— Эта пробоина — единственный путь, по которому можно добраться до стратегического отсека, не угодив в поле зрения сканнеров и обслуживающих машин. Я покажу вам, как управлять конвейером. Большую часть пути мы проделаем на нем.

Конвейер представлял собой широкую полосу, протянувшуюся вдоль гигантской раны берсеркера, в которой его мощное силовое поле перемещало большие грузовые контейнеры. Хемпхилл и Мария очутились в зоне действия силового поля. Если раньше, в вакууме, они просто плыли, сохраняя способность управлять движением собственного тела, то теперь их охватило такое чувство, словно они падают в бездну. Они летели вперед, едва успевая уклониться от встречавшихся на пути обломков, которые подобно кровеносным частицам в венах берсеркера, проносились, почти мгновенно исчезая в полной темноте, своим мерцанием подчеркивая, сколь велика их скорость.

Хемпхилл летел рядом с Марией, держа ее за руку.

Конвейер представлялся им необычным, неистовым миром, в котором воедино сплелись сказания о невиданных чудовищах, о невероятных полетах и падениях. Падая, Хемпхилл словно вырывался из сковавшего его страха и переходил в новое, доселе неизвестное ему качество. «Я добьюсь своего, — говорил он себе, — здесь эта гадина совершенно слепа и беспомощна. Я разделаюсь с ней, а если смогу, то и сам останусь в живых».

Доброжизнь вывел их к выходу из все замедляющегося конвейера, и все трое принялись дрейфовать в направлении камеры, расположенной внутри внутренней бронированной палубы, у самого края гигантской раны берсеркера. На поверхности, совсем рядом с сердцем берсеркера, виднелась широкая расщелина: здесь исчерпала себя последняя энергия вражеского взрыва.

Доброжизнь прикоснулся своим шлемом к шлему Хемпхилла и произнес:

— Противоположный конец этой трещины виден изнутри, из стратегического отсека. Это всего в нескольких ярдах отсюда.

Хемпхилл на секунду остановился, размышляя над тем, стоит ли послать Доброжизнь первым в тот узкий, извивающийся проход, через который им предстояло пройти. Какой смысл? — тут же решил он. Если все это было невероятно запутанной ловушкой, то кто может знать, что приведет ее в действие?

Он коснулся своим шлемом шлема Марии.

— Встань позади него. Следуй за ним, пока мы будем двигаться по проходу, и не спускай с него глаз.

Хемпхилл снова вышел вперед и начал спуск.

Первую половину пути трещина сужалась, однако затем опять стала шире. Хемпхилл с трудом протискивался все дальше.

Наконец он добрался до другой полой сферы. Свод ее показался ему величественным, он словно очутился вдруг в храме. В центре комнаты помещалось замысловатое сооружение размером с небольшой домик, покоящееся на паутине из расходящихся во все стороны балок. Это и был стратегический отсек. От него исходило свечение, наполняющее пещеру ровным лунным светом. Здесь и находились переключатели силовых полей берсеркера. Это они, чутко реагируя на случайные проявления того беспорядочного распада атомов, что происходил внутри, непостижимым образом определяли, какой из космических путей или какую колонию землян атаковать в следующий раз.

Хемпхилл в предвкушении торжества задуманной им мести медленно поплыл к стратегическому отсеку. Пульс его учащенно бился. Осторожно придерживая бомбу, он на ходу принялся разматывать обернутый вокруг руки шнур. Привязав один конец к затвору, он еще раз осмотрел домик.

«Умирать я не собираюсь, — подумал он, — так хочется увидеть, как сдохнет эта гадина. Привяжу-ка я бомбу к центральному блоку, тут как раз есть очень удобная плита».

Аккуратно закрепив бомбу, Хемпхилл отплыл от домика на всю длину шнура, спрятался за металлическим выступом в углу камеры и потянул за шнур.

Доброжизнь, надежно укрывшись в другом углу, наблюдал за действиями Хемпхилла, обрадованный тем, что его предположение оправдалось и они действительно смогли пробраться в отсек по узкому проходу. Обратно им придется идти уже другим путем. Сейчас машина схватит этих людей, и тогда все они спокойно отправятся наверх в удобном наполненном воздухом лифте, которым сам Доброжизнь пользовался всякий раз, спускаясь в отсек. Машина часто привозила его сюда, чтобы он мог попрактиковаться в проведении необходимых профилактических работ.

