— Ты ничего не понял! — Суоми едва не схватил его за рваный балахон. — Ну как мне рассказать, что такое берсеркер? — Он, чувствуя себя беспомощным, снова облокотился о ствол дерева. Возбуждение покинуло его. Как все это рассказать человеку, никогда не видевшему даже видеофильма о берсеркерах? О столетиях массового уничтожения жизни в Галактике? О документальных свидетельствах этих ужасов? О планетах, полностью стерилизованных, об уничтоженных солнечных системах? Десятки тысяч людей исчезли в экспериментах берсеркеров, направленных на открытие загадки: что делает эти странные пузыри мягкой протоплазмы такими противниками главному положению программирования берсеркеров: жизнь — это болезнь, недуг материи, и она должна быть уничтожена, выжжена. Все это происходило и здесь, а сейчас происходит где-то в тысяче световых лет, на внешних границах человеческого королевства в Галактике.

Суоми тихо сказал:

— Если это правда, что берсеркер захватил наш корабль, — то использовать его он может единственным образом — для полной стерилизации этой планеты от всякой жизни.

— Но ты сказал, что такого оружия на корабле нет!

— Да, в обычном смысле. Но у корабля есть система двигателей, которая нас сюда доставила со звезд. — Суоми немного помолчал, обдумывая. — Если корабль будет погребен под этой вот горой… а потом приведут в действие полную тягу… то Гора поднимется на воздух, и будут убиты все, кто окажется на ней и рядом. Для планов берсеркера слишком скромно. Он явно будет стараться найти что-нибудь посерьезней. Готов спорить, что если каким-то хитрым образом перестроить двигатели, то их можно использовать для уничтожения всей жизни на планете. Например, заразив радиацией атмосферу. Эффект окажется не мгновенным, конечно. Но сюда может еще пятнадцать лет не заглянуть ни один корабль из внешнего мира. И никакого способа для вас вызвать помощь, даже если люди поймут, что происходит. — Наконец он заметил признаки волнения в сером незнакомце. Тот осторожно привстал, посмотрел вокруг, снова сел на корточки. Пальцы его сжали рукоятку свинцовой биты, словно он собирался извлечь ее и сражаться. Но с кем?

— Клянусь всеми богами! — пробормотал он. — Эта штука может сработать, в самом деле. Если все это правда! Тогда мы можем обратить их оружие против них самих!

— Каким образом?

— Если жрецы Горы Богов задумали с помощью берсеркера отравить воздух на планете, мы можем направить против них народ! Если мы убедим людей, что миром их на самом деле правит берсеркер, то это будет концом Горы!

— Я думаю, что все это правда. Но чтобы известие об этом разнеслось по всей планете, понадобится слишком много времени.

Человек со свинцовой битой взглянул в сторону невидимой за экраном листвы вершины с ее белой цитаделью.

— Не думаю, что придется так далеко ходить. Так, как бы всю историю изложить убедительно? Значит, пятьсот лет тому назад флот берсеркеров был здесь. Полубог Карлсен изгнал их, разгромил в битве. Кстати… Лерос, священник, по какой-то причине сегодня спрашивал, не упоминал ли кто-нибудь из вас, гостей, имени Карлсена. Теперь, кажется, все совпадает…

Теперь Суоми и в самом деле схватил незнакомца за серый балахон и принялся трясти, к полному изумлению хантерийца.

— Они спрашивали? — рявкнул странный инопланетец. — Конечно, все теперь совпадает!

Следующие полчаса ушли у них на то, чтобы составить План.

Четыре участника Турнира, все еще остававшиеся в живых, очень рано пробудились ото сна. Ночь они провели на мягкой земле, покрытой ползучей травой, в личном парке богов, как назвал это место Томас Цепкий. На рассвете крылатые существа подняли галдеж — каждый защищал свою территорию от вторжения соседа. Фарли Эйкоский, разбуженный этим маленьким Турниром, некоторое время наблюдал за ним, потом же обратил взор туда, где за листвой парка скрывалась вершина. Он вспомнил, где находится.

