паркеру удалось освободить деревянное перекрытие размером с подошву. Брили предложил:

— Дай мне тоже поразмяться.

Паркер протянул ему топор и освободил место.

Брили был высок, но тонок и говорил с акцентом крестьянина из Теннеси. Его лицо было своеобразно испещрено глубокими складками, большими, чем полагалось по возрасту, и они были черные, словно вымазанные углем. Когда-то Брили одновременно был и шахтером и минером, но оказавшись девять дней погребенным под шахтным обвалом, он перестал им быть. Теперь он с жестоким и злобным видом ударял топором, как будто сражался с индейцами.

Опустив уставшие руки, Паркер стоял рядом и наблюдал за ним. Во время работы Брили преображался, был крепким, решительным, но когда отдыхал, становился инертным и вялым.

Киган подошел к Моррису, караульщику, сидящему на парапете у края крыши, положив руки на последнюю ступеньку пожарной лестницы. Паркер услышал звук голоса Кигана, но не разобрал, что тот сказал. Моррис, молодой человек приятной наружности и с опущенными плечами, был также шофером. У Мориса были спокойствие и хладнокровие человека, которому на все наплевать. Он курил “Мари Ханнис”, пробовал и более крепкие наркотики, но никогда во время работы. Паркер сам убедился в этом.

Брили двенадцать раз быстро и сильно ударил по крыше, и поверхность дерева теперь уже крошилась под ударами топора. Паркер крикнул:

— Киган, твоя очередь.

— Иду!

Его голос прозвучал ворчливо.

Сидя на парапете, Моррис распрямил плечи и крикнул:

— Хочешь, чтобы я поработал?

— Нет, ты наблюдай!

— Кто-нибудь может это сделать вместо меня.

— Будет лучше, если один человек будет караулить, — возразил Паркер и повернулся к нему спиной, дав понять, что разговор закончен.

Он уже давно усвоил: чтобы руководить людьми, нужно уметь вовремя успокоить их нетерпение и дать им, когда они требуют, объяснения, но он также знал, что они могут затянуться, а время дорого, поэтому главное — вовремя пресечь лишние разговоры.

Брили еще раз сильно ударил по крыше, потом недовольно протянул топор Кигану, отступил, обшлагом вытер пот со лба и улыбнулся:

— Это хорошее дельце, ей-богу!

Киган колебался с минуту: двумя руками он подержал топор на уровне головы и покрепче укрепился на ногах, потом ударил и ловко выдернул лезвие топора.

— Нам придется провести здесь всю ночь, — сказал он после первого удара.

После второго удара лезвие пробило дерево, и он потерял равновесие.

— Подожди, — сказал Паркер.

Киган вытащил топор, отступил и посмотрел на Паркера, ставшего на колено около дыры. Тот снял правую перчатку и отломил несколько щепок, потом кончиками пальцев ощупал отверстие. Кивнув головой, встал и сказал:

— Там внизу есть пространство. Надо расширить немного дыру, но не в глубину. Мы не знаем, где находятся электрические провода.

Киган наклонился к дыре, правой рукой взял топор очень близко от лезвия, а левой схватил топор повыше. Мелкими ударами он стал откалывать кусочки дерева и сделал отверстие величиной с консервную банку, после этого остановился.

— Надо сделать дыру побольше, — сказал Паркер, — нужно выяснить, что там внутри.

— Мне кажется, что справа балка. Я попробую с другой стороны.

Остальные смотрели, как наклонившись вперед Киган откалывал дерево в двадцати сантиметрах от своих ног. Он сделал отверстие величиной с фуражку и отошел в сторону.

— Я принесу фонарь, — сказал Брили.

Немного дальше на крыше они поставили два ящика с инструментами, и Брили открыл один.

Паркер снова опустился на колено, отодвигая щепки вокруг отверстия, потом, когда Брили принес фонарь, он низко наклонился над дырой, чуть прикрыв рукой свет, чтобы не бил в глаза, и стал смотреть.

Гудрон был положен на рубероид, прибитый к доскам, а доски, как теперь увидел Паркер, были положены на балки, расположенные через сорок сантиметров. Потолок из досок был прибит к нижней части балок, полностью закрывая пространство между ним и слоем гудрона. Никаких следов электрических проводов или изоляционного материала не было.

Паркер погасил фонарь и встал.

— Мне кажется, можно расширить дыру.

— Всегда помехи, — сказал Киган.

— Для меня поработать полезно, — сказал Брили.

Паркер взял топор и сильными ударами расширил дыру между балками. Киган подошел к Моррису, чтобы продолжить свои жалобы, а Брили остался смотреть на Паркера, терпеливо дожидаясь очереди взять топор...

Брили закончил свою работу и, отбросив в сторону топор, стал вместе с Паркером очищать от щепок отверстие около балок.

— Эти доски легко будет пробить.

— Мы не знаем, что под ними. Подержи-ка фонарь. В ящике с инструментами Паркер взял коловорот и маленькую пилу. Они с Брили встали на колени, и в то время, как Брили снизу держал фонарь, Паркер пробил дыру около одной из балок и пропилил доски потолка во всю длину отверстия. Потом с помощью ножниц и молотка немного приподнял доску вдоль отверстия. Просунув пальцы под доску, крепко встав на колени на крыше, Брили потянул доску к себе и тянул до тех пор, пока она не треснула.

— Держу ее, поддую!

Брили улыбался. Затем стал раскачивать вперед и назад доску, пока она совсем не оторвалась. Вернулся Киган, и они все трое смотрели на новое отверстие, которое освещал фонарем Паркер. Они увидели розовый и пушистый изоляционный материал и электрические провода в металлической оболочке.