Лерос приготовился напомнить давно уже известное слушателям сказание о посулах, отправленных участникам стандартный год назад самим Леросом и его помощниками.

Торун, боевой вождь всех богов (так говорилось в послании), был доволен тем воинственным духом, который люди проявили в последних войнах, расширивших власть Горы Богов почти на весь обитаемый мир. И Бог дарует людям шанс — в бою завоевать право сидеть по правую руку от него. Этим правом наделяются шестьдесят четыре лучших бойца. Управители шестидесяти четырех указанных районов должны были послать своего самого могучего воина — детали процесса отбора не указывались точно, процедура отдавалась на личное усмотрение вождям. Все участники, кроме одного, должны были в Турнире погибнуть. А победителю будет дарован сан полубога, и он займет место по правую руку от Торуна. (Где-то в провинции какой-нибудь въедливый любитель логики непременно спросит принесшего весть священника: «А как же Мьолнир? Ему придется спуститься на ступеньку ниже?» — «Ничего подобного, племянничек. Нет сомнений, что они оба займут почетное место вблизи Торуна, разделив его поровну, и будут в поединке решать, чья сегодня очередь на том месте сидеть».)

По всем имевшимся сведениям, те, кто обитал в залах Торуна на вершине Горы, очень любили сражаться. Великий Бог, различные полубожества, великие герои, павшие в войнах, заново убивали друг друга, каждый день, ради удовольствия, и каждый вечер раны их чудесным образом исцелялись, и как раз вовремя, чтобы насладиться идеальным пиршеством, мясом и вином за столом Торуна, деля беседы с богами, снабдившими их к тому же бесконечным запасом красавиц, для их удовольствия сделанных вечно девственными. (Где-то в деревенской глуши задающий вопросы расслабится со вздохом — простому воину тут уже не поспорить. И даже если он не такой уж простак, то тут он увидит, что в игре слов ему священника не победить.)

Ясным праздничным утром Лерос еще раз напоминал слушавшим то, что они уже хорошо знали.

— Те, кто падет в первом круге сражений, первыми сядут за пир в залах Торуна — но навечно вокруг самой нижней части стола. Следующие шестнадцать, павшие во втором круге сражений, займут более высокие места. И каждый будет иметь при себе четыре прекрасных девы, красотой превосходящих все, что мы знаем в этом мире. Две девы будут белы, как кость, две — черны, как эбен. — После четвертого круга останется в живых только четыре воина, сильнейших из сильных. Те четверо, что умрут в четвертом круге, получат латы и щиты, блестящие, как серебро, но более прочные, чем лучшая сталь, и с ними — кубки для вина, и у каждого будет восемь девственниц еще более потрясающей красоты, вечно прислуживающих этим воинам. Они будут сидеть совсем неподалеку от Торуна.

В пятом круге дуэлей падут еще двое, и эти двое будут сидеть в высоких креслах из дуба и золота, на еще более почетных местах за столом, им будут дарованы золотые кубки, щиты, латы и мечи, и каждого будут ублажать Шестнадцать дев неописуемой красоты, и все, что они захотят, будет исполняться в более полной мере, чем для сидящих ниже по столу. И в тот день лишь двое из вас останутся в живых за пределами зала, где сидят и пируют боги.

Единоборство шестого круга сражений будет самым последним и самым великим. И тот, кто проиграет, будет награжден свыше всего, что было до сих пор упомянуто. И тогда Турнир кончится, и победитель его, во плоти, войдет во дворец Торуна и навечно место его будет по правую руку от Торуна. И с этого высокого места он сможет превзойти во всех удовольствиях и почестях шестьдесят трех остальных бойцов Турнира на столько же, на сколько те будут стоять над обыкновенными смертными людишками, ползающими у подножия Горы.

Лерос заключил речь вздохом. Он верил в эти обещания и они вызывали у него приступ зависти и некоторой опаски каждый раз, когда он об этом думал.

Тем временем один из воинов, громадный и чернокожий, подался вперед, словно давно хотел задать вопрос. Закончив говорить, Лерос обратил внимание на этого человека.

— Господин Лерос, скажи мне вот что…

— Не обращайся ко мне, как к господину. С этого дня ты выше меня по положению.