Сквозь прорехи в листве призрачно белели в рассветном сером свете стены цитадели. Но он понимал, что потом, когда они предстанут в луче полуденного солнца, они станут ослепительно-белыми. Всю жизнь, когда он только мог, Фарли жадно слушал рассказы тех, кто побывал в этом городе. И теперь белый камень этих стен, представший перед ним наяву, вызывал у Фарли робость.

Здесь обитал Торун.

Здесь в самом деле обитал Торун.

С самого пробуждения чувство нереальности не покидало Фарли, быстро усиливаясь. Он до сих пор не мог полностью уверовать в то, что дошел до предпоследнего круга Турнира, оказался на вершине (как будет радоваться его отец, если Фарли в самом деле победит в Турнире!). Это волшебное ощущение не исчезло и во время утреннего ритуала молитвы, и во время жалкого завтрака, состоявшего из холодных лепешек, которые остались со вчерашнего дня. Немой раб, их обслуживавший, жестом показал, что здесь нет под рукой хвороста для костра.

Второй раб куда-то исчез, наверное, отправился искать дрова. Лерос все еще не вернулся. Младший священник, Елгир, в это утро выглядел очень встрепанным и явно испытывал ломоту в суставах после ночи под открытым небом вместе с воинами. Он извинился перед воинами за то, что заранее не была приготовлена арена.

Проконсультировавшись с воинами, Елгир нашел ровный участок, и раб принялся за работу, утрамбовывая подошвами круг, насколько мог хорошо. На это у раба ушло несколько часов. Остальные сидели, молча наблюдая.

Фарли не испытывал особого нетерпения. Но задержка была новым нарушением устоявшегося порядка, и от этого весь день становился еще более нереальным. Наконец ринг был готов. Во всяком случае, Елгир начал бормотать молитвы, и наступил черед первой паре войти в боевой круг.

— Фарли Эйкоский — Джуд Айзексон.

Теперь они оба стояли внутри круга, из которого суждено было выйти только одному. Джуд двинулся вперед, но медленнее обычного. И в этот миг Фарли вдруг озарило: смерть на вершине, в такой близости от обиталища богов, не должна быть просто смертью. Побежденный может и не умереть, словно зарезанное животное. А что, если он спокойно посмотрит на свою смертельную рану, отдаст победителю честь и уйдет прочь, за деревья, где на полпути встретит его Мьолнир или Карлсен, или даже сам Торун?

Ятаган Джуда сверкал в лучах солнца. Джуд разогрелся и начал наседать на Фарли с привычной яростью. Фарли внезапно почувствовал себя как никогда сильным и быстрым. Словно он сделал глоток божественного бессмертия только благодаря тому, что дышал сейчас одним воздухом с богами.

С внешней небрежностью он отбил удар ятагана. Но эта небрежность была лишь внешней. Потом он сам пошел в атаку, выбирая лучший момент для убийственного удара. Вот сейчас длинный меч Фарли прошел слишком высоко. Сейчас — слишком низко. Вот он занял слабую позицию — он почти слышал сердитый окрик отца, ругавшего за небрежность. Но сегодня это была не простая небрежность. Что бы он не избрал своей тактикой, ему суждено победить. Его клинок всегда оказывался в нужном месте, чтобы блокировать удар ятагана. А во время атаки его длинный меч все ближе и ближе наносил удары, жаждя крови Джуда.

Для Фарли конец казался предрешенным, и удивила его только внезапность этого конца. Он стоял, почти разочарованный, что поединок завершился, а Джуд, лежавший перед ним, казалось, пытался что-то ему сказать. Но жизнь слишком быстро покидала Джуда…

Священник Елгир прочистил горло.

— Омир Келсумба — Томас Цепкий.

Сегодня ему уже не требовался свиток пергамента.

Встав у края круга, приготовившись наблюдать за вторым боем, Фарли был поражен осознанием того факта, что сегодня рядом с ним нет уже никаких победителей, с которыми он мог бы наблюдать за боем, время от времени шутить или обмениваться замечанием. Наблюдая за сражающимися в одиночестве, не считая священника, он заметил безмятежное счастье на лице Келсумбы — этот боец явно тоже чувствовал себя избранником богов и везения. Томас Цепкий, казалось, испытывал нечто противоположное. Еще до того, как был нанесен первый удар, выражением лица Томас напоминал раненого воина, который знает уже, что проиграл.