- Мы уже свое отвоевали – пускай теперь хохлы повоюют…

   Не выдержала я тогда.

   - Какие же вы сволочи,- говорю я. - Как же у вас язык поворачивается говорить мне такое? Чем мы, хохлы, провинились перед вами, за что попрекаете вы нас?  Неужто, вы думаете, что мужчины наши с первых дней войны у себя в хатах спрятавшись, сидели?.. Да они же, говорю я, еще до того, как тебя, молокососа, в армию призвали, с первых дней войны на фронте воюют, многих уже наверное,  и в живых-то нет…

   - Конечно, - уже обращаясь ко мне, продолжала баба Киля, после небольшой паузы, -  желания защищать Советскую власть, которая причинила нам столько горя, у нас в начале войны не было, но и с распростертыми руками мы фашистов тоже не встречали. Мы понимали, что это враги наши, такие же, как и Советская власть, которая была ни чем не лучше фашистской - у меня была прекрасная возможность убедиться в этом: сначала эта хваленая власть нас тут всех,  как последних тварей,  голодом морила и в лагеря ни за что ссылала, а потом, когда она защитить нас от немцев не смогла и на произвол судьбы нас тут всех бросила,  – она  возмущенно удивлялась: почему это хохлы так Советскую власть не любят?.. А за что же ее тогда людям было любить-то?..

   - Бабуся, - прервал я тогда рассказ бабы Кили, - но ведь были же в то время и  люди, любившие Советскую власть,… не может же так быть, чтобы не любившие свою власть люди, смогли защитить ее от фашистов.

   - Люди, внучек, защищали от фашистов свою родную землю, а не власть. Но ты  прав в том, что были у нас в селе и люди, страстно любившие Советскую власть - их было не много. Это были или Советские активисты – коммунисты, активно насаждавшие у нас тут в селе коммунистический образ жизни – тот ужас, о котором я тебе уже рассказывала и еще расскажу, или  прикормленные этой властью люди,… например, Мотя Слынько.

    Когда моих родителей, братьев и семью Сени с детьми Советская власть выгнала из их же собственной хаты, при этом не разрешив им взять с собой абсолютно ничего, а туда вселив ее семью, она тут же полюбила Советскую власть. Видел бы ты, внучек, как она восторгалась этой  властью, даже голод  1933 года, который чуть было не унес всю ее семью в могилу,  не смог поколебать ее отношение к Советской власти. А когда румыны выгнали ее семью из того нашего дома, а моего брата  Сеню с бабой Верой и четырьмя их детьми туда вернули, Мотя и ее муж Вася, недовольные этим, полюбили Советскую власть еще сильнее.

   После возвращения сюда Советской власти в 1944 году Мотя потребовала от бабы Веры, чтобы она освободила ту хату. Когда баба Вера отказалась это сделать, Мотя подала на нее в суд с требованием выселить ее и  четверых ее маленьких детей, самой старшей из которых - Анечке, было тогда всего лишь девять лет, а муж ее  Сеня к тому времени уже был на фронте убит. И Советская власть удовлетворила ее требование: к бабе Вере пришли представители Советской власти и пинками под зад вновь выбросили их всех на улицу.  

   А вот теперь, внучек, сам и рассуди: кто Советскую власть любит, а кто – ее ненавидит. А заодно и подумай: заслуживает ли Советская власть того, что бы баба Вера и дети погибшего в той войне Сени  любили эту  Советскую власть. И таких людей, как баба Вера и ее дети, внучек, оскорбленных этой властью, униженных и растоптанных в пыль, в нашей стране было десятки миллионов.

     А муж той Матрены - Вася, - после небольшой паузы, продолжила говорить баба Киля, - к несчастью тогда  тоже  на фронте погиб,… вот такая карусель с той нашей хатой получилась... Противно еще и другое - вымученные горем люди, как специально, стравливались Советской властью друг с другом и готовы были друг другу горло грызть, и это в нашем маленьком селе,… а что говорить о стране?..   

     Несколько секунд баба Киля, потупившись, молчала, затем, она вновь заговорила.