— Очень хорошо. Друг Лерос, тогда скажи мне: когда человек победит в этом Турнире, получит ли он все права и возможности, которые, как известно, имеют боги? Я имею в виду не только военные искусства, но и умение лечить раны и прочие более мягкие свойства.

Леросу пришлось немного подумать, прежде, чем он ответил. Вопрос был не из обычных, ожидаемых, типа: «Не переполнится ли зал Торуна в результате всех этих поединков?» или: «Какое священное мясо предпочитает сегодня верховный Бог?»

Наконец он сказал:

— Добросердечная богиня искусств исцеления наверняка выслушает просьбу всякого, имевшего честь оказаться в залах Торуна, — Лерос слегка пожал плечами, вздохнул. — Боги больше слушают друг друга, чем людей. И делают они обычно то, что им нравится, — если только не связали себя первоначально обещанием, — так, как это сделал Торун в отношении нашего Турнира.

Воин торжественно кивнул.

— Ничего большего мы и не ждали, — сказал он и занял прежнее свое место в кругу бойцов.

Теперь над ареной повисла тишина. Где-то стучал топорик раба, готовившего топливо для погребального костра.

— Тогда идите, вы все, и подготовьтесь в последний раз — скоро начнется первая схватка.

Как только воины разошлись, подчиненный Лероса отвел главного священника в сторону и, когда они оказались одни, показал Леросу небольшой свиток пергамента.

— Господин, этот пергамент обнаружили на дереве, неподалеку отсюда. Пока у нас нет никаких улик, чтобы определить того, кто прибил его к стволу.

Буквы на пергаменте были сделаны, судя по всему, обыкновенным тупым карандашом, а может, обугленной лучиной. В послании говорилось:

«Боги и смертные, делайте ваши ставки. Кто из 64 окажется самым великим бойцом? Нет сомнений, что такой найдется. Но не позавидует ли он тогда тем, кого убил в схватках, и не проклянет ли Гору Богов и ее лживых прислужников? И пока у вас еще есть деньги, поставьте их вот на что: „Достойны ли правители Горы править и нашим миром? Союз Братьев“».

Лерос, поджав губы, кивком указал на подпись.

— Вы уже послали сообщение об этом наверх?

— Конечно, господин.

— Пока мы ничего больше не можем сделать. Нужно, чтобы армия усилила патрули в нашем районе.

— Но эту листовку, конечно, мог вывесить и кто-то, известный в районе Турнира. Возможно, один из рабов. Или даже один из участников Турнира, выдававший себя не за того, кем на самом деле являлся.

— Нужно быть настороже, конечно. Ничто не должно помешать Турниру. Если уважение к нему будет подорвано, то это сильно сыграет на руку Союзу Братьев.

Союз Братьев был подпольной организацией, противостоящей Горе, и, очевидно, объединял большинство врагов Горы, относительно обезвреженных и рассеянных по окраинам обитаемого мира. Возможно, что ядром этого Союза являлась какая-то весьма опасная, сплоченная организация. Предполагать следовало самое худшее, и потому необходимо было держать людей и солдат в сознании близкой опасности.

Подчиненный кивнул в знак согласия и покинул своего господина. Лерос ненадолго задумался: не мог ли агент, вывесивший листовку, укрываться среди священников? Едва ли это возможно. Но стопроцентной уверенности не могло быть, естественно.

Тем временем подошла пора начинать Турнир.

Пока что не было никаких вестей с Горы о том, что Высший Священник Андреас или кто-то из членов Внутреннего Круга собирается присутствовать при схватках. На нижнем витке долгой дороги, ведущей с Горы, показался караван вьючных животных. Когда караван приблизился, Лерос успокоился: рядом с животными, везущими тюки, не было видно людей высокого звания — это был обычный караван, возвращавшийся порожняком с вершины.

Значит начинаем, решил Лерос. Повернувшись к ожидающему сигнала герольду, он приказал трубить в боевой рог, собирая всех участников Турнира вместе, — в последний раз в мире живых людей. Когда все собрались, Лерос вытащил из кармана своей белоснежной сутаны еще один сверток пергамента, где священник-писарь каллиграфическим почерком вывел имена участников — в алфавитном порядке, как того требовала традиция.[7]