Хемпхилл кончил разматывать шнур и помахал им. Доброжизнь и Мария смотрели на него, крепко ухватившись за металлическую балку. Хемпхилл дернул шнур. Как и следовало ожидать, ничего не произошло. Машина же говорила, что бомба обезврежена, а в таких делах она никогда не ошибается.

Мария с силой оттолкнулась и поплыла в направлении Хемпхилла, который в отчаянии продолжал дергать шнур. Доброжизнь нетерпеливо вздохнул и тоже сдвинулся с места. В отсеке было довольно холодно, и он, несмотря на толстый костюм, уже начал чувствовать, как замерзают пальцы рук и ног.

Хемпхилл наконец вышел из охватившего его оцепенения и направился назад к отсеку. В этот момент появилось сразу несколько роботов из свиты берсеркера. Все это время они, равнодушно посматривая вокруг, прятались в своих замаскированных укрытиях. Хемпхилл не успел даже вытащить пистолет — металлические лапы безжалостно схватили его.

Доброжизнь с интересом наблюдал, ожидая, что будет дальше. Тело Хемпхилла, скованное тяжелым костюмом и непреклонными лапами машин, в исступлении напряглось. «Что заставляет зложизнь бороться против стали и огненной мощи?» — мысленно спрашивал он себя.

Роботы без видимых усилий понесли Хемпхилла к лифту. Мария, неотрывно глядя на Доброжизнь, поплыла вслед за ним. Юноша чувствовал себя неловко. Ему хотелось броситься за ней и еще хоть один разок прикоснуться к ее руке. Он уже дорывался осуществить свое желание, как вдруг прежний страх охватил его. Один из роботов, уже дойдя до лифта, вернулся и, подхватив Марию, понес ее, догоняя остальных. Доброжизнь окончательно растерялся; Мария продолжала пристально смотреть на него. Не выдержав ее взгляда, юноша отвернулся. Ему казалось, что машина подвергла его самому суровому из всех наказаний.

В стратегическом отсеке воцарилась привычная холодная тишина. Тусклый мерцающий свет освещал все вокруг: в центре — скопление хаотических атомов в причудливом обрамлении маленького домика, и повсюду реле, двигатели и датчики. Каким образом могущественная машина разговаривала с ним? Откуда исходил ее голос? Ниоткуда и отовсюду одновременно. Оставят ли его в покое те новые чувства, которые вызвала в нем зложизнь? Он хотел понять себя, но не знал, с чего начать.

Сознавая свое бессилие, юноша опустил глаза. В нескольких ярдах от себя среди металлических балок он заметил какой-то круглый предмет. Тусклый свет не позволял разглядеть его получше, и все же Доброжизнь почувствовал, что предмет несет в себе некую неуместность. Он явно не принадлежал машине, а каким-то образом попал сюда. Подойдя ближе, юноша с удивлением понял, что перед ним шлем, похожий на те, что надевают космонавты.

Доброжизнь принялся вглядываться в полумрак, окружающий этот странный, столь неуместный в стратегическом отсеке шлем. Вскоре он смог разглядеть смутные очертания человеческого тела, застрявшего между жестких металлических балок. Какая неведомая сила могла занести его сюда?

Он пробрался к телу и перевернул его лицом к себе. Одеревеневший на холоде костюм скрипел, словно сухой картон. Через стеклянное окошко шлема на юношу смотрели мертвые невидящие глаза. Это был мужчина. Лицо его украшала аккуратная короткая бородка.

«А… а, да…» — протянул Доброжизнь, вздохнув. Он не сомневался, что видел это лицо уже не одну тысячу раз.

Это был его отец. Как он очутился здесь? Сбоку к его тяжелому костюму ремнем был привязан какой-то предмет. Неужели отец зачем-то шел к стратегическому отсеку, когда вдруг в самый последний момент отказал костюм и воздух перестал поступать в легкие?

Очевидно, отец, как и они сегодня, попал сюда через узкую трещину в ране берсеркера. Иначе юноша наверняка заметил бы тело во время предыдущих своих посещений. Сомнений быть не могло: отец пришел сюда с бомбой, чтобы взорвать сердце машины. Только случайность помешала ему добиться своей цели. Он упал и остался здесь навсегда.