— Неужели у вас нет никаких средств, чтобы поддерживать связь с другими жителями деревни?.. Что, если, например, бить в бидоны из-под керосина?

Женщина не отвечала. Со скоростью камня, брошенного в воду, она снова погрузилась в свое спасительное молчание.

— В чем дело, а?.. Почему молчите? — Он едва не вышел из себя и с трудом поборол желание заорать. — Не понимаю, в чем дело… Если произошла ошибка, будем считать это ошибкой — и все в порядке… Что было, то было, и затевать историю я не собираюсь. Поэтому молчать — худшее, что вы можете сделать… Хорошо. Есть вот такие же точно школьники, но я им всегда говорю: сколько бы вы ни притворялись, что берете вину на себя, в действительности это самое малодушное поведение… Если вы можете оправдать свой поступок, то в чем же дело, говорите сразу!

— Но… — женщина отвела глаза, но голос ее прозвучал неожиданно твердо. — Вы, наверно, и сами уже поняли?

— Поняли? — Он даже не пытался скрыть потрясение.

— Да, я думала, вы уже, наверно, поняли…

— Ничего я не понял! — Мужчина все-таки закричал: — Как я могу понять? Разве можно понять, когда ничего не говорят?

— Но ведь и вправду женщине одной не под силу при такой вот жизни…

— Но какое отношение все это имеет ко мне?

— Да, наверное, я виновата перед вами…

— Что значит «виновата»?.. — От волнения у него заплетался язык. — Выходит, тут был целый заговор?.. В западню положили приманку… Думали, я вскочу в нее, как собака или кошка, стоит только посадить туда женщину…

— Правильно, но ведь скоро начнутся северные ветры и песчаные бури — мы их очень боимся… — Она мельком взглянула на раскрытую настежь дверь. В ее монотонном, тихом голосе чувствовалась тупая убежденность.

— Это не шутка! Даже бессмыслица имеет пределы! Это не что иное, как незаконное задержание… Настоящее преступление… Как будто нельзя было обойтись без насилия: ну, к примеру, взяли бы безработных за поденную плату, их сколько угодно!

— А что хорошего, если там узнают, как у нас здесь…

— А если я, тогда безопасно?.. Чушь!.. Вы просто заблуждаетесь! Как это ни прискорбно, но я не бродяга! Я и налоги плачу, и имею постоянное местожительство… Скоро подадут заявление о розыске, и вам тогда всем здесь достанется! Неужели не понятно? Даже такая простая вещь?.. Интересно, как вы собираетесь оправдываться… Позови-ка виновника… Я ему хороше-е-нечко объясню, какое он затеял дурацкое дело!

Женщина опустила глаза и тихо вздохнула. Плечи ее поникли, но она даже не шевельнулась. Точно несчастный щенок, которому задали непосильную задачу. Но это еще сильнее разъярило мужчину.

— Ну что мешкаешь, решиться никак не можешь?.. Вопрос тут не только во мне. Выходит, ты тоже такая же жертва? Что, не так? Только сейчас сама сказала, что, если узнают о том, какая здесь жизнь, будет плохо… Разве это не доказывает, что ты сама признаешь: так жить нельзя. Перестань делать это всепрощающее лицо — ведь с тобой обращаются как с рабыней! Никто не имел права засадить тебя сюда!.. Ну, быстро зови кого-нибудь! Мы выберемся отсюда!.. Ага, понимаю… Боишься, да?.. Чепуха! Чего тебе бояться?.. Я ведь с тобой!.. У меня есть приятели, которые работают в газете. Мы все это представим как социальную проблему… Ну, что?.. Чего молчишь?.. Говорю же тебе, нечего бояться!..

Немного спустя, как бы в утешение ему, женщина вдруг сказала:

— Я приготовлю обед?..

Исподтишка, лишь краешком глаза наблюдая за тем, как женщина чистит картофель, мужчина мучительно думал, должен ли он принять еду, которую она готовит.

Сейчас как раз такой момент, когда требуются спокойствие и хладнокровие… Намерения женщины ясны, и нужно отбросить всякие колебания, не тешить себя пустыми надеждами, а посмотреть в глаза фактам и выработать реальный план, как выбраться отсюда… Обвинения в незаконных действиях оставим на будущее… А голод лишь убивает волю… мешает собраться с духом. Но, с другой стороны, если он категорически не приемлет нынешнего положения, видимо, ему следует отказаться от пищи. Было бы просто смешно негодовать и есть одновременно. Даже собака, когда ее кормят, поджимает хвост.

