Иван САБИЛО МАЛЬЧИШКА С ТОГО ПЕРЕКРЁСТКА

К 60-летию Анатолия Аврутина

Мы с Анатолием Аврутиным родились в Минске, жили у Товарной станции, в Автодоровском переулке, что возле старого здания железнодорожной больницы. Наши отцы — железнодорожники. У Анатолия — инженер, некогда главный механик вагонного депо. Мой — был мастером производственного обучения железнодорожного училища N 3. Помню, отец говорил: "Мы живём среди рабочей аристократии — железнодорожников". Я думаю, аристократичность жителей нашего района проявлялась прежде всего в святом отношении к труду. Здесь наиболее ценили правду и старались жить по совести.

В нашем минском детстве мы имели возможность делать всё, что пожелает душа. Рядом — вечно живая, натруженная Товарная станция. Здесь же паровозное и вагонное депо, между ними — большой поворотный круг. На него въезжают паровозы, и круг разворачивает их в любом направлении. При своём движении он негромко, но внушительно позванивает — привлекает внимание: знайте, я делаю большую и трудную работу — помогаю людям и паровозам выбрать необходимый путь. (Один из своих поэтических сборников Аврутин так и назовёт "Поворотный круг".)

Когда тебе 14-16 лет, ты не особенно замечаешь тех, кто на восемь лет младше тебя. Но Толик Аврутин был заметен прежде всего какой-то особенной внимательностью при разговоре и почти что недетской сдержанностью.

Однажды, когда я уже проживал в Ленинграде, ко мне приехала моя сестра Валентина. И спросила:

— Ты помнишь Толика Аврутина? Что жил в соседнем доме напротив?

— Да, с мамой за ручку ходил…

— Представь себе, он пишет стихи. Я слышала, как их читали по радио.

Позже, через годы, в своём исповедальном романе "Открытый ринг" я напишу: "Иду по Чыгуначнай. За железнодорожным училищем — огромное здание. За этим зданием — два трехэтажных кирпичных дома. Кажется, в одном из них живёт с родителями Толик Аврутин с нашего переулка. Сестра говорила, что он пишет стихи. Пишет ли?.."

А в прошлом году, летом, ко мне пришел Глеб Горбовский. Я достал книгу лирики Анатолия Аврутина "Золочёная бездна", изданную в нашем питерском издательстве "Дума", и прочитал:

Стирали на Грушевке бабы,
Подолы чуток подоткнув.
Водою осенней, озяблой
Смывали с одежки войну.
………………………………………
От взглядов работу не пряча
И лишь проклиная её,
Стирали обноски ребячьи
Да мелкое что-то своё…
И дружно глазами тоскуя,
Глядели сквозь влажную даль
На ту, что рубаху мужскую
В тугую крутила спираль…

Глеб несколько мгновений смотрел в окно и вдруг сказал: "Ваня, последние четыре строчки написал гений!"

Вот такой отклик мэтра питерской поэзии, одного из крупнейших поэтов современности. И не только его. Сейчас о творчестве Анатолия Аврутина говорят и пишут многие. Только за последнее время в различных минских, петербургских и московских изданиях вышел ряд статей на эту тему. И пишут как об одном из наиболее талантливых русских поэтов, проживающих вне России — может быть, самом талантливом. Да и авторы, пишущие о нём, сами немало сделали в литературе. Как например, известный петербургский поэт, прозаик и публицист Лев Куклин (ныне покойный) и талантливая поэтесса и критик Валентина Ефимовская, поэт, публицист Валентина Поликанина и прозаик Николай Коняев, литературовед, критик Алесь Мартинович и академик Владимир Гниломёдов.

Что же отличает стихи Анатолия Аврутина? Прежде всего, правдописание и отсутствие позы (помните недетскую сдержанность?). Его лучшие стихотворения сродни лермонтовским, где ничего лишнего, случайного, где каждая строка, каждое слово обеспечены мыслью и чувством:

Да было ли?
Стекло звенело тонко;
Я слушал, очарован и влюблён,
Как ты шептала:
"Не хочу ребенка…
Ведь хоть немного, нас разделит он".
Мне тридцать лет.
Морщины огрубели.
Курю. Не спится…
Полуночный час.
Кудрявый мальчик
Плачет в колыбели,
И только он соединяет нас.

Стихи Анатолия Аврутина современны и всегда содержательны. В своём большинстве грустные и даже скорбные, что всегда присуще большой поэзии. Но нет-нет да и осветит их лучик улыбки — мимолётный и совершенно осмысленный:

Нет свидетельства. Нет… Не выдано.
Хоть был мысли полёт высок.
Мир не знает, кто первым выдумал
Звонкогрудое колесо.
Покатилось оно отчаянно
Через бури, через снега
И на обод свой нескончаемый
Все наматывает века,
Все дороги торит с усердием,
И не видно конца пути…
Мне б не славы и не бессмертия —
Колесо бы изобрести!

Поэт всю свою жизнь, с рождения, живёт в Минске. Выпускник истфака Белорусского государственного университета, он пишет по-русски, но мог бы вполне — и по-белорусски. И подтверждением тому — умное, глубокое стихотворение, которое он написал сразу на двух языках:

…Трудно? Трудно! Но я держусь,
Хоть круты и неверны спуски.
Ты прабач мяне, Беларусь,
Але я гавару па-руску.
О себе говорю… Иных
Занимают свои печали.
Я не бачу сваёй вины
У тым, што мову не захавали

В этих столь необычно написанных стихах чувствуется и понимание автором проблемы сохранения "беларускай мовы", и констатация факта, что служить своему Отечеству можно, владея любым словом, не только белорусским. Хотя лично мне было бы понятнее, ближе, если бы поэт написал:

Але бачу й сваю вину

У тым, што мову не захавали…

Так было бы проникновеннее, а значит и поэтичнее…

Как культурный человек, Аврутин, живя в Беларуси, знает белорусский язык. Я в этом убедился и по его стихам, и по переводам, и по интервью, которое он дал одной из радиостанций на чистейшем белорусском языке. А что касается поэтической речи, то не столько поэт, сколько сама речь избирает своего выразителя. И яркий тому пример — Джозеф Конрад: будучи поляком, родившимся на Украине, он в двадцатилетнем возрасте попал в Англию, не зная ни слова по-английски. Однако это не помешало ему стать одним из крупнейших английских писателей.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: