Очень маловероятно, мягко говоря, что ему удастся выиграть Турнир на Хантере, сколько бы он не учился и не тренировался. Он не спешил умирать, и знал, что приближение смерти его испугает, как это уже бывало в прошлом. Но стоило бы рискнуть, стоило бы… Ради того безвременного отрезка жизни, который он должен пережить перед самым концом. Ради полнейшего момента существования, когда монета с двумя сторонами — Жизнью и Смертью — завертится перед алтарем бога Случая. Эти монеты стоили для него куда больше скучных годов, составлявших большую часть того, что люди называли цивилизацией.

Теперь Рудольф уже не пытался сбросить своего убийцу и даже перестал скрежетать зубами и стонать. Лицо его стало сине-багровым и жутким. Теперь слышалось лишь трудолюбивое сопение Томаса Цепкого, которое вскоре успокоилось — Томас почувствовал, что жизнь покинула тело, на котором он лежал. Он отпустил голову Рудольфа и встал, очень ловкий в движениях для такого крупного человека, каким был он.

Шенберг взглянул на Селесту, та рассматривала ногти. Совсем не потрясенная тем, что перед ней произошло, лишь чуть, с некоторым отвращением, сжавшая капризно губки. Когда он посмотрел на нее, вопросительно улыбнулась. Он отвернулся, глядя на Атену. Та наблюдала, как готовятся к схватке следующие двое. Она углубилась в собственные мысли. Шенберг и остальной внешний мир были позабыты.

Со стороны стоянки корабля легкой походкой приблизился де ла Торре, остановился рядом с Шенбергом.

— Как прошла последняя? — спросил он, вытягивая шею, глядя на тела побежденных, которые рабы стаскивали в одно место.

— Все было превосходно, оба хорошо дрались.

— Ванн Номадский — Вулл Нарваез.

Это была последняя схватка дня. Атена повернулась к Шенбергу — но глаза ее были обращены в другую сторону, — и прошептала:

— Что это у него на поясе? Три или четыре пары, нанизанные на шнур.

— Похоже человеческие уши.

Де ла Торре хмыкнул. Шенберг, удивленный, нахмурившись, бросил на него быстрый взгляд.

Ванн Номадский помахивал мечом с видом неуклюжего новичка, но едва ли этот обман был рассчитан на реальное заблуждение противника. Комичность ситуации возросла после того, как Вулл Нарваез тоже избрал тактику невинной внешности. Он двигался с видом совершенно безобидного крестьянина, явно хорошо отработанным и проверенным. Вооружен он был вилами, которыми сейчас осторожно помахивал в сторону противника. Одежда у него была грубая, губы искривились в тупой улыбке. И выглядел он не бойцом, а неуклюжим грязным фермером, который старается распалить себя перед непривычной жестокой схваткой. Воины, пережившие уже сегодняшние схватки, расслабились, отдыхали, в хорошем настроении, наслаждаясь шарадой-спектаклем. Они свистели, улюлюкали, выкрикивали оскорбительные советы. Ларос раздраженно взглянул на них, но, к удивлению Шенберга, ничего не сказал. Шенберга озарило — участники Турнира стояли даже ближе к богам, чем Лерос, хотя тот и был высокопоставленным священником.

Ванн несколько раз пытался разрубить древко вил, которое не было металлом, но Вулл умел так поворачивать вилы, что удар меча становился минимальным, а древко вил было крайне крепким и пружинистым. Когда тактика Ванна, после нескольких попыток не удалась, он решил испытать что-нибудь новое. Действовал он так стремительно и неожиданно, что с первой попытки ему удалось поймать вилы в том месте, где начинались зубья. Дернув изумленного Вулла, он вывел противника из равновесия, в то же время нанеся сильный низкий удар мечом.

Ванн отрезал Нарваезу уши, пока тот был еще жив, хриплым рыком отогнав раба с кувалдой и получив таким образом неповрежденный трофей.

Атена, заморгав, пришла в себя, снова возвращаясь к окружающей действительности. Она посмотрела на Шенберга и увидела, что тот отвернулся, собираясь заговорить с Высшим Священником Андреасом, который только что показался на дороге, спускавшейся с горы. Его сопровождал небольшой отряд солдат.

Де ла Торре, подойдя ближе к Атене, тихо ее спросил:

— Ты успела снять последнюю часть?