Но не будем спешить… Незачем занимать такую резкую оборонительную позицию, пока не известно, как далеко собирается зайти женщина… Не может быть и речи о том, чтобы получить от нее хоть что-нибудь даром, никаких благодеяний… Платить аккуратно за всю еду… И если деньги уплачены, он может не чувствовать себя в долгу, нисколечко… Даже телевизионный комментатор бокса часто говорит, что атака — лучший вид защиты.

Итак, найдя прекрасный предлог, чтобы не отказываться от еды, он вздохнул с облегчением. Внезапно он как будто прозрел, поймал нить мысли, все время ускользавшей от него. Не песок ли его главный враг? А если так, то нечего понапрасну ставить перед собой какие-то неразрешимые задачи, — ну, например, прорваться сквозь стальные засовы или еще что-нибудь в этом роде. Поскольку веревочная лестница убрана, можно сделать деревянную. Поскольку песчаная стена слишком крута, можно ее срыть, чтобы она стала пологой… Если хоть чуть-чуть пошевелить мозгами, все и разрешится… Может быть, это слишком просто, но коль скоро таким способом можно достичь цели, то чем проще, тем лучше. Как видно на примере колумбова яйца — самое правильное решение часто бывает простым до глупости. Если только не бояться трудностей… если только бороться по-настоящему… то еще ничего не потеряно.

Женщина кончила чистить картошку, нарезала ее и, добавив накрошенной вместе с ботвой редьки, опустила в большой железный котел, висевший над очагом. Она аккуратно вынула из полиэтиленового мешочка спички, разожгла огонь, спрятала спички и стянула резинкой мешочек. Потом насыпала рис в дуршлаг и стала поливать его водой. Наверно, чтобы смыть песок. Варево в котле начало булькать, неприятно запахло редькой.

— Воды, правда, осталось немного, но, может быть, вы и лицо помоете?

— Да нет, чем лицо мыть, я лучше попью…

— Ой, простите… Вода для питья в другом месте. — Она достала из-под умывальника большой котелок, завернутый в полиэтилен. — Она не очень холодная, но зато я ее прокипятила, чтобы можно было пить.

— Но если не оставить хоть немного воды в баке, то нечем будет помыть посуду.

— Нет, посуду я протираю песком, и она становится совсем чистой.

С этими словами женщина набрала у окна пригоршню песка, бросила в тарелку, протерла ее и показала мужчине. Он не разобрал как следует, стала тарелка чище или нет, но решил, что, наверно, стала. Во всяком случае, такое использование песка вполне соответствовало давним представлениям мужчины.

Ел он опять под зонтом. Вареные овощи и вяленая рыба… Все было слегка приправлено песком. Они могли бы поесть вместе, если бы зонт был подвешен к потолку, подумал он, но побоялся, что она расценит это как попытку к сближению. Низкосортный чай, крепкий только на вид, был почти безвкусным.

Когда он поел, женщина подсела к умывальнику и, накинув на голову кусок полиэтилена, начала тихонько есть. Сейчас она похожа на какое-то насекомое, подумал он. Неужели она собирается до конца дней вести такую жизнь?.. Для тех, кто наверху, это лишь малюсенький клочок огромной земли, но со дна ямы не видно ничего — только бескрайний песок да небо… Монотонная жизнь, как будто картинка, навсегда застывшая в глазах… И ее ведет женщина, которой даже нечего вспомнить, — она за всю жизнь ни от кого не слышала теплого слова. У нее, наверно, сердце забилось, как у девушки, когда ей в виде особого благодеяния отдали меня, поймав в западню… Как жаль ее…

Ему захотелось сказать что-нибудь женщине, и, чтобы как-то начать разговор, он решил закурить. Действительно, здесь полиэтилен — предмет первой необходимости, без него не обойдешься. Сколько он ни держал зажженную спичку у сигареты, она никак не разгоралась. Он сосал изо всех сил, так, что щеки втягивались между зубами, но, как ни старался, чувствовал только привкус дыма. Да и этот дым, жирно-никотинный, лишь раздражал язык, никак не заменяя курения. Настроение испортилось, разговор не клеился, да ему и самому расхотелось беседовать с женщиной.