     Я часто, когда вечером ложусь спать, пытаюсь представить, что творилось на душе у погибшего на фронте Сени, когда он с небес наблюдал за тем, как его плачущую от горя жену и детей его малых наша «родная» Советская власть из их  же собственной хаты на улицу выбрасывала. Ну, разве была у товарища Сталина, что эту «народную» власть тогда возглавлял, хоть капелька совести и сочувствия к горю людей своих?..  Это же, внучек,  не человек был - это было что-то невообразимое в человеческом обличии! 

   Замолчав, баба Киля, вновь стала горестно раскачиваться из стороны в сторону, а я, после продолжительной паузы, услышав ее суровые слова в адрес Сталина, спросил ее:  

   - Бабуся, а как же знаменитый лозунг, о котором нам постоянно говорят: «За Родину, за Сталина!», с которым вроде бы как наши солдаты шли тогда в бой?.. 

   Вместе с этим вопросом, в моей памяти тогда всплыл недавний  разговор с полковником Пограничных войск в отставке, состоявшийся буквально несколько месяцев назад - я тогда лежал вместе с ним в одной палате в окружном пограничном госпитале в городе Алма-Ата.

   Это был крупный мужчина лет семидесяти с волевым взглядом, до этого прослуживший в управлении Восточного пограничного округа. Часто в разговоре мы с ним касались вопросов  нашей истории и политики, и когда он стал мне говорить о том, что стране нужен для наведения порядка Сталин, а я ответил ему, что Сталин – это садист, полковник, моментально вскипев, перешел на крик и я понял, что передо мной один из тех, кого люди, с дрожью в сердце, называют – «сталинистами».

    Я к Сталину никогда хорошо не относился и под впечатлением новых,  появившихся в конце 70-х и в начале 80-х годов, художественных фильмов, таких как «Семнадцать мгновений весны», «Освобождение», «Блокада» и других, в которых фигура Сталина выглядела совсем не такой уж и мрачной, как мне представлялось это раньше,… даже наоборот: положительной и глубоко мыслящей -  стал испытывать некоторое недоумение происходящим. Словно и не было исторического двадцатого съезда КПСС, разоблачившего культ личности Сталина, Советскому народу вновь стала навязываться мысль о том, что Хрущев, разоблачивший его культ личности  – это иуда, а Сталин – это мудрый руководитель Советского государства, и без него не возможна была бы победа Советского народа в Великой Отечественной войне.

   Я попытался полковнику сказать, что Сталин уничтожил миллионы ни в чем не повинных граждан своей страны, что он уничтожил почти весь высший командный состав Красной армии, и это трагически отразилось на начальном этапе Великой Отечественной войны. А полковник, не в силах сдерживать себя, кричал, что это все «чушь собачья», что это буржуазная пропаганда, и что я, как офицер Пограничных войск КГБ СССР,  даже не имею права вслух произносить все то, о чем я тогда пытался ему говорить. Его трясло, он в бешенстве метался по палате, кричал, что я провокатор и возмущенно удивлялся при этом, почему меня с такими враждебными для социалистического государства взглядами до сих пор еще не вышвырнули из Пограничных войск, и почему я еще не сижу там, где врагам Советской власти и положено сидеть.

    Для меня – офицера, с почтением относившемуся к старшим по возрасту и тем более – к полковнику по званию, это было так неожиданно, странно и непонятно, что я даже не знал, как мне себя дальше вести. Некоторое время я, придавленный тяжкими обвинениями в свой адрес, растерянно стоял молча, затем, сумев вклиниться в поток тех оскорблений, что несся в мой адрес, я спросил его:

   - Товарищ полковник, а как же маршал Рокоссовский, генеральный конструктор наших ракет - Королев, генеральный конструктор знаменитых советских самолетов - Туполев,… Вы что, не знаете о том, что они не просто сидели, а над ними еще и жестоко издевались?..

   - Раз сидели, - со злостью в голосе ответил мне полковник, - значит, было за что,… Советская власть без причин ни кого  не сажала и нечего тебе Сталина помоями обливать.

   - Но ведь им же вменялся в вину шпионаж,… - недоуменно возразил я полковнику, - как же потом им – немецким шпионам, Советская власть смогла доверить  руководство фронтом, создание секретных ракет стратегического назначения и боевых самолетов?..