— Что? — она не поняла и повернулась к де ла Торре с вопросительным видом.

— Я говорю об ушах — ты засняла на кристалл, как он отрезал уши? Я тоже сделал несколько снимков.

Вопрос исчез с лица Атены, оно потемнело. Она вспомнила — кристалл, на который она собиралась делать сегодня антропологические записи, неиспользованный, висел на поясе.

Андреас, поприветствовав выживших воинов-победителей короткой речью и поздравив их, быстро подошел к Шенбергу и спросил:

— Довольны ли вы этим зрелищем?

— Мы, те, кто сейчас здесь, очень довольны. Я должен извиниться за Суоми. Наш товарищ внезапно заболел, как вы уже, наверно, слышали. Не думаю, что он снова придет.

Губы Андреаса дрогнули, словно он собирался усмехнуться, но он не улыбнулся и ничего не сказал. Казалось, он собирался показать, что такое поведение со стороны мужчины ниже всякого презрения или даже осуждения. Потом он спросил:

— Присоединитесь ли вы ко мне на время пира в Храме Торуна? Все, кто сейчас здесь. Мы можем немедленно отправиться наверх, в город, если вам удобно.

Шенберг колебался лишь несколько секунд.

— Я не захватил с собой подарка для Торуна.

Андреас улыбнулся. Как там говорилось в наивной старой поговорке? Если на лице у священника улыбка, значит, он лжет. Высший Священник сказал с улыбкой:

— Я уверен, что вы преподнесете отличный подарок. Но к чему спешить? Это можно сделать и позже.

— Очень хорошо. — Шенберг взглянул на стоявших рядом товарищей, которые теперь выжидающе на него смотрели. Кажется, они не возражали против того, чтобы стать гостями Торуна.

— Но сначала я должен сказать пару слов тем, кто остался на корабле.

— Конечно. — Андреас, благородный варвар, вежливо отвернулся.

— Шенберг снял с пояса коммуникатор.

Отсюда, глядя в сторону корабля, он с трудом различил голову Суоми. Да, кажется, это он сидит на посту перед кораблем, у конца тропы подъема.

Из корабля ответила Барбара.

— Слушаю. — Голос у нее был неуверенный.

— Слушай, Барб, нас тут пригласили посетить Храм в городе. Готовится пир. Не знаю, когда мы точно вернемся на корабль. Напомни Суоми, чтобы он шел в корабль, когда стемнеет, и хорошо закрыл люк. Вызывайте меня, если возникнут проблемы. Я вам сообщу, перед тем, как мы двинемся обратно. Хорошо?

Небольшая пауза, потом Барбара сказала:

— Хорошо.

— Все в порядке?

— Да. В порядке, Оскар.

Одна мысль о Турнире должна была ее расстроить, подумал Шенберг. Наверное, она успокаивала Суоми, держала его за руку, пока он пересказывал все ужасы, свидетелем которых ему пришлось стать. Что ж, в следующий раз он подберет себе попутчиков получше, и будет более тщателен. Из этой компании все, как оказалось, обманули его ожидания. Правда, в следующий раз он может прилететь и один, рискуя не вернуться обратно. Удастся ли ему на Земле в самом деле научиться обращению с мечом, копьем, топором? И какое оружие окажется для него самым подходящим? Сегодня, если все будет хорошо, он может прощупать почву, поделиться своими планами с Андреасом.

Андреас и Шенберг пошли впереди, остальные инопланетники и солдаты эскорта — на некоторой дистанции. Они начали подниматься по гладко выложенной камнем дороге, ведущей к городу.

— До вершины всего несколько километров, — сообщил им Андреас. — Если не спешить, то всего час ходьбы. Земной час примерно равен по длине нашему, не так ли?

Пройдя всего около полукилометра вдоль зигзага дороги, они оказались в месте, где, как указал Андреас, велась подготовка к завтрашнему кругу Турнира. Склон здесь был круче, горизонтального пространства было меньше, одна сторона арены практически выходила на край обрыва. Еще один километр и новая петля дороги прошла между двумя каменными башнями-близнецами, с которых часовые приветствовали салютом копий почтенный отряд Высшего Священника и его уважаемых гостей. Андреас расслабленным жестом ответил на приветствие.