Когда говорят о причинах крушения Советского Союза, прежде всего вспоминают, что экономика была надорвана чудовищной гонкой вооружений в самой нелепой, экстенсивной форме и военно-политическими авантюрами по всему свету — от Эфиопии до Афганистана. А в конечном счете советская система рухнула потому, что в пух и прах проиграла Западу в эффективности, то есть в сфере научно-технического прогресса. В 1917 г., как говорили наши идеологи, в одной отдельно взятой стране победила социалистическая революция. Семь десятилетий спустя в той же самой отдельно взятой стране потерпела сокрушительное поражение революция научно-техническая.

Да ещё исторически сошлось так, что в середине 80-х в СССР иссякло преобладание русского населения. Численность русского и нерусского населения сравнялась, причём число первых продолжало уменьшаться, а второе — расти. Исчез главный фактор, скреплявший империю, а тот единственный фактор, который мог бы его заменить — научно-техническое лидерство имперского народа, — не появился. Для прибалтийских, украинских, грузинских, молдавских националистов, для огромных масс молодого мусульманского населения южных республик метрополия не представлялась ни авторитетом, ни источником благ — высококачественных товаров, передовой медицины и т. д. Поток субсидий и льгот из РСФСР в союзные республики (порядка 50 млрд тогдашних долларов ежегодно) никак не влиял на эти настроения. В метрополии видели только чужеродного паразита, который преследует свои имперские цели в мире и не дает подвластным народам нормально жить.

И тогда была объявлена перестройка.

В 1985 г. ни о какой демократии и гласности, ни о каких рыночных отношениях и правах человека даже речи не было. Новый генсек Горбачёв всего лишь признал опасное, грозившее крахом в ближайшем будущем, отставание СССР от Запада в области научно-технического прогресса и производительности труда. Единственной целью Горбачёва было стимулировать научно-технический прогресс. Не требовалось иметь семь пядей во лбу, чтобы сообразить: дело может сдвинуться только при опоре на интеллигенцию, она теперь основной класс-производитель.

«Дней горбачёвских прекрасное начало» (1985–1986 гг.) вспоминается как время надежд. Мы, инженеры ВПК, были исполнены оптимизма. Казалось, дураков с нашей шеи, хоть постепенно, начнут убирать, и мы наконец-то получим простор для творческой инициативы. Последовательность преобразований нам представлялась очевидной: разогнанное до немыслимых масштабов производство вооружений, истощавшее страну, будет постепенно снижаться до разумных пределов, причём за счёт количества выпускаемой боевой техники будет повышаться качество новых разработок. Одновременно будет осуществляться продуманная конверсия военной промышленности. Между собой мы много говорили о том, какие технические и организационные трудности нам придётся преодолеть. Как мы были наивны!

Правящая номенклатура, вынужденная ради успеха «перестройки» дать чуть больше свободы интеллигенции, боялась её. В системе госбезопасности и партийных органов существовала целая армия надзирателей, ловивших и давивших каждый чересчур вольный вздох. Сюда входила и когорта борцов с «сионизмом», а попросту говоря, профессиональных антисемитов (антисемитизм нашей бюрократии всегда был только одной из форм ненависти к интеллигенции в целом, без различия национального состава). Никакой другой профессии у этих функционеров не было, никаким другим занятием заработать себе на жизнь они были не способны. Раскрепощение интеллигенции, усиление её позиций в обществе означали бы для всей этой братии жизненную катастрофу. Поэтому была принята программа в духе партийной диалектики: давая больше воли интеллигенции, тут же создать для неё пугало. Евреев по возможности выдавить из страны вообще, на прочих — нагнать хорошего страха. Чтобы не слишком заносились и в поисках защиты прижимались к власти.

Задолго до этого, ещё в конце 40-х — начале 50-х, кампанию «по борьбе с космополитизмом», в ходе которой досталось отнюдь не только евреям, великий драматург и великий острослов Евгений Шварц назвал «сероводородной бомбой». В «перестройку» это оружие снова пустили в ход. ГБ и её подручные стали изводить интеллигенцию тем же способом, каким хорек выживает чистоплотного барсука из его норы. Уже в 1986 г. выползла на свет пресловутая «Память» и стала разгораться в журналах и газетах, присвоивших себе звание «патриотических», юдофобскаяя кампания, которой в меру сил противостояли издания либеральные (так называемая «журнальная война»).

Два процесса развивались параллельно: каждый шаг по пути разумных преобразований — гласность, разоблачение преступлений Сталина, разрешение индивидуальной трудовой деятельности и кооперативов, введение системы альтернативных выборов — сопровождался усилением юдофобской истерии вплоть до прямых угроз массовых погромов. В либеральной прессе это явление прозвали «депортация страхом».

Набрать недоумков для комплектования группировок вроде «Памяти» труда не составляло. И с кадрами для «журнальной войны» тоже проблем не возникло. В нашей литературе со времён «борьбы с космополитизмом» сложилась и постоянно пополнялась плеяда тружеников пера, которых Твардовский, Паустовский и Чуковский, судя по дневникам последнего, ещё в 60-е годы в разговорах между собой попросту, без всякой политкор-ректности называли «черносотенцами и подонками». Этой ораве только нужно было дать команду «фас!».

Решение о такой команде, разумеется, было принято на самом верху. Только тот, кто не имеет ни малейшего понятия о советских реалиях, может думать, будто в 1986 г. создание в СССР легально действующих фашистских группировок и развязывание открытой фашистской пропаганды было возможно без высочайшей санкции. Понятно, что в этом случае, как и во многих других, Горбачёв не предвидел последствий. Но перед историей глупостью не оправдаешься. На её суде это отягчающее обстоятельство.

Потери СССР вследствие той «журнальной войны» оказались самыми большими после Великой Отечественной: только за период 1988–1991 гг. свыше 600 тыс. человек. Пусть не убитыми, не пленными, пусть эмигрантами, всё равно: на военном языке — потери безвозвратные. Уезжавшие (бежавшие) в основной массе своей были интеллигентами среднего звена — инженерами, врачами, учителями. Именно с них начался в России процесс ликвидации интеллигенции как класса. Это была трагедия не только дляя выдавленных с родины, но и для государства, учитывая нашу без того катастрофическую нехватку людей. Прекрасно помню, как заведующая хирургическим отделением детской больницы, в которой тогда пришлось делать операцию младшему сыну, с горечью говорила мне о бедственном состоянии своей клиники после отъезда лучших хирургов.